Червь - Александр ЛАЗАРЕВИЧ

Смог накрыл улицу внезапно, за один порыв ветра. Декабрьское небо, и без того пасмурное, сделалось совсем черным. Однако выступавший поблизости уличный оратор не прекратил своего выступления. Как и все его слушатели, он надел противогаз, и продолжал кричать сквозь резину.

«Братья и сестры!» — кричал он — «Сегодня всем уже ясно, что правительство Старшего Брата, придя к власти, предало идеалы экологической революции! Они обещали, придя к власти, запретить автомобили. И что же? Они их запретили — для простых братьев и сестер, а сами продолжают раскатывать, оправдывая это вынужденной государственной необходимостью. Когда они боролись за власть, они обещали закрыть все заводы, все фабрики, все электростанции, а теперь они говорят только о создании очистных сооружений и внедрении экологически чистых технологий, потому что они продались воротилам крупной промышленности, и теперь они защищают их от нас, от народа, от народного гнева, рассказывая нам сказочки про всякие там отстойники и безотходные производства, про какие-то там экономические и правовые рычаги давления на предпринимателей. Им что, они себе построили в Кремле экологически чистую грядку, и жрут овощи только с нее. У них, видите ли, должна быть ясная голова для принятия правильных государственных решений. А народ как жрал пестициды и нитраты, так и жрет, и наши сестры продолжают рожать уродов».

Толпа сочувственно загудела сквозь противогазы, и оратор, ободренный, продолжил: «Да, партия 'Зеленых Братьев' во главе со Старшим Братом предали экологическую революцию. Наша партия, партия неолуддитов, предупреждала об этом еще в самом ее начале. Уже тогда 'Зеленые Братья' взяли курс на создание экологически чистых технологий. И только мы одни всегда говорили, что это утопия, что техника не делится на плохую и хорошую, на экологически чистую и нечистую. Вся техника нечиста! Любая машина является даром Сатаны, дьявольским соблазном, попыткой изменить порядок в природе, установленный самим Господом! Вся техническая цивилизация является страшным заблуждением человечества. Все шесть тысяч лет с момента изобретения колеса человечество двигалось в неверном направлении и сейчас подошло к самому краю пропасти! Только решительные шаги могут теперь спасти положение, и наша партия готова к таким решительным шагам! Мы уничтожим любую технику, начиная с автомобилей, и кончая ножницами и отвертками, потому что, чтобы изготовить даже такую невинную на первый взгляд вещь как ножницы, нужно сперва добыть руду и уголь для ее переплавки, изуродовав почву вокруг шахт, а затем выплавить сталь в домне, отравляющей воздух всей планеты! Мы запретим любое упоминание о технике, любой предмет несущий в себе напоминание о технической цивилизации будет уничтожен. Мы добавим к десяти заповедям одинадцатую: не пытайся улучшать творение господне! Мы разрушим города и уйдем в леса, где будем жить сбором ягод и грибов…»

— «Грибов не хватит!» — выкрикнул кто-то из толпы.

— «Вот!» — закричал оратор — «Вот типичный аргумент в пользу сохранения цивилизации! Мол, на Земле теперь живет так много людей, что их может прокормить только техническая цивилизация с ее сельскохозяйственной техникой и химическими удобрениями, и потому возврат человечества в первобытное состояние якобы невозможен. Еще лет десять назад этот аргумент, возможно, выглядел убедительно. Но вот у меня тут последние данные о распространении эпидемии СПИДа — по этому прогнозу, через пять лет население земли должно сократиться приблизительно в четыре раза, а через десять лет более чем в двенадцать раз! Так что оставшимся в живых должно хватить и грибов и ягод. Сейчас уже больше нет рациональных аргументов, оправдывающих дальнейшее существование технической цивилизации. Она сама вырыла себе могилу, и нам осталось лишь подтолкнуть ее… Мы вытравим из исторической памяти людей шесть тысячелетий технической цивилизации, принесшей человечеству одни несчастья, и вернемся к истокам, к единственно правильному пути, к первобытнообщинному строю!»

Оратор распалялся все больше и больше, и по мере того, как возбуждение его росло, у него стали конвульсивно дергаться руки и ноги. «Наверное в детстве какой-нибудь химией отравился», — подумала Алена.

Оратор уже почти визжал: «Нам придется быть беспощадными к тем, кто заражен идеями техницизма! Старший брат либеральничает с совками. Говорит, что их надо перевоспитывать. Как же, перевоспитаешь их! Сколько волка не корми, он все в лес смотрит! Их только амнезин перевоспитает! Это они», — оратор показал пальцем на стоявшую неподалеку Алену, и все противогазы дружно повернулись в ее сторону — «они, совки поганые, атом изобрели, первый спутник запустили, дырок в небе понаделали! Это из-за них теперь в Москве третий год подряд зимой снег не выпадает! Амнезином их всех! Амнезином!» — оратор повалился на землю и начал биться в конвульсиях. Противогазы сочувственно закивали.

Алена хотела было объяснить, как ее учили в советской национальной школе, что дырок в небе не бывает, но тут почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы. Она помнила слова отца: «они никогда не должны видеть твоих слез». Конечно, глаза слезились от смога, но ведь они могут подумать… Алена повернулась и пошла прочь».Конечно, это смог» — говорила она сама себе — «просто смог».

17. Червь-шпион: задание выполнено.

Домой Алена добралась когда уже стемнело — она опоздала к поезду метро. Она слышала его гул внизу, когда спускалась по неподвижному эскалатору — все эскалаторы в метро были навсегда остановлены еще три года назад — но она не могла бежать по неудобным ступенькам в почти полной темноте — вся длиннющая лестница освещалась единственной тусклой лампочкой. Следующего поезда пришлось ждать сорок минут, бродя по почти абсолютно темному перрону — в огромном подземном дворце горели словно звезды, не разгоняя тьмы, всего две лампочки.

Народу было немного — метро стало слишком дорогим удовольствием — и до Алены отчетливо доносились обрывки разговоров. Говорили о каких-то роботах, будто бы заполонивших всю Москву и пожирающих автомобили и кровельное железо, и, что еще более невероятно, о танках, которые правительству пришлось ввести в город, чтобы с этими роботами бороться.

«Эти вечно дикие московские слухи!» — подумала Алена и перестала прислушиваться к разговорам.

Подошел поезд из четырех вагонов: три вагона для верующих московитян и один для советских безбожников. В каждом из трех вагонов горело по одной тусклой лампочке, четвертый вагон был абсолютно темный.

«Зато они поедут в тесноте, а я поеду одна!» — подумала Алена Не многие из советских могли себе позволить такую роскошь как поездка на метро, и вагоны для них часто оставались пустыми. Алена, например, могла ездить не чаще раза в месяц.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});