Стихотворения 1916-1920 годов - Марина Цветаева

Бог упаси меня — опять Коринной

В сей край придти, где люди тверже льдов,

а льдины — скал.

Глухонемою — и с такою длинной —

— Вот — до полу — косой, чтоб не узнал!

7 апреля 1920

«Две руки, легко опущенные…»

Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были — по одной на каждую —

Две головки мне дарованы.

Но обеими — зажатыми —

Яростными — как могла! —

Старшую у тьмы выхватывая —

Младшей не уберегла.

Две руки — ласкать—разглаживать

Нежные головки пышные.

Две руки — и вот одна из них

За ночь оказалась лишняя.

Светлая — на шейке тоненькой —

Одуванчик на стебле!

Мной еще совсем не понято,

Что дитя мое в земле.

Пасхальная неделя 1920

СЫН

Так, левою рукой упершись в талью,

И ногу выставив вперед,

Стоишь. Глаза блистают сталью,

Не улыбается твой рот.

Краснее губы и чернее брови

Встречаются, но эта масть!

Светлее солнца! Час не пробил

Руну — под ножницами пасть.

Все женщины тебе целуют руки

И забывают сыновей.

Весь — как струна! Славянской скуки

Ни тени — в красоте твоей.

Остолбеневши от такого света,

Я знаю: мой последний час!

И как не умереть поэту,

Когда поэма удалась!

Так, выступив из черноты бессонной

Кремлевских башенных вершин,

Предстал мне в предрассветном сонме

Тот, кто еще придет — мой сын.

Пасхальная неделя 1920

ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ

1. «Две руки, легко опущенные…»

Ты пишешь перстом на песке,

А я подошла и читаю.

Уже седина на виске.

Моя голова — золотая.

Как будто в песчаный сугроб

Глаза мне зарыли живые.

Так дети сияющий лоб

Над Библией клонят впервые.

Уж лучше мне камень толочь!

Нет, горлинкой к воронам в стаю!

Над каждой песчинкою — ночь.

А я все стою и читаю.

2. «Ты пишешь перстом на песке…»

Ты пишешь перстом на песке,

А я твоя горлинка, Равви!

Я первенец твой на листке

Твоих поминаний и здравий.

Звеню побрякушками бус,

Чтоб ты оглянулся — не слышишь!

О Равви, о Равви, боюсь —

Читаю не то, что ты пишешь!

А сумрак крадется, как тать,

Как черная рать роковая.

Ты знаешь — чтоб лучше читать —

О Равви — глаза закрываю…

Ты пишешь перстом на песке…

Москва, Пасхи 1920

3. «Не любовницей — любимицей…»

Не любовницей — любимицей

Я пришла на землю нежную.

От рыданий не подымется

Грудь мальчишая моя.

Оттого-то так и нежно мне —

Не вздыхаючи, не млеючи —

На малиновой скамеечке

У подножья твоего.

Если я к руке опущенной

Ртом прильну — не вздумай хмуриться!

Любованье — хлеб насущный мой:

Я молитву говорю.

Всех кудрей златых — дороже мне

Нежный иней индевеющий

Над малиновой скамеечкой

У подножья твоего.

Головой в колени добрые

Утыкаючись — все думаю:

Все ли — до последней — собраны

Розы для тебя в саду?

Но в одном клянусь: обобраны

Все — до одного! — царевичи —

На малиновой скамеечке

У подножья твоего.

А покамест песни пела я,

Ты уснул — и вот блаженствую:

Самое святое дело мне —

Сонные глаза стеречь!

— Если б знал ты, как божественно

Мне дышать — дохнуть не смеючи —

На малиновой скамеечке

У подножья твоего!

1-е Воскресенье после Пасхи 1920

<Н. Н. B.>

«Не позволяй страстям своим

переступать порог воли твоей.

— Но Аллах мудрее…»

(Тысяча и одна ночь)

1. «Большими тихими дорогами…»

Большими тихими дорогами,

Большими тихими шагами…

Душа, как камень, в воду брошенный —

Все расширяющимися кругами…

Та глубока — вода, и та темна — вода…

Душа на все века — схоронена в груди.

