Полярная мечта (Мол Северный, часть 2) - Александр Казанцев

Глава тринадцатая ВСЕГДА ВПЕРЕД!

Льды дрейфуют... Алексей оделся и вышел на палубу. Какое-то черствое спокойствие овладело им. Он прогуливался, улыбаясь и насвистывая что-то себе под нос. Всем могло показаться, что он очень весел. Новый удар Алексей воспринял уже не так, как первые. Он не согнулся, но не было ни мысли, ни отчаяния, ни даже досады. Просто пустота и ничего больше. Льды дрейфуют! Он оглядел горизонт. Вот оно, белое безмолвие, мертвой хваткой сковавшее и льды и корабль. Трудно было поверить, что вся эта равнина движется. Так же трудно поверить, что движется Земля с ее городами, дорогами, лесами, горами, морями... Но Земля все-таки движется, а льды... дрейфуют. В досаде на самого себя, Алексей думал: "Как я мог так увлечься и не заметить очевидного. У шахматистов это называется "прозевать" ферзя или мат в один ход. Даже у чемпиона мира может случиться "шахматная слепота". Любопытный случай "технической слепоты"! Учесть все сложнейшие технические тонкости и забыть лишь про дрейф льдов". Дрейф льдов! Сколько он читал о дрейфе льдов! На него просто нашло затмение! Да и не только на него. На Галю, на Виктора! Слишком уж им хотелось, чтобы идея ледяного мола была спасена! Слишком уж они хотели поверить в предложение носителя славных традиций острова Врангеля! Заложив руки за спину, Алексей гулял по палубе. Потом остановился около пароходной трубы, прижался к ней спиной. Приятно грело. К Алексею шла Женя. Он смотрел на нее отчужденно, как бы видя в первый раз. Красивая, несколько холодноватая женщина, шубка не скрывает ее тонкой фигуры. Гордая, если не заносчивая манера держать голову. Подходит, будто собирается проронить на ходу два-три снисходительных слова. Женя шла к Алексею по палубе с тревожно бьющимся сердцем. Алеша показался ей осунувшимся, неприветливым, словно покрытым ледяной коркой. Встреча произошла около пароходной трубы. Каждый ждал от другого простых теплых слов. Женя сказала: - Федя сейчас говорил со мной. Алеша усмехнулся: - О дрейфе льдов? - Ты угадал, - удивилась Женя. - Не трудно. - Почему ты усмехаешься? Это очень интересно. - Уже не интересно. - Почему? Ведь это же открытие, и касается всех нас. - Открытие чего? - недоумевал Алексей, - Нового острова. Федя нанес на карту наш дрейф. Корабль неожиданно отклонился влево, на запад. К востоку от нас, несомненно, препятствие для льдов, неизвестный остров. - Вот как? - Алеша закусил губу. Оказывается, они говорили о разном и уж, во всяком случае, не о том, о чем должны были бы говорить. - Почему это нас непосредственно касается? - почти раздраженно спросил он. - Мы можем теперь вырваться! Понимаешь? Федя объяснил. Льды обтекают остров. Вернее, не остров, а ледяной припай, окружающий его. Этот припай не отрывается, он стоит неподвижно. За островом должна быть чистая вода. Туда надо пробиться. - Подожди, - наморщил лоб Алексей. "О чем говорил Федор? Дрейфующие льды не отрывают ледяной припай от берега острова. Значит, припай у острова неподвижен во время зимнего дрейфа льдов..." - Алексей все теперь воспринимал определенным образом. Дрейф был его врагом, припай противостоял дрейфу - значит, он был его союзником. Женя чутко заметила перемену в выразительном лице Алеши. Румянец пятнами выступил у него на скулах. Уж не болен ли он, не простудился ли на ледяном ветру? Женя, конечно, ничего не знала о новой трагедии Алеши. Федор лишь сухо передал ей разговор о винтовом литье труб, высмеянном Алексеем. О затее строить мол со льда Федор не сказал. Сама же она глубоко была задета пренебрежением Алексея. Женя все острее чувствовала, что теряет Алексея, и не хотела мириться с этим. В то же время все большее, неотвратимое сближение с Федором пугало ее. Она винила себя в нарушении детских клятв, боролась с собой и... не могла. Выход был только один, и она выбрала его, приняв бесповоротное решение, о котором и пришла объявить Алексею. Конечно, она и самой себе не призналась бы, что, стараясь бежать от Алексея и Федора, она, по существу, пытается спастись от самой себя. И она сказала Алексею, стараясь не смотреть на него: - Для меня теперь очень важно вырваться из дрейфа. Дело в том, что я должна улететь в Москву. Алексей быстро поднял глаза, вскинул бровь. - Видишь ли... я написала отцу по радио... мне хотелось посоветоваться одновременно с тобой и с ним. - О струе водоотлива? Женя холодно посмотрела мимо Алеши: - Если хочешь, то да. О моем "псевдоизобретении". - Почему "псевдо"? - Папа ответил, что навел справки. Оказывается, над подобным способом уже много лет работает инженер Хромов. Папа переслал ему мои каракули и эскизы. И представь, - усмехнулась Женя, - там нашлась одна деталь, которой не было ни в каких других конструкциях. - Вот как? Что же именно? - притихшим голосом спросил Алеша. - Совершенная