Проба пера - Иван Сербин

Двери «Икаруса» зашипели, закрылись. Автобус плавно тронулся и начал набирать скорость. Впереди катила «Мазда» Чингиза, позади — «БМВ» Димы. Так и ехали маленькой колонной.

— Вообще-то я не такой уж и молодой, — заметил Степан. Она промолчала, только прикрыла глаза. — И мог бы стать не таким уж и посторонним.

— Правда? — на губах ее мелькнула вежливая улыбка. — Я обдумаю ваше предложение как-нибудь на досуге.

Степан покосился на актриску. Та ядовито улыбалась. Она, конечно, слышала разговор. Степан наклонился к ней, шепнул тихо:

— Еще раз оскалишься, врежу так — мама родная не узнает.

В глазах у актриски загорелся похотливый блеск. «Смотри сюда», — беззвучно, одними губами, произнесла она и стала стаскивать куртку. Затем прикрыла курткой чресла дремлющего Жунова и запустила под нее руку. Глаза ухажера сразу стали размером с чайные блюдца. Он испуганно огляделся. А ее рука уже гуляла под курткой вверх-вниз, сперва медленно и томно, но постепенно ускоряя темп. Жунов задышал тяжело и быстро. Лицо его пошло красными пятнами. Актриска прикрыла глаза. На губах ее висела туманная улыбка.

Степан хмыкнул, отвернулся. Пусть себе. Жалко, что ли. Интересно посмотреть, как ее хахаль обтруханный из автобуса выходить будет.

— Ира, — позвал Степан. — Не надо на досуге. Вы сейчас подумайте. Правда. Я вас еще вчера за столом заметил. Целый вечер искал, на танец пригласить хотел, — легко соврал он. — Только вы пропали куда-то…

Она открыла глаза и… тут же увидела происходящее на соседних сиденьях. Актриска улыбнулась, как бы приглашая принять участие в чувственных играх.

— Это теперь так принято? — спокойно, без тени смущения спросила Ирина.

— Это? — Степан мотнул головой за плечо. — Это у них так принято.

— Занятно, — констатировала Ирина. — Хотя и дешево.

— Не обращайте внимания.

— Постараюсь.

— Так вы не ответили, — напомнил Степан.

— А что я должна была ответить? — она снова закрыла глаза.

— Хоть что-то…

— Я вас помню. Вы сидели между своей мамой и каким-то парнем бандитского вида.

Колыхнулась в груди немая злость. Чтобы хоть как-то ее унять, Степан полез в карман, достал сигарету и принялся катать в пальцах.

— Она мне не мама. А парня зовут Вадим.

— Жених — ваш брат?

— Да. Его зовут Дима.

— Дима, — повторила она. — Симпатичный мальчик. Трогательный. Чистый.

— Да, Дима в нашей семье — белая ворона и любимый сынок, — сигарета уже не могла скрыть его раздражения. — Надежда и опора. Будущее. В отличие от меня.

— Может быть, потому и любимый, что белая ворона? — спросила она и добавила после короткой паузы: — Простите, Степан. У меня действительно плохое настроение.

— Что-нибудь случилось?

Странно, разговаривая с этой женщиной, Степан впервые почувствовал себя спокойным и свободным. Злость и раздражение испарились так же быстро, как и появились. Он словно плавал в рассветном облаке. Купался в струях первого летнего дождя.

Они проговорили час — время пути от пансионата до автовокзала. За этот час Степан узнал об Ирине довольно много. Например, что на свадьбу ее пригласил приятель, служащий одного из крутых. Так уж получилось, что они оказались по разные стороны стола и приятель приревновал Ирину к серолицему, оказавшемуся киносценаристом. А он просто очень хороший рассказчик. С ним интересно поговорить. И о том, что этот самый приятель в первый же перерыв отвел ее в номер, закатил сцену, а потом запер на ключ. А под утро и вовсе уехал домой. Еще он узнал, что она работает оператором в туристическом агентстве «Голубая лагуна». Не бог весть что, конечно, но ей хватает, да и интересно.

С Ириной Степан чувствовал себя удивительно легко. Как будто в груди прорвалась гигантская каменная плотина, стоявшая годами. Он рассказывал о себе охотно и много, а она слушала очень внимательно и время от времени задавала вопросы. Степан без всякого стеснения рассказывал ей о вещах, которые годами таскал в себе, не решаясь раскрыть их даже брату, не говоря уж об отце. Друзей же у него не было.

А она слушала, слушала, слушала…

Когда они выбрались из автобуса у прижавшегося к земле здания автовокзала, Ирина достала из сумочки блокнотик, черкнула в нем номер телефона, протянула Степану:

— Позвони, если захочешь.

— Конечно. Обязательно.

Он расплылся, как мальчишка, сложил листок пополам и бережно сунул в карман рубашки.