И так достать ее оттуда надо мне,

И так сказать я ей хочу: в мою иди!

27 апреля 1920

2. «Целому морю — нужно все небо…»

Целому морю — нужно все небо,

Целому сердцу — нужен весь Бог.

27 апреля 1920

3. «Пахнуло Англией — и морем…»

«то — вопреки всему — Англия…»

Пахнýло Англией — и морем —

И доблестью. — Суров и статен.

— Так, связываясь с новым горем,

Смеюсь, как юнга на канате

Смеется в час великой бури,

Наедине с господним гневом,

В блаженной, обезьяньей дури

Пляша над пенящимся зевом.

Упорны эти руки, — прочен

Канат, — привык к морской метели!

И сердце доблестно, — а впрочем,

Не всем же умирать в постели!

И вот, весь холод тьмы беззвездной

Вдохнув — на самой мачте — с краю —

Над разверзающейся бездной

— Смеясь! — ресницы опускаю…

27 апреля 1920

4. «Времени у нас часок…»

Времени у нас часок.

Дальше — вечность друг без друга!

А в песочнице — песок —

Утечет!

Что меня к тебе влечет —

Вовсе не твоя заслуга!

Просто страх, что роза щек —

Отцветет.

Ты на солнечных часах

Монастырских — вызнал время?

На небесных на весах —

Взвесил — час?

Для созвездий и для нас —

Тот же час — один — над всеми.

Не хочу, чтобы зачах —

Этот час!

Только маленький часок

Я у Вечности украла.

Только час — на………

Всю любовь.

Мой весь грех, моя — вся кара.

И обоих нас — укроет —

Песок.

5. «Да, друг невиданный, неслыханный…»

«я в темноте ничего не чувствую:

что рука — что доска…»

Да, друг невиданный, неслыханный

С тобой. — Фонарик потуши!

Я знаю все ходы и выходы

В тюремной крепости души.

Вся стража — розами увенчана:

Слепая, шалая толпа!

— Всех ослепила — ибо женщина,

Все вижу — ибо я слепа.

Закрой глаза и не оспаривай

Руки в руке. — Упал засов. —

Нет — то не туча и не зарево!

То конь мой, ждущий седоков!

Мужайся: я твой щит и мужество!

Я — страсть твоя, как в оны дни!

А если голова закружится,

На небо звездное взгляни!

6. «Мой путь не лежит мимо дому — твоего…»

— «А впрочем, Вы ведь никогда не ходите мимо моего дому…»

Мой путь не лежит мимо дому — твоего.

Мой путь не лежит мимо дому — ничьего.

А все же с пути сбиваюсь,

(Особо весной!)

А все же по людям маюсь,

Как пес под луной.

Желанная всюду гостья!

Всем спать не даю!

Я с дедом играю в кости,

А с внуком — пою.

Ко мне не ревнуют жены:

Я — голос и взгляд.

И мне не один влюбленный

Не вывел палат.

Смешно от щедрот незваных

Мне ваших, купцы!

Сама воздвигаю зá ночь —

Мосты и дворцы.

(А что говорю, не слушай!

Все мелет — бабье!)

Сама поутру разрушу

Творенье свое.

Хоромы — как сноп соломы — ничего!

Мой путь не лежит мимо дому — твоего.

27 апреля 1920

7. «Глаза участливой соседки…»

Глаза участливой соседки

И ровные шаги старушьи.

В руках, свисающих как ветки —

Божественное равнодушье.

А юноша греметь с трибуны

Устал. — Все молнии иссякли.—

Лишь изредка на лоб мой юный

Слова — тяжелые, как капли.

Луна как рубище льняное

Вдоль членов, кажущихся дымом.

— Как хорошо мне под луною —

С нелюбящим и нелюбимым.

29 апреля 1920

8. «Нет, легче жизнь отдать, чем час…»

«День — для работы, вечер — для беседы, а ночью нужно спать».

Нет, легче жизнь отдать, чем час

Сего блаженного тумана!

Ты мне велишь — единственный приказ! —

И засыпать и просыпаться — рано.

Пожалуй, что и снов нельзя

Мне видеть, как глаза закрою.

Не проще ли тогда — глаза