Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1 - Людмила Мартьянова

III

Но вот, нежданно я окруженаОраторов толпой красноречивой;Кому гвоздика пышная нужна,Кому корзинка с жгучею крапивой(Невзрачное растенье, но оноОдобрено бессмертной АфродитойИ почему-то ей посвящено),Кому венок из роз, плющом увитый,Иль алый мак, простой цветок полей,Желанный тем, что нам дает забвенье,—Через него в блаженном сновиденьеПокинутым отраду шлет Морфей;Его потом я оценила тоже,Тогда ж – фиалки были мне дороже.

IV

И на груди лиловенький букетЯ спрятала рукою торопливой,Сказав: «В лесу фиалок больше нет!»Ораторов толпе красноречивой.Ах, есть меж ними юноша один,Зеленый лавр чело его венчает,Он говорит – и молкнет шум Афин,И с трепетом народ ему внимает!Никто, как он, на левое плечоТак царственно не может плащ закинутьИль взглядом гордым вкруг себя окинуть,Когда, с врагами споря горячо,Он вступится за честь родного края,И речь его гремит, не умолкая.

V

Но не со мной он грозен и суров,Мне ласк его знакома страсть живая...Я встретилась с соперником богов,Душистые фиалки продавая.И предложила я ему цветы,Пролепетав приветствие простое,Он принял их. – Сбылись мои мечтыВ тот светлый миг, в то утро золотое!..С тех пор всегда лиловенький букетСкрываю я на дне своей корзиныИ жду его у мраморной Афины,Твердя другим: «фиалок больше нет!»,Сама фиалкой сделаться желая,Чтобы ему отдать себя могла я!..

VI

Куда спешишь, волнуяся, народ?Что там за гул, за крики исступленья?Кто там с челом увенчанным идет,Как славный вождь, окончивший сраженье?..То он, то он, его я узнаю!Но кто она, красавица чужая?Зачем ей руку подал он свою,Ее с восторгом счастия встречая?Красив ее обдуманный наряд,Как бабочка весной – она одета...Но кто ж она? – «Гетера из Милета»,Мне из толпы с насмешкой говорят.Гетера? – да! Но как бледны и жалкиПред этой розой скромные фиалки!

VII

Перикл, Перикл! меня не видишь ты?Не подаришь улыбкою привета?О, пусть дождем летят к тебе цветы,К твоим ногам не брошу я букета!Нет, я горда, я не желаю бытьСоперницей с продажною гетерой,Забытая – сумею позабытьСвою любовь с поруганною верой.Косматый фавн давно в меня влюблен,И от меня он жаждет поцелуя;К нему на луг сегодня убегу я,Хоть, правда, он неловок и смешон,Как будто – хром, как будто – кос немного,Зато женой я буду полубога.

VIII

И вот из мести милому врагу,Цветами фавну рожки обвила я,Застав его уснувшим на лугу,И разбудила... Очи протирая,Проснулся фавн; – к смеющимся устам,Как флейту, он прижал тростник прибрежный,И зазвучал по рощам и лугамПевучий звук, ласкающий и нежный.На этот зов откликнулся народКудрявых фавнов, хитрый и задорный,Пришел сатир, покрытый шерстью черной,Сбежалися нагие нимфы вод,И закружился в пляске хороводнойВесь этот мир беспечный и свободный...

IX

И я... я тоже счастлива была!Забыв измены легкую невзгоду,Я виноградом кудри убралаИ к резвому примкнула хороводу.Забыто все: Перикл....любовь... тоска...И торжество Аспазии презренной...Казалось, жизнь светла и широкаПод эти звуки песни вдохновенной!..Любовь, как солнце, тем так хороша,Что красит все для любящего взора,Веселье грусть в душе сменяет скоро,Затем, что к свету просится душа,Что ею лишь мы счастливы и рады...Для жизни жить – таков закон Эллады.

1892

Александр Лукьянов

* * *

Бледного месяца матовый свет...В тихом раздумьи иду я по саду.О, как отраден весенний приветСкорбному сердцу и грустному взгляду!

Много принес испытаний и бедДень схороненный... И вот мне в награду —Месяц... затишье... сирени расцвет...Влажная ночь разливает прохладу.

Царство природы... Как старец седой,Тополь серебряный веткою гибкойПуть заграждает, склонясь над тропой.

Прошлое было печальной ошибкой...Хочется верить, что с этой веснойЖизнь озарится весенней улыбкой!

Ласточка

Ласточка бьется над кровлей моей,Звонко щебечет и манит меняВ даль голубую – к простору полей,К яркому солнцу горячего дня,

К роще зеленой, где в блеске лучей,Точно струя золотого огня,Льется в кругу незабудок ручей,Нежно, как струны гитары, звеня.

