Среди нас (СИ) - Вальтер Макс

— Странно, а мне кажется, что я хочу дать максимально точные показания, без вот этой твоей мути.

— Расскажите, что произошло в тот вечер, когда вас ранили.

— Я вызвался проводить Алису до дома, так как по моей вине она опоздала на автобус.

— А вы всех провожаете, кто на автобус опаздывает?

— По мере возможности, — с ухмылкой ответил я. — Не знаю, как тебя, а меня так воспитали: что девушке не следует бродить по темноте в одиночестве.

— Вы у нас прямо-таки джентльмен.

— Это в Англии.

— Мы слегка отошли от темы.

— Уже возле её дома появились трое в состоянии алкогольного опьянения. Начали угрожать и хамить, пришлось вмешаться.

— И что же, простите, вы подразумеваете под словом «вмешаться»?

— Вырубил всех троих.

— Вот как, один… всех троих?

— Ты ведь прекрасно знаешь, кем я служил, не так ли?

— Да, мне это известно. Только, Сергей Николаевич, кое-что у меня здесь не сходится.

— Так это у тебя не сходится.

— А в какой момент в вас выстрелил гражданин Кулешов?

— Кто? — Я мгновенно утратил хладнокровие, и это не ушло незамеченным от цепкого взгляда следака.

— Гражданин Кулешов, — терпеливо ответил он и даже не подумал объясниться.

Нет, я помню свои выводы о том, что этот мудак знаком с Алисой. Теперь всё окончательно встало на свои места. Даже причина её побега из столицы стала логичной и понятной.

— Практически сразу после того, как я его вырубил.

— И что произошло следом?

— Ты хочешь узнать, я ли проломил ему башку? Да, я! Но если бы я этого не сделал, у тебя сейчас было бы два трупа.

— У меня их три, — не сводя с меня глаз, вдруг выдал Маркин. — Ничего не знаю по поводу проломленной башки, хотя, возможно, экспертиза подтвердит ваши показания.

— Что там произошло? — Я даже не пытался скрыть удивление.

— А вот это я хочу услышать от вас, Сергей Николаевич.

— Я получил пулю в спину, обернулся, увидел в руках одного из них пистолет и ударил его ногой в голову. После этого — отключился.

— Степан Алексеевич утверждает, что пуля перебила вам позвоночник и порвала там все нервные ткани. Он вообще удивлён, что вы дышите. А вы говорите, что смогли в таком состоянии атаковать стрелявшего?

— Я понятия не имею, что со мной не так. Возможно, нервы как раз и порвались в момент удара. Но я точно помню, как и в какой последовательности всё это произошло.

— То есть дальнейших событий вы не помните?

— Я отключился и провёл в коме две недели. Боюсь, «не помню» — это не совсем верное слово.

— А какое подходящее?

— Не видел ввиду потери сознания.

— Хорошо, Сергей Николаевич, как скажете, — вежливо согласился следак. Он что-то зачеркнул у себя в бумагах и продолжил доставать меня различными уточнениями. Например: «А в котором часу вы с Алисой вышли из школы?», «Каким маршрутом шли?», «С какой стороны вывернули пострадавшие?» И всякой другой ерундой. Я честно на всё отвечал, а Маркин записывал каждое слово. Иногда снова зачёркивал слова, которые мне не нравились. Даже поставил подписи у каждого исправления, ну и в самом конце протокола. Мало того, весь разговор дополнительно фиксировался на диктофон, который следователь положил на прикроватную тумбочку в самом начале.

— Спасибо, что уделили мне время, — получив всё необходимые данные, засобирался Маркин. — И скорейшего вам выздоровления.

— Маркин, — остановил я его уже в дверях, — а что с Алисой?

— Не могу знать, — с ухмылкой вернул он, а затем серьёзно посмотрел на меня и ответил уже нормально: — Она пропала.

— Она жива?

— Не знаю. Но у нас нет улик, чтобы предположить иное. Скорее всего, девушка испугалась того, что увидела, и где-то скрывается.

— А что там? Ты сказал, у тебя три трупа.

— Я не вправе разглашать детали следствия.

— Маркин, не еби мозг, будь человеком. Я ведь с тебя детали не требую. Просто в двух словах расскажи, что вы там обнаружили, когда приехали.

