Миф Линкольна - Стив Берри

– Ты что-то имеешь против Хусепе?

– Он – фанатик, а фанатики всегда опасны, независимо от того, насколько они искренни в своем фанатизме. Он слепо следует заветам Джозефа Смита, игнорируя откровения, которые Пророки получили в более поздние годы.

– Звучит как богохульство.

– Богохульство? Лишь потому, что я усомнился в правоте того, что мне известно? А по-моему, это разумно и практично.

– Странно слышать такое из уст Пророка.

– Но в этом-то и весь смысл, Таддеус. Я – живой Пророк. И мои слова имеют тот же вес, что и слова моих предшественников.

– Почему ты решил это мне показать? – Роуэн указал на письмо Янга.

– Потому что я тоже хочу знать этот великий секрет. Пророчество Белого Коня всегда считалось фальшивкой, состряпанной через много лет после смерти Смита. Ее авторы нарочно включили в текст то, что давно уже стало реальностью, чтобы придать достоверность тому, что якобы говорил Джозеф.

– Это не подделка, Чарльз. Брат Салазар это доказал.

– Будет интересно ознакомиться с его доказательствами.

– У нас есть возможность выполнить пророчество. Мы можем защитить Конституцию Соединенных Штатов, ибо она была дарована вдохновением Божьим.

– Даже если это уничтожит все, что Он создал?

– Значит, так тому и быть.

– Посмотри на второй документ.

Роуэн посмотрел на второй запаянный в пластик лист. Им оказалась какая-то карта.

– Здесь спрятаны и секрет, и золото, – пояснил Сноу.

– Но тут ничего не помечено.

– Янг нарочно усложнил поиски. Предполагаю, что для этого имелась веская причина. Похоже, тебе нужно найти то, что спрятал Линкольн. Только так можно разгадать эту загадку.

Роуэн уже знал, где искать.

– Могу я взять это себе?

Сноу покачал головой.

– Оригиналы – нельзя. Но я дам тебе копии.

– Ты хочешь, чтобы я занялся поисками?

– Молись, дабы Господь наставил тебя на путь истинный. Каким бы ни был ответ небес, действуй в соответствии с ним. Я поступал именно так.

Глава 19

Атланта

Стефани нашла в Интернете решение Верховного суда США «Техас против Уайта» от 12 апреля 1869 года.

Спор был донельзя прост.

Были ли действительны десять миллионов долларов в казначейских облигациях, переведенных Техасом частным лицам после того, как штат вышел из Союза? Все сходились на том, что их перевод нарушал федеральный закон и был произведен в то время, когда Техас объявил о своем выходе из Союза и установил собственные правила, легализующие такой перевод. Поэтому если выход Техаса из Союза был законным, то облигации действительны и соответствуют своей номинальной стоимости. Если же нет, то они стали грудой бесполезной бумаги. Элементарный спор, который, однако, поднял монументальный вопрос.

Дозволяла ли конституция выход из Союза?

Стефани снова бегло просмотрела судебное решение, как то они с Эдвином сделали пару часов назад. Кстати, он уже уехал – торопился на встречу, которая вечером была назначена у него в Вашингтоне. С ней же они встретятся лишь завтра. Нужная ей часть обнаружилась в середине текста.

Союз штатов не был искусственным или случайным. Он возник из колоний и был результатом общего происхождения, взаимной симпатии, родственных отношений, сходных интересов и географической близости. Борьба за независимость подтвердила и упрочила его, а благодаря Уставу Конфедерации, то есть первой конституции, принятой в 1777 году и ратифицированной в 1781 году, он обрел определенную форму, характер и законность.

В ней Союз был торжественно объявлен «вечным». Когда же этот Устав – он же первая конституция – оказался не соответствующим ситуации в стране, конституция предписала «создать более совершенный Союз». Невозможно передать смысл нерушимого союза более ясно. Что может быть нерушимым, если даже вечный союз, сделанный более совершенным, не является таковым?

Таким образом, Техас, став одним из Соединенных Штатов, вошел в нерушимый союз. Все обязательства вечного союза и все гарантии республиканского правительства сразу перешли и к штату. Акт, который закреплял принятие Техаса в Союз, – это не просто договор двух сторон. Это включение в политическое образование нового члена.

