Пираты-призраки - Уильям Ходжсон

И все же вскоре события получили дальнейшее развитие.

Смерть Уильямса

Как я уже говорил, в кубрике много спорили о странном происшествии с Томом. Стаббинс считал, что он лез на ванты в полусне и сам сорвался с перта. Том, разумеется, решительно это отрицал, однако у него не было свидетелей, способных подтвердить его слова, так как тогда ни он и никто другой не знал, что я и Уильямс видели, как парус перехлестнулся через рей и сбросил матроса вниз. Стаббинс же утверждал, что Тома просто не могло ударить раздувшимся парусом, ибо никакого ветра в ту ночь не было. Остальные матросы были с ним полностью согласны.

— Ну вот что, парни, — сказал я наконец. — Не знаю, как там все было, но мне почему-то кажется, что Том говорит чистую правду.

— Да как же это могло быть? — удивился Стаббинс. — Ведь ветра-то не было!

— Ну а шишка у него на лбу? — спросил я в свою очередь. — Она ведь откуда-то взялась, правда?

— Наверное, треснулся лбом о рей, когда оступился, — предположил Стаббинс.

— Скорее всего, так оно и было, — согласился старик Джаскетт, который сидел рядом на рундуке и курил.

— Вы оба ошибаетесь! — с горячностью возразил Том. — Я не спал и не оступался. Меня сбросило парусом!

— Хватит нести чушь, парень, — осадил его Джаскетт.

— Есть еще одно обстоятельство, Стаббинс, — снова заговорил я. — Сезень, который спас Тома, свисал с рея со стороны кормы. Как ты считаешь, могло его перекинуть ветром? А раз могло перекинуть сезень, значит, и парус могло!

— Так сезень висел под реем или был переброшен через верх? — уточнил Стаббинс.

— В том-то и дело, что через верх. Больше того, распустившийся край паруса тоже был перекинут через рей и свисал с его задней стороны!

Стаббинс был, по-видимому, очень удивлен моим заявлением и не нашелся, что возразить. Пока он обдумывал свои следующие слова, в разговор вмешался Пламмер.

— А кто это видел? — спросил он.

— Я видел, — ответил я довольно резко. — И Уильямс. Второй помощник тоже поднимался наверх, так что можете спросить у него…

Пламмер замолчал, занявшись своей трубкой, и в разговор снова вступил Стаббинс.

— Наверное, Том держался за сезень и за нижнюю шкаторину паруса, когда сорвался, — проговорил он не слишком уверенно. — Вот он и перетянул их на заднюю сторону.

— Нет, — тут же возразил Том. — Сезень был под парусом, я его даже не видел. Кроме того, у меня просто не было времени, чтобы взяться за шкаторину — парус раздуло так внезапно, что я не успел увернуться.

— Как же ты тогда схватился за сезень, когда падал? — поинтересовался Пламмер.

— А он и не хватался, — ответил я за Тома. — Сезень случайно обвился вокруг его запястья, и он на нем повис. Так мы его и нашли.

— Ты хочешь сказать, что Том вовсе не держался за сезень? — спросил Куойн, раскуривая трубку.

— В том-то и дело, — кивнул я. — Да и как он мог схватиться за трос, если от удара потерял сознание?

— Это верно, — подтвердил Джок. — Тут ты прав, Джессоп.

Куойн раскурил наконец свою трубку.

— Ну, не знаю… — проговорил он.

Но я пропустил его слова мимо ушей и продолжал:

— Что бы вы ни утверждали, а когда мы с Уильямсом поднялись наверх, Том висел на сезне, который дважды обернулся вокруг его запястья. Кроме того, как я уже говорил, нижняя шкаторина паруса болталась с задней стороны рея — там ее удерживал вес Тома, висящего на сезне.

— Все это чертовски странно, — озадаченно проговорил Стаббинс. — И я думаю, что теперь мы вряд ли сумеем объяснить, как это все получилось.

Тут я бросил быстрый взгляд на Уильямса, как бы спрашивая его, не рассказать ли остальным обо всем, что мы видели, но он покачал головой, а немного погодя я и сам решил, что этим мы ничего не достигнем. Во-первых, мы и сами не имели четкого представления о том, что происходит, а известные нам полуфакты и невероятные догадки способны были лишь выставить сложившуюся ситуацию в еще более странном свете. Единственное, что нам оставалось, — это ждать и наблюдать. Если бы в подтверждение наших слов мы могли привести настоящие, вещественные доказательства, тогда можно было надеяться, что наша повесть не вызовет у остальных ни недоверия, ни насмешек, но пока ничего такого у нас не было.

Очнувшись от этих размышлений, я услышал, как Стаббинс снова спорит с одним из матросов.

— Понимаешь, раз ветра не было, такое попросту невозможно, и все-таки…

Тут собеседник перебил его, сказав что-то, чего я не расслышал.

— Нет, — ответил Стаббинс. — Больше ничего я не могу придумать. Абсолютно не понимаю, как это могло произойти, и мне это очень не нравится. Просто чертова сказка какая-то!..

— Если не веришь — взгляни на его запястье, — посоветовал я.

Том тотчас выставил руку на всеобщее обозрение: запястье распухло и почернело в том месте, где вокруг него обмотался сезень, но Стаббинса это не убедило.

— Да, — неохотно согласился он. — Факт есть факт. Только он ничего не объясняет, вот в чем беда.

Я не ответил. Как справедливо заметил Стаббинс, наличие синяка на руке Тома не могло пролить свет на обстоятельства его появления, поэтому в дальнейших разговорах на эту тему я почти не участвовал. Да и об этой беседе рассказываю только для того, чтобы показать, как отнеслись в кубрике к странному происшествию с Томом. Впрочем, последнее занимало нас не слишком долго, ибо, как я уже упоминал, вскоре произошли новые события.

Следующие три ночи прошли спокойно, но на четвертую таинственные предвестья недавних дней неожиданно разрешились довольно мрачным происшествием. К несчастью, и обстоятельства трагедии, и она сама были столь непонятными и странными, что весь ужас случившегося могли постичь лишь те немногие, кто уже соприкоснулся с неведомым и страшным, понемногу окутывавшим наше судно подобно темному облаку. Большинство матросов снова заговорили о том, что наш корабль-де, невезучий, что его «сглазили»; кроме того, как часто бывает в таких случаях, пошли разговоры о том, что у нас на борту Иона.[80] Все же я не могу сказать, будто никто из наших матросов не понимал, что на «Мортзестусе» происходит что-то страшное. Многие наверняка сознавали это хотя бы отчасти; в их числе почти наверняка был и Стаббинс, но я уверен, что он не постигал и одной четвертой всей значимости таинственных фактов, которые лежали в основе происшествий, превращавших каждую ночную вахту в кошмар. Каким-то образом он ухитрился не заметить элемента опасности, угрожавшей каждому из нас лично, хотя для меня эта опасность была очевидна. Быть может, все дело в том, что Стаббинсу недоставало воображения, с помощью которого он мог бы проследить связь известных ему событий и провидеть их дальнейшее неизбежное развитие. Я, однако, помнил, что о двух предыдущих происшествиях, точнее, об их подноготной, он не имел даже самого поверхностного представления. Если бы дело обстояло иначе, он, быть может, придерживался бы того же мнения, что и я. Увы, Стаббинс, похоже, даже не стремился понять что-либо: даже в случае с Томом он упрямо держался самой простой версии, согласно которой парень свалился с рея спросонок. И только после случая, о котором я собираюсь рассказать, он, кажется, все же заглянул в разверзшийся перед нами мрак и сделал кое-какие (правда — не слишком глубокие) выводы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});