Глубина моря - Анника Тор

Люди на берегу замолчали, когда суда военно-морского флота проходили мимо, достаточно близко, чтобы разглядеть очертания подводной лодки.

Там внутри покоились тридцать три члена экипажа, многие из которых были немногим старше Штеффи с Май. Они словно нашли успокоение в железном гробу.

Все стояли, пока конвой не исчез из поля зрения за соседним островом. Постепенно торжественное настроение ослабело. Но Штеффи была погружена в свои мысли.

Ей показалось, что посреди жаркого летнего дня пронесся порыв ледяного ветра.

Глава 30

— Тетя Марта?

— Да?

Тетя Марта подняла взгляд от голубых рабочих брюк, которые она штопала.

— Я… — сказала Штеффи. — Я бы хотела с вами кое о чем поговорить.

Много раз она откладывала этот разговор. Штеффи приняла решение и была уверена, что поступает правильно, но говорить об этом с тетей Мартой было тяжело.

— В чем дело?

Тетя Марта решительным движением оторвала нитку.

Нужно сказать это сейчас. Сказав «А», говори и «Б», так обычно говорила тетя Марта.

— Да… я…

— Ну что с тобой случилось, девочка? Ты потеряла речь?

Теперь. Теперь она должна это сказать.

— Я собираюсь выйти из Пятидесятнической церкви.

Слова встали между ними горой. Неужели шесть слов могут занять так много места! Они заполнили всю комнату грохочущей тишиной.

Тетя Марта сидела не шелохнувшись. Она смотрела на свою правую руку, в которой держала нитку с иголкой, словно не помнила, зачем она ей.

— Прости, — сказала Штеффи. — Прости меня, милая тетя Марта, но я должна.

— Ты уверена?

Голос тети Марты звучал монотонно, словно чужой.

— Да.

— Это из-за пожертвований?

— Не только.

— Ты утратила веру?

«У меня никогда ее не было», — подумала Штеффи, но ничего не сказала. Годы притворного христианства крепко приклеились к ней. Она слишком много лицемерила, чтобы сказать всю правду сейчас.

— Да.

— Не хочешь спросить меня, как ее вернуть?

Тетя Марта поднялась со стула. Брюки соскользнули на пол. Она упала на колени на жесткий кухонный пол и молитвенно сложила ладони.

— Дорогой Иисус, — молилась она. — Позаботься о нашей сестре, что блуждает во тьме. Яви ей Свой свет…

Костлявая рука тети Марты схватила Штеффи за запястье и несильно потянула за собой. Слабого рывка оказалось достаточно, Штеффи не смогла противиться. Она опустилась на колени рядом с тетей Мартой.

— …и раскрой ее сердце для Твоей любви…

Нет. Штеффи не нужна любовь Иисуса. Не потеряет ли она любовь тети Марты?

Любовь тети Марты. Штеффи впервые подумала о том, что тетя Марта любила ее.

Она вспомнила их первую встречу у тети Альмы. Холод ледяным панцирем окутывал тетю Марту. Штеффи вспомнила пощечину на лестнице и наказание за фарфоровую собачку. И она вспомнила чувство счастья в тот раз, когда тетя Марта взяла ее под свою защиту и назвала «моя девочка».

Мама с папой так далеко. Тетя Марта с дядей Эвертом — единственные, кто у нее есть. Стоит ли ради них принять Иисуса?

— …успокой ее тревоги, — молилась тетя Марта.

Успокой ее тревоги. Скоро уже лето пройдет, а она ничего не знает о маме с папой. Где они? Остались ли они в Терезиенштадте? Или они «переведены», это непонятное слово употребляла Юдит и не хотела ничего объяснять.

«Ты предала свой народ». Так сказала Юдит. Это значило, что она предала и маму с папой.

Она могла поступить иначе. Могла бороться за то, чтобы маму с папой впустили в Швецию. Если бы она не была так мала, когда приехала сюда! Теперь она почти взрослая, но уже слишком поздно. Теперь маму с папой не выпустят из лагеря, даже если Швеция согласится их принять.

— Ты не можешь молиться?

Рука тети Марты легко коснулась ее плеча.

— Попробуй!

— Господи, — сказала Штеффи. — Господи, если ты существуешь, верни мне маму и папу!

Слезы хлынули по щекам.

— Мама, — плакала она. — Я хочу, чтобы здесь была моя мама.

Позднее, после того как тетя Марта укутала Штеффи одеялом, отвела на кухонный диван и дала ей выпить чашку горячей воды с медом, они тихо сидели, пока не опустились августовские сумерки.

Тетя Марта помешивала ложкой в своей кофейной чашке.

— Я знаю, — сказала она, — что не могу заменить тебе маму. Но ты должна знать, что бы ни случилось, у нас с Эвертом ты всегда дома.

