Стервятник - Александр Бушков

Минуты через две он уже отпирал машину. Положив на заднее сиденье хлеб и сумочку, аккуратно выжал сцепление, поехал в конец улицы, держа не более двадцати. Видел в зеркальце заднего вида, что никто за ним не гонится. И понимал уже, что дебют прошел великолепно, пусть и без грома оваций, – никто его не видел, даже если какая-то скучающая бабка и сидела у окна, нужно еще доказать, что это именно он ограбил киргиза.

Свернул влево, выехал на проспект и поехал в сторону, противоположную «Полю чудес». Еще раз свернул влево с проспекта, промчался под железнодорожным виадуком, минут пять петлял по здешним узким улочкам, пока не выехал к дохленькому парку, за которым начинались сопки, кое-где покрытые по отлогим склонам кучками дачных домиков.

Ни души. Взял с заднего сиденья сумочку, вывалил деньги на переднее сиденье и, обтерев «набрюшник» носовым платком, закинул далеко за кусты. Тронул машину, проехал еще метров триста в сторону сопок, остановился, выключил мотор и с превеликим наслаждением сунул в рот сигарету. Пальцы слегка подрагивали – но он, в общем, ожидал большего мандража…

Рот сам собой растягивался до ушей. Хотелось петь, орать, кривляться, откупоривать шампанское. Он это сделал! Скромный советский интеллигент, вышвырнутый рынком в аутсайдеры, ограбил жертву так легко и, надо признать, изящно, что и давешний попутчик, рожа уголовная, не нашел бы в его работе ни малейшего изъяна. Интересно, сколько лет за такие художества полагается? «А, пошли вы, волки позорные, – произнес он про себя, подражая какому-то киногерою. – Думаете, загнали в угол вашим рынком и культом бабок? Хрена с два…»

Положительно, он казался самому себе другим, сильным и целеустремленным. Комплексы и печали, поджав хвостики, попрятались где-то по закоулкам души, опасаясь пискнуть.

Прикурив вторую сигарету от чинарика первой, он, уже медленно, смакуя дымок, расстелил на коленях носовой платок и принялся считать деньги, сортируя купюры крупнее пяти тысяч – а все остальные пренебрежительно швыряя в распахнутый бардачок.

Видимо, он угадал все правильно, киргиз и в самом деле носил казну с собой, словно купцы каменного века, – вряд ли за один день можно столько наторговать, как бы бойко ни шла распродажа…

Итог приятный: четыре миллиона восемьсот семьдесят тысяч – в бумажках крупнее пятерки. Вполне возможно, он немного ошибся в счете, но не особенно. Плюс – энное количество мелочи в бардачке. И триста долларов десятками – твердой валютой запасся, косоглазый, соображает…

Деньги он сунул в заранее припасенный пластиковый пакет и, старательно сделав из него сверток, положил на заднее сиденье, к хлебу. Доллары спрятал в карман, а всю мелочь так и оставил в бардачке. Душа пела и ликовала, душа просила варварства и безобразия…

Он просто не мог сейчас смирнехонько вернуться домой отработавшим свое частным извозчиком – и, поразмыслив немного, повернул машину к выезду из города. Сумерки уже понемногу сгущались, вспыхнули фонари.

Минут через двадцать он въезжал в городок с лирическим названием Светлогорск, один из сателлитов Шантарска. На сей раз приходилось импровизировать – но это не означало, что работать следует спустя рукава, в эйфории от недавнего успеха…

Как всякий автовладелец с приличным стажем, он отлично знал и Шантарск, и прилегающие городки-деревни. А на Светлогорском керамическом к тому же частенько бывал по служебным делам.

И, покружив по улицам в сгущавшемся мраке, придирчиво прикинув все шансы касаемо четырех возможных объектов, выбрал киоск в наиболее подходящем месте – поблизости от керамического. Проезжая мимо, заметил, что, кроме продавщицы, там никого нет.

Свернул за угол, снова свернул, загнал машину во двор старенькой кирпичной пятиэтажки. Подняв воротник куртки, поеживаясь от ледяного ветерка, направился меж гаражей, стоявших в несколько рядов меж двором и выбранной добычей.

Завернув за очередной поворот – гаражи образовали сущий лабиринт, – увидел слева костерчик, вокруг которого на корточках сидели с полдюжины подростков. Вспыхивали огоньки сигарет, долетал заковыристый мат – и еще что-то он подметил, заслуживающее внимания, но не успел осознать, что же именно увидел, торопился к киоску.

Его тоже заметили, вслед раздался свист и ленивый окрик:

– Стой! Сымай куртку!

И хохот в несколько глоток, но вслед за ним так никто и не кинулся – огольцы попросту развлекались. Сплюнув, он миновал еще два поворота, пересек неширокий пустырь и вышел на параллельную улицу – собственно, половинку улицы, дома стояли в один ряд, а по ту сторону шоссе тянулся бетонный забор керамического завода.