И он был окончательным. Союз, заключенный между Техасом и другими штатами, был такими же полным, вечным и нерушимым, что и союз между первыми штатами. Он не оставлял места для пересмотра принятого решения или аннулирования его иным способом, кроме как путем революции или через одобрение других штатов.

«Ордонанс о сецессии», декларирующий выход из состава США, принятый законодательным собранием штата и одобренный большинством его граждан, а также все законодательные акты, предназначенные для легализации этого документа, не имели юридической силы. А потому были недействительны. Обязательства штата как члена Союза, а также каждого гражданина Техаса никоим образом не изменились. Из чего следует, что штат не перестал быть штатом, а его жители – гражданами Союза. В противном случае штат стал бы иностранным государством, а его граждане – иностранцами. Война перестала бы быть войной, направленной на подавление мятежа, но превратилась бы в войну завоевательную.

Именно в этом свете Юг и рассматривал данный вооруженный конфликт. Не как войну между штатами. Не как Гражданскую войну. Но как агрессию со стороны северян. Войну завоевательную и захватническую. Абсолютно.

Так тогда считали южане. Многие думают так до сих пор. Попробуйте отъехать южнее Атланты в центральную Джорджию, как сама Нелл делала не раз, и упомянуть имя генерала Уильяма Текумсе Шермана. У вас появится шанс получить плевок в лицо.

Стефани никогда всерьез не задумывалась о возможности выхода из Союза. После Линкольна считалось, что вопрос этот решен. Нет, конечно, время от времени в прессе появлялись сообщения о том, что тот или иной город, округ или маргинальная группировка требуют независимости. Как, например, в свое время Ки-Уэст. Однако из этого ничего и не вышло.

Затем она послушала Эдвина. Будь он из тех чокнутых, что пытаются уклониться от налогов или плюют на закон, который им не по нутру, или просто хотят поступать, как им заблагорассудится, – это одно. Увы, перед ней был вашингтонский чиновник, глава штаба Белого дома.

И он был напуган.

– Это может стать серьезной проблемой, – сказал Дэвис. – Мы надеялись, что со временем она разрешится сама собой. Однако, согласно имеющейся у нас информации, этого, увы, не произошло.

– И что же вас так напугало?

– Стефани, мы круглосуточно смотрим новости, слушаем радио, читаем редакционные статьи газет. Информация поступает к нам постоянно. У каждого есть свое собственное мнение буквально обо всем. У блогеров, у журналистов, у читателей. Твиттер и Фейсбук для многих превратились в авторитетные источники. Никто ни на что не обращает внимания. Мы лишь скребем по поверхности, и это считается достаточным.

Дэвис ткнул пальцем в абзац текста на экране компьютера. Из решения «Техас против Уайта».

Стефани еще раз перечитала его.

«Таким образом, мы считаем, что, несмотря на транзакции, о которых мы говорили выше, Техас продолжал оставаться штатом, причем штатом Союза. На наш взгляд, такое заключение не противоречит никакому закону и никакой декларации любого министерства национального правительства, а, напротив, полностью соответствует целой серии подобных законов и деклараций, принятых после первой вспышки мятежа».

– Верховный суд, черт его подери, лишь слегка поскоблил поверхность, – сказал Дэвис. – Было высказано лишь политическое мнение, а не законодательное. Его автор, председатель Верховного суда Селмон Чейз, был членом кабинета Линкольна. Что он мог сказать? Разве он мог назвать Гражданскую войну незаконной, противоречащей конституции? Разве мог признать законным выход из Союза? Или то, что шестьсот двадцать тысяч человек погибли зря?

– Тебе не кажется, что твои речи отдают мелодраматизмом?

– Нисколько. «Техас против Уайта» остается недвусмысленным заявлением Верховного суда по вопросу выхода из Союза. Если любой из штатов пытается отделиться, любой судья в США немедленно объявит эту попытку неконституционной, сославшись на прецедент дела «Техас против Уайта».

Что ж, в этом он прав.

– Однако это мнение было далеко не единодушным, – заявил Дэвис. – Трое судей высказались иначе.

Стефани снова посмотрела на экран.

«И на наш взгляд, это заключение не противоречит никакому закону и никакой декларации любого министерства национального правительств».

Стефани вновь мысленно услышала слова Эдвина, особенно его последнюю фразу:

«Что будет, если мы узнаем нечто такое, чего не знал в 1869 году Верховный суд?»