Журнал «Вокруг Света» №07 за 1970 год - Вокруг Света

470 наконечников бронзовых стрел. Шею воина украшал массивный золотой обруч-гривна, грудь его была покрыта погребальной накидкой, обшитой золотыми бляшками. Материя, конечно, давно истлела, но эти бляшки были нашиты так близко друг к другу, что нашим глазам предстало сплошное золотое поле... Более 500 золотых вещей обнаружили мы в этой могиле, которая сейчас является самым богатым и наиболее хорошо сохранившимся скифским погребением конца V века до нашей эры — «века Геродота».

Но вряд ли об этом золоте стоило так много писать, если бы это было только золото. Каждая из золотых пластин — подлинное произведение искусства. А золотые обкладки парадного колчана воина, наконечники гривны можно назвать шедеврами скифо-античной металлической пластики. Каждый наконечник гривны завершается скульптурой львиной головы, исполненной поразительной жизненной силы.

Не менее удивительны по своей совершенной технике и утонченности золотые обкладки парадного колчана, изображения на которых как бы дополняют друг друга: тяжелый, уткнувшийся тупым рылом в землю кабан и мчащаяся в стремительном беге с оскаленной пастью собака, а рядом изящный благородный олень и свирепая, с оскаленной пастью пантера...

И кроме того, только образ оленя, изображенного на пластине, знаком исследователям; все же остальные сюжеты еще ни разу не встречались за время изучения скифского искусства.

А в большом кургане после грабителей осталось лишь погребение коня да бронзовые наконечники стрел, обломки керамики, спекшиеся железные пластинки от боевого пояса и панциря...

Материал, собранный за годы работы экспедиции, еще не исследован окончательно. Предстоит скрупулезнейший анализ всех вещей — от скульптуры Европы на быке до последнего невзрачного обломка амфоры.

Займут свое место в музеях открытые шедевры безвестных мастеров, мы будем по-прежнему «по слогам» собирать «слова» Истории и надеяться на встречу с улыбкой Искусства.

А. Лесков, начальник Каховской экспедиции АН УССР

Дональд Гропман. Под силу ли сердцу…

Мистер Шапиро нетерпеливо дергал оконную задвижку. Через несколько минут урок, а он еще не готов. Открыть окно, снять пиджак, взять краски и кисти, из-за которых он каждую неделю выдерживал целую борьбу.

— Послушайте, Аллан, — говорила ему обычно учительница рисования. — Вы нарушаете правила. Рисование преподаю я, а вы — английский.

— Ну и что, — отвечал он, — никакой беды в этом нет, и пусть это останется нашей маленькой тайной. Зато мы помогаем ребятам, делаем добро. Благотворительность — и притом втихомолку, без хвастовства.

Тут он обычно улыбался, правда, от раза к разу все грустнее и грустнее.

— Ладно уж, Аллан, пусть все остаются в блаженном неведении. Только не забудьте — ребята должны вымыть кисти и вытереть банки для воды. Ваши мальчики страшные неряхи. И потом, зачем вам столько бумаги?

Бледно-лимонный свет зимнего дня лениво струился с тусклого неба на мокрые коричневые сугробы.

Улицу переходил полицейский. Следуя за ним взглядом, мистер Шапиро увидел Хаиме Моралеса. Тот стоял в подъезде и смотрел в пустынное небо. Он вздрогнул, когда полицейский вырос перед ним, замахал руками, покачал головой и показал на мистера Шапиро в окне. Нет, сообразил учитель, это он показывает на школу.

Прозвенел звонок, учитель снял пиджак и повесил его на спинку стула. Он где-то вычитал, что учитель без пиджака, в рубашке внушает ученикам больше доверия. В класс по двое и по трое входили ребята. Он вдруг подумал в смятении: «Что я здесь делаю? Мне бы сидеть дома, писать диссертацию, зарабатывать деньги. Какая им от меня польза? Чему я их научу? Сделаю из этих горемычных чертенят равноправных членов общества, чтобы им не зависеть от нищенского пособия и зарабатывать на жизнь? А потом они превратятся в самодовольных потребителей, которых я сам всей душой ненавижу. То ли я круглый дурак, то ли меня снедает чувство вины? И зачем им называть меня «сэр»? Звали бы как все — Алланом. «Привет, Аллан! Как дела? До чего урок интересный, ты молодчина. Ты не такой, как другие учителя — с ними слова не скажешь, а ты свой парень».

Этот воображаемый монолог, хоть учитель и не совсем отчетливо себе представлял, кто из ребят может его произнести, привел его в отличное расположение духа и вернул уверенность в себе.