чепуха! Первое, что пришло мне в голову. Надо принудительно вытаскивать трубу из вращающегося кокиля. Я хотела это сделать двумя валиками. Они должны были вращаться вокруг своих осей и вместе с кокилем, как одно с ним целое. Это заинтересовало Хромова. Он настаивает на моем приезде и работе под его руководством. Алеша поднял голову, пристально посмотрел на Женю. - И ты решила уехать от меня? - Не от тебя, а для тебя. Что ж! Это была, если хотите, женская месть. Женя не могла не насладиться унижением дорогого ей человека, и в то же время ей до слез было жаль его. Если бы он сказал ей что-нибудь ласковое, если бы попросил ее, просто робко заглянул ей в глаза, она бы все простила, все бы изменила. Но он глухо сказал: - Конечно. Зимой у Дальнего Берега не стоят на причале корабли. Женя вспыхнула. Она прекрасно поняла намек. Он был грубо брошен ей в лицо. Она круто повернулась, но, прежде чем уйти, сказала, еле сдерживая себя: - И все-таки я буду работать на тебя, на твой мол... Алексей стоял, в бешенстве сжав кулаки. Он готов был сейчас исступленно барабанить ими по пароходной трубе, чтобы пошел по кораблю гул. Женя шла и думала, как жестоко оскорбил ее Алексей, а какой-то злой голос внутри ехидно шептал: "Конечно, зимой полярные корабли стоят у причалов больших портов. А из этих портов можно ездить в Москву..." Она возмущалась и в то же время чувствовала, что щеки ее пылают. В эту минуту она ни за что не смогла бы встретиться с Федором. Алеша пошел в свою каюту, решив, что заболевает. Он не мог ни на кого смотреть. Теперь ему было все ясно. Он безнадежно проигрывает по сравнению с мужественным героем, моряком, к которому не может не тянуться женское сердце. А что он? Бесплодный мечтатель, невыдержанный, самолюбивый, едва не заблудившийся в тундре и, безусловно, заблудившийся на своем творческом пути. Он почувствовал себя глубоко несчастным. Может быть, он любит, по-настоящему любит Женю? Почему с такой остротой он понимает это только сейчас? Неужели ей это уже больше не нужно? Именно так. До сих пор он только слышал о безответной любви, теперь имеет возможность испытать все на себе. Как не ценишь того, что имеешь! Да полно, имел ли он? Не принял ли он за любовь отзвук детских чувств, за клятвы - уверения в преданности не столько ему, сколько его фантазиям? И как горько увидеть вдруг все в настоящем свете! Не раздеваясь, он лег на койку и предался своим грустным размышлениям. Пока он, безрассудный инженер-мечтатель, строил тысячекилометровые плотины в облаках, былой его товарищ выполнял свою незаметную - нет, нет! для нее заметную! - и, по существу говоря, героическую работу. И даже открыл вот теперь какой-то новый остров. И назовут тот остров именем Терехова, как назвали когда-то точно так же заочно открытый остров именем профессора Визе и как совершенно напрасно не назвали угаданную Кропоткиным Землю Франца-Иосифа, на которую много позже наткнулись австрийцы, беспомощно дрейфовавшие на своем корабле. "Значит, острова меняют направление дрейфа льдов. Припай около них неподвижен зимой... Выходит дело, около островов можно построить кусочек ледяного мола! - горько подумал Алексей. - Жаль, что на трассе мола нет островов". Мысль Алексея напряженно работала. Он и теперь внутренне не разоружился, хотя готов был считать себя неспособным на "великие" дерзания: "Замах не по силушке..." А глубинная мысль, которой нельзя было управлять, сама по себе все работала и работала. В памяти вставала цепь Курильских островов, как изображены они отчетливой дугой на географической карте. Будь они в полярном море, через них не прошли бы, пожалуй, дрейфующие льды. Припаи тянулись бы от одного острова к другому, соприкасались... Опуская трубы под лед припая, легко можно было бы заморозить мол. В дверь стучали. Алексей сел, замотал головой, словно силясь проснуться. Да в чем же дело? Она возвращается на Большую землю. Федор открыл остров. Если бы можно было открыть целую цепь островов и по ним провести трассу мола, не нужно было бы шестисот миллиардов киловатт-часов энергии, о которой говорил Ходов. Ах, стучат? Алексей, наконец, пришел в себя и открыл дверь. Радист Иван Гурьянович, высокий, нескладный, тот самый, который так ловко лез по обледеневшим реям за Федором... Опять Федор!.. - Три радиограммы сразу. Вам, - протянул бланки радист. - Я думал, вы крепко заснули. Сейчас взрывать будут. - Что взрывать? - Лед. Пары подняли. Капитан на лед войной идет. Да, этот капитан не сдается! Все-таки с него стоит брать пример. Такой не раскиснет. Первая радиограмма была от Гали. У Алексея сразу стало легче на душе. "Проштрафились мы с тобой, Галочка. Мечтателями беспочвенными оказались. И учитель этот, Ваня, славный парень. Здорово придумал. Вот если бы только острова на трассе были..."

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});