Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние - Вальтер Брюнинг

постоянной борьбе против инертности природы, вещей. Перед ней стоит задача — трансцендировать жесткие, чисто природные закономерности и их парализующий детерминизм.

Однако при этом личность у Мунье понимается не как атомистически замкнутый и изолированный индивидуум, а как живое существо, раскрывающееся в свободной коммуникации навстречу другим людям. Человек должен пониматься исходя из его целостных связей со своей средой. Он открыт не только по отношению к другим личностям, но и по отношению к природе, а прежде всего — по отношению к Абсолютному. Это Абсолютное не есть что-то косное, застывшее и исторически неизменное. Оно, как живое целое, пронизывает все индивидуальное. Такая концепция напоминает иррационалистические учения. О том же говорит и акцент на коммуникацию, что ведет, в тенденции, к разрушению жесткой структуры индивида. Однако, наряду с этим иррационалистическим уклоном, у Мунье можно обнаружить и те моменты, которые уже подготавливают трансцендентально-конституитивное понимание личности. Так, он особо подчеркивает творческую сторону человеческой свободы и ответственность каждого отдельного индивида за формирование своей собственной жизни.

Подлинно христианскую по происхождению идею личности выдвигает на передний план в своей персоналистской философии соотечественник Мунье Морис Недонсель. Но он также понимает личность и явно спиритуалистически. Исходным для него выступает не изолированное «я», а живое единство «мы»; раскол на «я» и «ты» происходит лишь впоследствии. Но и человеческое «мы» невозможно, если нет всеохватывающей действительности абсолютной личности. Предпосылкой подлинного сообщества и подлинной любви между людьми выступает всеохватывающая божественная любовь.

Эта картина человека в философии Недонселя близка к спиритуалистической антропологии Лавеля и Ле Сена, которая пользуется сильным влиянием в сегодняшней Франции. Луи Лавель развивает философию духа, центральной идеей в которой вы ступает идея человеческого бытия как постоянной живой активности. Но, наряду с этим, его философия еще предполагает существование абсолютного царства общезначимых ценностей. Точно так же, как познанию противостоит мир вещей, чувству противостоит бытие ценностей. Конечно, они обретают действительную реальность только тогда, когда их осваивает благодаря своей творческой активности личность. И сама личность тоже отнюдь не выступает как некая фиксированная субстанция. Она целиком и полностью есть акт, действие. Точно также и бытие вообще следует понимать как чистую актуальность.

Однако Лавель не останавливается перед таким потоком иррационального становления. Динамичность личности у него имеет позитивно-конституирующий смысл. Главное значение явно имеет свобода личности, однако она берется не как отрицательная, не как «свобода от чего-то», а как позитивная, как «свобода для чего-то». Она существует не просто сама по себе, она предполагает, что человек сам определяет свое внутреннее призвание, принимает на себя ответственность за свое собственное бытие и за бытие других людей.

Согласно учению Лавеля, свобода есть основа для способности человека формировать самого себя, которая есть одна из главных сущностных сил человека. «Я» не только пассивно противостоит миру, воспринимая его, но и желает воздействовать на него, формируя; оно постоянно пытается сформировать, трансцендируя, ту или иную ситуацию. Такое стремление к трансцендированию и конституированию направлено не только на себя самого и на других людей. Оно получает у Лавеля и всеохватывающий онтологический смысл, ибо направлено на то, чтобы объять все бытие и установить в нем лучший порядок.

Именно такое «со-участие» в формировании вселенной оказывает, в свою очередь, обратное влияние на субъекта, только и делая его подлинной личностью. Но и эти обретенные образ и структура не закрепляются в виде некоей субстанции — напротив, они постоянно подвержены опасности вновь раствориться в водовороте текущих событий. Их приходится обретать, завоевывая, все снова и снова. Таким образом, высшая форма духовной жизни есть реализация единства индивидуальности и универсальности. Во-первых, такое единство прекращает существование отдельных индивидов в изоляции, связывая их глубокой коммуникативной связью. А во-вторых, каждый духовный акт субъекта выступает как момент, сторона, аспект в выполнении некоего общего задания, исходящего от целого. Только исполняя это задание, человек может стать личностью в подлинном смысле.

Таким образом, у Лавеля совершенно четко прослеживаются все три перечисленные нами основные тенденции персоналистской антропологии. Во-первых, наряду с плюрализмом личностей он предполагает существование общезначимого царства ценностей. Во-вторых, налицо распад субстанциональности личности и сильный акцент на то, что все бытие человека заключается в действии, имеет активный характер. В-третьих, за первым и вторым пунктами следует преодоление опасности иррационализма и релятивизма, кроющейся во второй тенденции, благодаря идее трансцендентирующего конституирования.

К Лавелю близок Рене Ле Сен, который вместе с ним является основателем спиритуалистского направления во Франции. Он тоже отстаивает приоритет личностного духа — в противоположность всякому натурализму и детерминизму. Свобода, согласно его учению, есть «первое и последнее слово» о духе; однако он никоим образом не отождествляет ее с произволом, поскольку она и здесь остается связанной с абсолютным, с Абсолютом. Абсолют — носитель общезначимых ценностей, однако он и сам имеет личностную природу. Человек постоянно находится в центре этого существенного конфликта универсального и индивидуального. Его следует трактовать исходя из этой полярной противоположности; всякое предпочтение, оказанное одной из крайностей, немедленно приводит к односторонности. Однако дух охватывает оба полюса, соединяя их в живом единстве. Ведь дух может иметь как человечески-индивидуальный, так и божественно-универсальный смысл. Причастность отдельной личности ко всеобщей жизни духа — прежде всего в ее этических поступках — выступает как творческая сопричастность к делу формирования мирового духа. Предельно общая ценность, живая динамика личности и оформляющее конституирование имеют основное значение и в картине человека, нарисованной Ле Сеном.

Если следовать логике системы, которую мы выстраиваем, теперь на передний план все больше выдвигаются элементы иррационализма и философии жизни, то есть начинает особо выделяться вторая основная тема индивидуалистски-персоналистской антропологии. Индивид отныне включен в непрерывающийся поток жизни. Пожалуй, он еще не растворяется в нем полностью, а сохраняет индивидуальную структурированность, однако опасность крайнего иррационализма становится все явственнее. Принципы объективного порядка утрачивают свое значение.

Так, например, Вильгельм Дильтей пытается трактовать человеческую жизнь, целиком и полностью исходя из нее самой[6]. Он отвергает какие бы то ни было установления, наличие которых предполагается по ту сторону жизни, какие бы то ни было трансцендентные вечные порядки. Любая попытка объяснить человека, исходя из вечных сущностей, ценностей и разумных принципов, обречена на неудачу. Таким же неудовлетворительным является объяснение через причинность и законы детерминизма. Человеческое бытие не может быть сконструировано на основе механических принципов; тем более нельзя понимать как простой набор элементов духовную жизнь. Естественнонаучные методы, предполагающие причинное объяснение, не срабатывают при изучении духовной жизни. Таким образом, Дильтей требует особого метода для гуманитарных наук, а именно — метода понимания, «схватывающего в целом». Этому соответствует понимание человеческого субъекта у Дильтея