По пятницам занятия в девятом классе всегда проходили живо. Четыре раза в неделю мистер Шапиро пытался учить ребят английскому языку. Они писали сочинения и читали «Сайласа Марнера» (1 Роман Джордж Элиот, писательницы XIX века.). Он диктовал им диктанты и разбирал с ними предложения на доске. Но если жена или знакомые спрашивали у него, как занимаются его ученики-пуэрториканцы, он всегда отвечал одинаково: «Им на все наплевать». Только урок в пятницу, казалось, вызывал у них интерес.

В этот день он читал им вслух стихи, а они потом рисовали картинки, навеянные стихотворением. Ребята привыкают к поэзии, думал учитель, выражают красками свои впечатления, и кто знает, может, так я сумею найти к ним подход.

В сентябре в ящике учительского стола ему попалась коробка со звездочками из золотой бумаги (единственное, что оставил его предшественник), и каждую неделю он наклеивал такую звездочку на чей-нибудь рисунок — обычно тому, кого особенно важно было подбодрить.

Учитель выбирал из школьной хрестоматии стихи, которые должны были прийтись детям по душе. Сегодня, например, он прочитает им что-нибудь из Роберта Фроста (1 Известный американский поэт XX века.). Он не сомневался — ребята поймут Фроста, почувствуют его образы.

Задумавшись, он сидел за столом, а ребята тем временем готовились к работе. Двое пошли за водой. Когда весь класс уже разводил краски, в дверях появился Хаиме. Не взглянув на учителя, он прошел к своему месту и сел. Учитель листал хрестоматию и украдкой наблюдал за Хаиме.

Мальчик выглядел не старше двенадцати, хотя на самом деле ему было лет пятнадцать-шестнадцать. Ворот рубашки у него всегда был расстегнут, и виднелись худые светло-коричневые ключицы и грудь. Хаиме сидел, не двигаясь, запустив пальцы в черные спутанные волосы и не поднимая глаз. Учитель подошел к нему.

— У тебя нет красок, Хаиме?

Мальчик глянул на него исподлобья, и учитель заметил, что он сегодня очень бледен, даже его черные как уголь глаза словно выцвели.

— Что с тобой? — спросил учитель дрогнувшим голосом.

— Ничего. Ничего такого, сэр.

— Пойдем раздобудем тебе красок и бумаги.

Бумага, краски — какие нелепые, беспомощные слова, но что еще может он сказать?

Когда Хаиме снова сел за парту, уже с красками и бумагой, учитель подождал немного, а потом начал читать. Он читал первую строфу стихотворения «Починка стены», и вдруг вся затея его показалась ему беспомощной и нелепой. Он смешался, покраснел и начал торопливо бормотать вполголоса, словно твердя скучную и несуразную молитву. Он замолчал на полуслове, поднял глаза от книги и увидел, что класс смотрит На него удивленно.

— Я слишком быстро читаю? Вы не успеваете следить за ходом мысли?

— Да, сэр, слишком быстро.

Это сказал Хаиме. Он сидел все так же неподвижно, локти на парте, пальцы в спутанных черных волосах.

— Будто метро тарахтит, — заметил кто-то, и все рассмеялись, даже учитель.

— Пожалуй, и вправду похоже. Начну-ка я снова.

Есть что-то, что не любит ограждений,

Что осыпью под ними землю пучит.

И сверху сбрасывает валуны,

Лазейки пробивает для двоих.

Перевод М. Зенкевича.

Он медленно, с чувством прочел стихотворение от начала до конца. Он помнил его наизусть. Перед ним были ряды парт, смуглые лица, черные глаза, устремленные на него или на книгу. Хаиме не поднимал головы и не шевелился. Видны были только пальцы в иссиня-черных волосах. Последнюю строку учитель повторил дважды:

Сосед хорош, когда забор хороший.

Класс зашевелился, и на какой-то миг учителю подумалось, что он чего-то достиг. Кто знает, Может, он сумел найти к ним подход, завладеть их мыслями — вот так и возникает взаимопонимание.

— Есть вопросы? — обратился он к классу.

Один мальчик спросил, зачем вообще эта стена, если от нее никакого толку, и он стал объяснять, что значили в Новой Англии каменные стены на полях, как они возникали, когда фермерам приходилось выбирать камни из земли, чтобы ее вспахивать, как стены превратились в этих краях в традицию, и вдруг почувствовал, ...что его перестали слушать, и замолчал.

— Есть вопросы? — повторил он.

— Да, сэр. — Это опять был Хаиме. — Прочтите, пожалуйста, еще, как они таскают камни, будто дикари.

Учитель взял книгу:

Но, каждою рукою по камню ухватив, вооружился