— А я с вами на брудершафт не пил, Сергей Николаевич, — сухо ответил следак и вышел за дверь, оставляя меня наедине с мыслями.

Ни хрена себе поворот: три трупа. А ведь я был уверен, что он там один и с проломленным черепом. Две недели я провёл в коме, и за это время не пришла экспертиза вскрытия? Что же там, мать его, произошло, что патологоанатомы до сих пор разобраться не могут⁈ И ведь Маркин этот ни разу не спросил, как я их убил, или чем? Он вообще меня ни в чём не обвинял. Может, я и зря с ним вот так грубо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

По сути, следак ничего такого мне не сделал, это, скорее, мои личные тараканы. Ну не люблю я ментов, ещё со времён службы осадок остался. Фраза «Ну кто-то же должен сесть» на самом деле не шутка, а конкретный призыв к действию. Эти ни перед чем не остановятся, пока не найдут способа закрыть дело. А закрыть его можно, лишь передав в суд. И для этого требуется обвиняемый. Я понимаю: работа такая. Никому не нравится получать нагоняй от начальства, вот менты и крутятся, как умеют. Но вот это отношение, когда в их глазах ты априори виновен… Ладно, чего уж там, зря я на Маркина с наездами. Не стоило.

В моём положении дел не сильно много. Лежи себе, думай… Ещё поспать можно. Сведений у меня раз-два и обчёлся, а потому мозг начал выдумывать собственные версии произошедшего. Естественно, мысли понеслись в самые мрачные дебри, а, учитывая знания, которыми я овладел в последнее время, так и вообще гаси свет.

На ум сразу пришли черноглазые демоны. Мол, это они истрепали тела тех мудаков до неузнаваемости. Потому судмедэксперты и не могут столько времени дать заключение. На что способны эти твари, я прекрасно помню по картине в лавке у Надюхи. Но что случилось с Алисой? А может быть, это она их так отделала? В последнее время возле меня обращается каждый знакомый. Что, если после того, как я отключился, в девушку вселился демон и…

Нужно её найти и провести через кладбищенскую арку. Если придётся, я её в гусеничку спеленаю, но освобожу от твари, что сидит внутри. Дело за малым: выздороветь и заново научиться ходить.

Я вновь сосредоточился на непослушном теле и попытался пошевелить рукой или ногой. Не знаю, как это работает, но максимум, что удалось, — это неопределённо дёрнуть конечностями. Они попросту отказывались повиноваться, даже кисть в кулак сжать не получилось. Пальцы вроде подрагивали, но совсем не так, как бы мне того хотелось. То же происходило и с ногами. Но я упорно продолжал посылать в них сигналы.

Даже не знаю, на что надеялся, но в итоге доигрался до сведённой мышцы в голени. Боль пронзила ногу и не хотела отпускать. Напротив, с каждой секундой нарастала, становилась всё ярче, и я не выдержал: начал звать медсестру. Впрочем, она ко мне не спешила. Появилась лишь спустя несколько минут и сперва окинула меня недовольным взглядом.

— Утку, что ли? — буркнула она.

— Нога-а-а! — взревел я, и только после этого на её лице промелькнуло понимание.

— Ща, — небрежно бросила она и снова исчезла.

Вернулась уже в сопровождении Степана Алексеевича и встала посреди палаты, уперев руки в бока. К этому моменту я уже был готов лезть на стену от боли в сведённой мышце. Благо доктор быстро сообразил в чём дело и отправил сестру за каким-то препаратом.

Время шло, а боль всё не стихала. Я тихо скулил сквозь зубы, пропитывая потом койку, а врач бормотал одну и ту же фразу, будто заклинание: «Потерпите, Сергей Николаевич, сейчас мы вас отремонтируем». Вот только это не помогало, скорее наоборот, раздражало ещё сильнее.

Укол помог почти сразу. Я почувствовал невероятное облегчение, когда боль начала постепенно отступать. Доктор выждал пару минут, ощупал голень и, убедившись, что спастика прошла, удовлетворённо крякнул.

— Не переживайте, такое иногда случается. Не думаю, что приступ сегодня повторится, но если вдруг — зовите.

— Степан Алексеевич, — остановил я доктора в дверях, — вы не знаете, что там случилось? Я имею в виду…

— Я понял, о чём вы, — кивнул врач. — Странно, что вы не спросили об этом сразу.