— Простите, — сказала Штеффи. — Простите меня за неблагодарность.

— Не ты должна просить прощения.

Тетя Марта сделала глоток кофе.

— Не думай, — медленно сказала она, — что я не размышляла над тем, правильно ли мы сделали, Альма и я. Нужно ли было крестить вас и принимать в общину? Наверное, нам следовало бы подождать. Но я считала, что Иисус мог бы стать для тебя утешением. Как стал для меня во времена большой скорби.

Она замолчала.

— Когда умерла Анна-Лиза? — прошептала Штеффи.

Первый раз она назвала имя Анны-Лизы при тете Марте. С тетей Альмой она разговаривала о дочери тети Марты и дяди Эверта, умершей от туберкулеза в возрасте двенадцати лет. А дядя Эверт знал, что Штеффи была в курсе. Красные санки, которые она получила в первую зиму на острове, принадлежали Анне-Лизе. Но тетя Марта никогда ни словом не обмолвилась о своем умершем ребенке, и Штеффи подчинялась ее молчанию.

— Да, — сказала тетя Марта, — Когда Анна-Лиза умерла, я, наверное, не смогла бы жить без моей веры. Но затем у меня появилась ты.

Ночью Штеффи приснилась мама. Она была одета как Царица Ночи — в черное блестящее бархатное платье с бледным, как луна, лицом. Штеффи видела, что она пела, но не слышала ни звука.

Глава 31

— Нет, сегодня тоже нет.

Фрекен Хольм в почтовом отделении с сочувствием посмотрела на Штеффи поверх позолоченной оправы очков.

— Но завтра обязательно придет.

Штеффи согласно кивнула. Фрекен Хольм хотела как лучше. Но ее попытки приободрить были лишь пустыми словами. Она не больше Штеффи знала, почему перестали приходить карточки от мамы с папой.

Штеффи положила свое письмо на прилавок. Фрекен Хольм приклеила почтовую марку, поставила штамп и взяла у Штеффи две монетки по десять эре.

— Загляни завтра, — сказала она. — Завтра наверняка придет.

На каменной ограде у магазина сидели Нелли и ее подруга Мауд. Они ели тянучки из большого пакета.

— Хочешь? — спросила Мауд и протянула пакет.

Штеффи взяла одну тянучку и сунула ее в рот. Конфета была сладкой и липла к зубам.

— Возьми еще! — сказала Мауд.

Штеффи покачала головой.

— Никакой карточки, — сказала она Нелли. — Сегодня тоже.

— Угу.

Нелли была немногословна.

— Вы почти как сироты? — спросила Мауд. — Нелли сказала.

— Нет, мы не сироты, — прошипела Штеффи. — Просто наши родители не смогут приехать сюда, пока не закончится война. Нелли, тебе не стоило болтать так много глупостей!

— Я не говорила, что мы сироты, — оправдывалась Нелли. — Я лишь сказала, что когда мы сюда приехали, это было почти как в той книге…

Она обернулась к Мауд.

— В той, что я у тебя брала. Как она называлась?

— «Анна с фермы», — сказала Мауд.

«Вот как, Нелли берет у Мауд книги. Это хорошо», — подумала Штеффи. Нелли и раньше не особенно интересовалась чтением, а теперь немецкие книги она вовсе терпеть не могла. Ее отметки в школе были средними. Через два года она окончит народную школу, но стипендию не получит. Только бы война закончилась раньше, тогда у Нелли появится шанс продолжить учебу!

Мауд шепнула что-то на ухо Нелли, и обе захихикали.

— Спроси ее! — сказала Мауд и толкнула Нелли локтем в бок.

— Нет, — сказала Нелли. — Сама спроси!

— Нет, спроси ты!

— Кто папа Вериного ребенка? — спросила Нелли.

Вера была уже на четвертом месяце, ее живот больше не скроешь.

— Разумеется, жених Веры, — сказала Штеффи.

— Как его зовут?

— Рикард.

— Ты его знаешь?

— Нет, — сказала Штеффи. — Я встречала его. Но я его не знаю.

— Почему они не женятся? — спросила Мауд. — Нужно быть женатыми, если есть ребенок.

— Это грех, — сказала Нелли. — То, что сделала Вера.

Она поджала губы, как некоторые тетушки в Пятидесятнической церкви.

— Грее-е-ех, — протянула она.

— Грее-е-ех, — повторила Мауд и захихикала.

— Тетя Альма говорит, что ты больше не христианка. Это правда? — спросила Нелли.

— Да, — ответила Штеффи. — Я вышла из общины.

— Иисус расстроится. Так говорит тетя Альма.

— Иисус не может расстроиться, — сказала Мауд. — Он умер.

Она засмеялась. Нелли выглядела испуганной, но все же поддержала подругу резким неестественным смехом.