Скорее всего, киоск и был поставлен в расчете на потоком двигавшихся от остановки к проходной работяг – вряд ли от обитателей четырех пятиэтажек можно было ожидать высокого дохода. А поскольку, он слышал на работе, именно сегодня на керамическом наконец-то выдавали зарплату за позапрошлый месяц, часть ее неминуемо здесь и осела…

Двор был пуст, от ближайшего дома доносилась громкая музыка и вселенский хай нешуточной ссоры – точно, гуляет пролетариат, отмечая первый понедельник на этой неделе…

Решительным шагом он преодолел путь до киоска, подойдя к нему с тыла, рывком напялил на голову капюшон и, выскочив из-за угла, постучал в стеклянное окошко.

Ближайший уличный фонарь не горел, и девчонка, сидевшая в слабо освещенном киоске, скорее всего, приняла его за обычного покупателя – едва заметив выросшую перед витриной фигуру, распахнула окошечко.

И остолбенела в нелепой позе, нагнувшись к окошечку, боясь пошевелиться – на нее уже смотрело дуло пистолета. Кажется, довольно симпатичная – Родион волновался и толком не рассмотрел. Приказал злым шепотом:

– Деньги, живо! Стрелять буду!

Левой рукой протянул ей в окошечко целлофановый пакет, прикрикнул:

– Шевелись!

Она, не отрывая от него испуганно-завороженного взгляда, словно птичка перед змеей, принялась обеими руками пихать в пакет деньги, доставая их откуда-то снизу. Он быстро оглянулся по сторонам – нет, никого, ни прохожих, ни машин – поторопил:

– Живо, крошка!

– У меня больше нету… Все…

– Ладно, – сказал он, принимая едва пропихнутый ею в окошко раздувшийся пакет. – А теперь сиди тихо и не вздумай орать, а то вернемся…

Она торопливо закивала, смаргивая слезы. Признаться, на душе у него было немного неуютно – представил вдруг, что и к Маришке мог завалиться этакий гость, но дело нужно было довести до конца без сантиментов…

Едва завернув за угол, он сорвал капюшон, сунул под застегнутую куртку пухлый пакет и, не задерживаясь, пустился в обратный путь той же дорогой.

Так и не смог определить потом, что его вдруг заставило остановиться за углом гаража и затаиться там – то ли некое предчувствие, то ли знакомый металлический лязг…

Осторожно выглянул, невидимый во мраке.

Ну да – в руках у одного из сидевших вокруг костерка шпанцов был автомат с откидным прикладом. Родион без труда опознал давно снятый с вооружения АКМС. Интересно, где сперли, обормоты? И тут же подумал: в хозяйстве такая штука может ох как пригодиться…

Тот, что держал оружие, вдруг направил его на соседа и нажал на курок. Слышно было, как клацнул боек.

– Пух! – рявкнул «стрелявший», разразившись идиотским смехом.

– Серый, не жлобься, дай подержать…

Родион, не раздумывая, вытащил пистолет и без колебаний загнал патрон в ствол – с этими волчатами лучше пересолить, чем недосолить… Взвел курок, поставил на предохранитель, глубоко вдохнул воздух и на цыпочках вышел из своего укрытия.

Еще издали заговорил развязно-повелительным тоном, держа пистолет дулом вверх:

– Так-так-так… Говорите, плохо милиция работает? Сквозь них словно пропустили электрический ток – дернулись так синхронно, что Родион едва не расхохотался.

– Встать! – скомандовал он, останавливаясь метрах в пяти. – И не дергаться мне, при малейшем движении стреляю! Брось оружие! В сторону брось!

Они поднялись, двигаясь медленно, плавно, словно в замедленном действии пустили кинопленку. Тот, что держал автомат, торопливо отшвырнул его в сторону и зачастил:

– Да он незаряженный, начальник! Мы шли, а он тут валялся…

Родион повел стволом:

– Отойти! В шеренгу! Руки за голову!

Они послушно выполнили команду, только «автоматчик» ныл не переставая:

– Мы шли, а он у гаражей валялся, бля буду, начальник…

– А ну, живо отсюда! – рявкнул Родион. – Ваше счастье, что мы сегодня цыган пасем, некогда… Живо!

И опустил пистолет.

– Начальник, он точно тут валялся…

– Живо сделали ноги! – прикрикнул он. – Еще раз попадетесь…

Они всей кучей рванули в противоположную сторону, меж двумя длинными рядами гаражей – только пятки засверкали. Топот вмиг утих вдали. Вряд ли у них было время думать и как следует анализировать, опомнятся километра через два… Борясь с идиотским смехом, Родион поднял автомат, выщелкнул магазин и завернул оружие в куртку. Побежал к машине, придерживая у груди тяжелый сверток, не чувствуя холода. «Вот это жизнь! – назойливо крутилось в голове. – Вот это жизнь…»