* * *

В дверь постучали, негромко, но настойчиво. Вячеслав Аркадьевич открыл глаза. В номере было темно, ночь еще на дворе. Ровно дышала в плечо Светлана. Мало-старший встал, вышел в прихожую, прикрыл за собой дверь спальни. Он не выспался, хотя в прежние времена ему хватало и трех-четырех часов сна, чтобы чувствовать себя вполне свежим. Стук повторился. Вячеслав Аркадьевич открыл дверь. На пороге стоял Вадим. Был он крайне серьезен и встревожен чем-то.

— «Папа», — заговорил тихо, торопливо, — похоже, у нас проблемы.

— Похоже или проблемы? — нахмурился Мало-старший.

— Проблемы, «папа», проблемы. Нарисовался человек от Манилы. Сказал, гнилые базары по городу пошли. Он внизу ждет. Ты подойдешь?

— Сейчас спущусь.

Вячеслав Аркадьевич торопливо оделся. То, что человек от Манилы примчался среди ночи на свадьбу, чтобы перетереть о делах, — было дурным знаком. Утро начиналось плохо.

Мало-старший знал Манилу как человека серьезного и здравомыслящего. Тот держался независимо, но на конфликты старался не нарываться. Бригада у Манилы, при вполне солидных кусках, была не слишком большой. Он предпочитал обходиться без стрельбы, пацанов своих берег, никогда не суетился понапрасну, вопросы решал по справедливости. Вячеслав Аркадьевич Манилу уважал. Да и, по совести говоря, взгляды на жизнь у них были очень схожи.

Одевшись, Мало-старший спустился в холл. Здесь, помимо рядовых охранников, собрались Боксер, Вадим, Чингиз и Курва. Самые близкие. Остальных пока поднимать не стали. Посыльный Манилы — худощавый, аккуратный мальчик в костюме, тонких золотых очках, похожий на комсомольского вожака прежних времен. Рядом с крепкими парнями Мало, одетыми в кожаные куртки и свободные брюки, он смотрелся человеком в стае горилл.

— Вячеслав Аркадьевич, — мальчик спокойно дождался, пока Мало приблизится и протянет руку первым. Не хотел ставить авторитетного человека в неловкое положение. Может быть, тот вообще не любит руки пожимать. — Наша структура и «папа» лично поздравляют вас с большим праздником.

— Спасибо, — кивнул тот. — Ценю. Присаживайся. — Бармен за стойкой оживился. — Что-нибудь выпьешь?

— Спасибо, Вячеслав Аркадьевич, — мальчик улыбнулся тускло. — Вы же знаете, «папа» этого не одобряет.

Теперь Мало окончательно уверился, что перед ним человек Манилы. Манила очень не любил, когда его люди пили. Не запрещал, но не любил. От поклонников Бахуса старался избавляться. «Мы должны быть сильными, — говаривал он. — А пьющий человек — слабый человек».

— Ты кто?

— Лева Кон, — назвался мальчишка.

— Слышал о тебе, Кон.

В чем было явное преимущество Манилы, так это в том, что при небольшом — чуть больше полусотни — количестве бойцов в структуре он каждого знал в лицо и знал все о каждом. Манила мог вдруг поинтересоваться у новенького бойца, как чувствует себя больная сестра, а у другого — здоров ли старик-отец. Он никогда ничего не забывал, не экономил на людях, и те отвечали ему беззаветной, собачьей преданностью. Многие помнили случай, когда на свадьбе одного из своих бойцов он лично выгружал бычка из грузовика. Сделай это кто-нибудь другой — потерял бы лицо. Манила же в глазах пацанов поднялся до уровня небожителя. Авторитетный мужчина, что и говорить. Вячеслав Аркадьевич не сомневался: попади Манила в переделку, его пацаны не просто умрут за своего «папу», они, как терминаторы, будут сражаться до последнего, давить, если останется хотя бы одна рука. Никто из них никогда не предаст Манилу и никогда его не бросит. Вячеслав Аркадьевич подобным подходом похвастать не мог. Он помнил ближних, знал в лицо своих бригадиров, но это и все. А уж о том, чтобы лично что-то там разгружать, и речи быть не могло.

— Какие дела, Кон? — Вячеслав Аркадьевич закурил, всем своим видом выражая спокойствие и уверенность.

— Дела гнилые, Вячеслав Аркадьевич. Вчера вечером собирались авторитетные люди из конкурирующих структур, терли базары до темноты. Это все, что я знаю. «Папа» ждет вас на двадцатом километре. Хочет переговорить.

Вячеслав Аркадьевич понял послание Манилы. Если обсуждались серьезные вопросы, а его не сочли нужным пригласить, значит, разговор, скорее всего, шел о нем. Учитывая же, что произошло это в день свадьбы сына, когда ни Мало-старшего, ни верхушки его структуры попросту не было в городе, резонно предположить: ничего хорошего в ближайшем будущем их бригаду не ждет. Возможно даже, конкурирующие бригады нацелились на войну. Впрочем, Вячеслав Аркадьевич ждал чего-то подобного.