Как я любил эту чудную даль!Но мне покоя и там не найти...Вот когда детства беспечного жаль!

Все, что я видел на грустном пути,Мне не забыть, не рассеять печаль...Ласточка, ласточка, дальше лети!

* * *

Забыв тревоги дня, как счастлив я пороюОт города вдали! Безмолвны небеса,Заря вечерняя бледнеет за горою,И падает с ветвей жемчужная роса.

Подходит тихо ночь, все ярче надо мноюДалекая звезда, ночных небес краса,И, в грезы погружен, объятый тишиною,Я чутко слушаю природы голоса...

Иду. Вокруг цветы. В тени густого садаЛетают весело ночные мотыльки...Но вот в мое лицо повеяла прохлада,

Раскинулись поля, донесся плеск реки...О ночь прекрасная! О чудная наградаЗа долгий день труда, волненья и тоски!

* * *

Я далеко от шума городского,Вокруг меня лежит глубокий снег;Но кони быстро мчатся на ночлег,И я боюсь: тоска вернется снова!

Какая ночь... Нет сумрака ночного...Ямщик, сдержи коней летучий бег,—Хотел бы я не видеть целый векУгрюмых стен покинутого крова!

Прочь от него, от шума и людей!Люблю простор и тишину полей,Мерцанье звезд на дальнем небосклоне...

Простив судьбе, не помню грустных дней,Мечты летят за счастием в погоне,Я вижу сон... О, тише, тише, кони!

Памяти сестры

(Ек. Лукьяновой)

Ты все надеялась... С болезнью роковойБыла бессильная, тяжелая борьба.Так осенью цветок глядит в туман с мольбой,Но светлых нет лучей – напрасная мольба!

Недуг тебя душил безжалостной рукой,Хваталась ты за грудь и, как дитя, слаба,Смотрела на меня с мучительной тоской,Твой взгляд мне говорил: «Что делать...знать, судьба!»

Я утешал тебя, заплакать сам готов:«Родная, не грусти... Недалеко весна,Окрепнет грудь твоя от воздуха лесов,

С весенним ясным днем и будешь ты ясна».Бодрее ты была от этих жалких слов,А я со страхом ждал, когда придет весна...

На финском берегу

I

Серое небо и серое море...Волны угрюмо шумят,Чайки, белея на сером просторе,С криком печальным летят.

Старые сосны в тяжелом убореВ мутные волны глядят,Точно какое-то скрытое гореВысказать морю хотят.

Грозно промчалась здесь буря седая,След ее берег хранит:Мертвые сосны, в песке утопая,

Мрачно гниют, и стоитКамнем могильным гранит—Символ печального, серого края!

Две эпохи 

II 

Когда погаснет блеск рассвета золотого,Живительная мысль в бессилии замрет,Дух человеческий тогда мельчает сноваИ гибнет в суете томительных забот.

Тогда животный страх толпу ведет сурово,Отчаянье, порок в ее сердцах растет,И с ужасом глухим, полна бессилья злого,Без цели и пути она во тьме бредет.

Тогда стареет мир, печально измененный,И горечь он несет толпе порабощенной;Нет света на земле, нет силы и чудес...

Жизнь веет холодом застывшего движенья,И смерть стоит в толпе, как страшный призрак тленья,Как неизбежное возмездие небес!

Валерий Брюсов

На полустанке

Гремя, прошел экспресс. У светлых оконМелькнули шарфы, пледы, пижама;Там – резкий блеск пенсне, там – черный локон,Там – нежный женский лик, мечта сама!

Лишь дым – за поездом; в снега увлек онОгни и образы; вкруг – снова тьма...Блестя в морозной мгле, уже далек он,А здесь – безлюдье, холод, ночь – нема.

Лишь тень одна стоит на полустанкеПод фонарем; вперен, должно быть, взглядВо тьму, но грусть – в безжизненной осанке!

Жить? Для чего? – Встречать товарных ряд,Читать роман, где действует Агнесса,Да снова ждать живых огней экспресса!

16 ноября 1917

Наряд весны

За годом год, ряды тысячелетий, —Нет! неисчетных миллионов лет,Май, воскрешая луговины эти,Их убирает в травянистый цвет.

Пытливцы видят на иной планете,Что шар земной в зеленый блеск одет;Быть может, в гимне там поет поэт:«Как жизнь чудесна в изумрудном свете!»

Лишь наш привычный взор, угрюм и туп,Обходит равнодушно зелень купИ свежесть нив под возрожденной новью;

Наряд весны, мы свыклись в мире с ним;И изумруд весенних трав багрим,Во имя призрака, горячей кровью!

1918