Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин

В роли писателя Джеймс мог позволить себе подшучивать над землевладельцами и дворянами, хотя сам был молодым человеком без имения и без гроша за душой. И вместе с тем он начинал понимать, что и ему пора жениться. Выгодной женитьбе и получению доходного места был посвящен не один юмористический рассказ в его журнале. Рассказам этим присущ легкий, но устойчивый женоненавистнический тон — он был в ходу в Оксфорде, даже между студентами, имеющими сестер. Существует мнение, будто Джейн Остин являлась той самой «Софией Сентиментальной», что писала в «Зеваку» 28 марта 1789 года — два месяца спустя после выхода первого номера — и жаловалась, что, дескать, журнал не заботится о читательницах, а надо бы специально для них печатать «трогательные истории» о влюбленных «с миленькими именами» и чтобы те непременно разлучались, или пропадали в море, или дрались на дуэли, или сходили с ума. Целью этого письма было, разумеется, не заявить о попранных правах читательниц, а высмеять убогие литературные вкусы женщин. Но псевдоним София Сентиментальная все же скорее принадлежал не Джейн, а Генри или Джеймсу.

Лучший из рассказов Джеймса описывает попытку одного викария собрать деньги на деревенскую воскресную школу. Сэр Чарльз Кортли предлагает ему обратиться к епископу и готов даже довезти его в своей карете до епископского дворца. Богатая незамужняя дама читает герою лекцию о вреде образования для простых людей. Другая заявляет, что уже заплатила местный налог в пользу бедных и от нее не стоит ожидать еще каких-либо трат. Последним викарий пытается убедить мистера Хэмфри Дискаунта дать немного денег на школу, доказывая, что тогда местные дети будут заняты учебой и не станут залезать в его сад, но тот указывает в окно на два стальных капкана: «Ручаюсь, эти негодяи и так станут обходить мои владения стороной, как только двое-трое из них сломают здесь ноги». Как видим, тема капканов возникает и в рассказе Джеймса, и в рассказе его сестры, обоих ужасает это приспособление, но если у нее тема все же переведена в шутку, то у него приобретает характер политического выпада.

Если бы и остальные публикации «Зеваки» были так же хороши… Но далеко не все выпуски журнала удались. Так, в нем опубликовано несколько довольно топорных статей о разнице между англичанами и французами («Англичанам недостает веселости, а французам — серьезности, англичанам надо бы поучиться говорить, французам — придерживать свои языки»). Была еще история о доме, перевернутом вверх дном, как только дети увидали бродячих актеров и решили устроить домашний театр (явный намек на постановки в Стивентоне). Был рассказ о викарии, который решил совершенствоваться — научиться стрелять и ездить верхом. В журнале представлена целая галерея оксфордских типажей: степенный муж с бакенбардами и прилизанными волосами, бородатый ученый в грязной рубашке, «всезнайка» и персонажи, пытающиеся «казаться ленивее и невежественнее, чем есть на самом деле». Генри опубликовал описание бала в небольшом городке с маленькими живыми зарисовками — неожиданно обнаруживается, что самая энергичная танцорка уже не так молода и даже успела обзавестись потомством; кажущаяся любящей пара решает развестись, а неохотно танцующий кавалер смотрит на партнершу, «словно желая, чтобы она на него поохотилась». Все это, без сомнения, подсмотрено в жизни, на балах в ассамблее в Бейзингстоке.

Истории Генри удивительно дерзкие, но о женщинах он пишет скорее с недоумением, чем с уверенностью. Наиболее неуклюжий из его юмористических опытов — рассказ молодого человека о своей кузине, пытающейся поймать его в брачные сети. Дама оголяет лодыжки и грудь более, чем дозволено модой, красит лицо и носит накладные локоны, вытаскивает кузена на прогулки и заводит с ним разговоры о «Страданиях юного Вертера». И это притом, что она старше его. В жизни Генри, должно быть, проявлял себя куда занимательнее, чем в этой шаблонной ерунде, иначе его собственная старшая кузина вряд ли находила бы в нем столько очарования.

Комический стиль Джейн был совсем другого рода. Она ничего не посвящала Генри целых два года, но уж когда посвятила — это было нечто исключительное. «Замок Лесли» — история в письмах, где голос каждого корреспондента звучит по-иному. Шарлотта Латтерелл, занятая приготовлением угощений к свадьбе сестры, тяжело принимает известие о том, что жених упал с лошади и лежит при смерти. Она может думать только о настряпанных ею яствах и обращается к убитой горем сестре с блистательным «диккенсовским» монологом. Мы смеемся над ним, так как легко узнаем ситуацию: никто ведь не хочет отвлекаться от своих дел на чужие, пусть даже серьезные и трагические.

Дорогая Элоиза, — начала я, — охота тебе убиваться из-за таких пустяков. — (Чтобы ее утешить, я сделала вид, что не придаю случившемуся особого значения.) — Прошу тебя, не думай о том, что произошло. Видишь, даже я ничуть не раздосадована, а ведь больше всего досталось именно мне: теперь мне не только придется съесть все, что я наготовила, но и, если только Генри поправится (на что, впрочем, надежды мало), начинать жарить и парить сызнова. Если же он умрет (что, скорее всего, и произойдет), мне так или иначе придется готовить свадебный ужин, ведь когда-нибудь ты все равно выйдешь замуж. А потому, даже если сейчас тебе тяжко думать о страданиях Генри, он, надо надеяться, скоро умрет, муки его прекратятся, и тебе полегчает — мои же невзгоды продлятся гораздо дольше, ибо, как бы много я ни ела, меньше чем за две недели очистить кладовую мне все равно не удастся[55].

Шарлотта первая в целой череде «зацикленных», болтливых женщин, которые выйдут из-под пера Джейн, — миссис Беннет, миссис Норрис, мисс Бейтс… И она, честное слово, не хуже. Когда ее посещает мысль отправиться в Лондон, она пишет: «Больше же всего мне всегда хотелось попасть в Воксхолл[56], чтобы увидеть собственными глазами, в самом ли деле там, как нигде, умеют тонко нарезать холодную говядину. Сказать по правде, у меня есть подозрение, что мало кто умеет резать холодную говядину так, как это делаю я…» Любой автор мог бы гордиться подобными строчками, но для автора шестнадцати лет они просто поразительны.

Ранние произведения Джейн, написанные на протяжении нескольких лет, были в произвольном порядке переписаны в три тетради. Неоконченный «Замок Лесли», созданный, скорее всего, между январем и апрелем 1792 года, записан во второй из них. На обложке этой тетради Джейн написала: «Ех dono mei Patris» («Подарок моего отца»). Нельзя не восхититься тем, как он ценил способности дочери и как поддерживал ее. Он покупал для нее бумагу, которая в то время стоила дорого. Он и Кассандру снабжал бумагой для рисования. Джейн посвятила Кассандре «Историю Англии» («составленную пристрастным, предубежденным и малосведущим историком») и дала задание проиллюстрировать ее. Кстати говоря, это единственное из произведений Остин с иллюстрациями того времени.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});