Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм» - Григорий Владимирович Бакус

котором автор упорно продолжал именовать своего оппонента «братом [из] вальденсов, просторечно [именуемых] пикардами» (Fratrum waldensium vulgariter pikardorum).

По существу, «Щит, веру святой римской церкви защищающий…» стал своего рода прокламацией, фиксирующей позицию Инститориса в незавершенном диспуте. Создание этой книги повторяет ситуацию вокруг Malleus Maleficarum — не сумев отстоять свою позицию в реальной конфликтной ситуации, Инститорис формулирует и публикует свое видение решения проблемы в сопровождении документов, полученных им в папской курии и подтверждающих его статус.

Так или иначе, этот конфликт не имел фатальных последствий для оппонентов «посланника апостольского престола» — Томас из Пршелоуча и Лаврентий Красоницкий благополучно пережили своего сурового обличителя. Сам же Инститорис последние годы своей жизни был занят продвижением культа santa viva — он составил памфлет о Лючии Брокаделли и занимался организацией его перевода на «просторечные» языки и издания в Германии и Испании.

Относительно обстоятельств смерти «брата Генриха из Шлеттштадта» существуют несколько противоречивые свидетельства более поздних источников. Й. Ханзен приводил в своей антологии запись доминиканца Иоганна Линднера (Johanna Lindner), сделанную в 1530 г., что Инститорис «в Ольмюце, что в Моравии у [церкви] св. Марии Магдалины проповедовал, где и умер в 1505». При этом в своем комментарии немецкий историк отмечал, что церковь с таким названием была в Брно, но не в Ольмюце[187]. Кроме того, Й. Ханзен приводил еще одно позднее упоминание, согласно которому брат Генрих в свои последние годы читал проповеди «о папе, императоре, короле, волшебстве (sic!) и ереси» (vom pabste, keiser, könige, zöbrei und keczir) «в Нейсе, что в Силезии» (Neise in der Slesia, сейчас город Ныса (Nysa) в Польше)[188]. Возможно, это было последнее путешествие нунция папы Александра VI, а также — инквизитора еретического нечестия и профессора теологии, брата Генриха Инститориса из ордена проповедников.

2.2. «Слово бога истинного народу (…) проповедовать и излагать». Инквизитор как проповедник

«Колдовство было спорной территорией не просто в зале суда, но в каждом обществе, где оно происходило, и в каждом тексте, в котором оно обсуждалось»[189].

Стюарт КЛАРК. «Введение» — [ «Языки колдовства: нарратив, идеология и значения в культуре раннего Нового времени]

«Ты не должен верить тому, что вред, наносимый людям, скотине и плодам земным посредством бурь, случается по иным, скрытым от нас, причинам либо же [причиняется] демонами по Божественному позволению, но никоим образом не колдунами и только придумывают про суеверных женщин такого рода, коих в народе называют нечестивицами (unholden)»[190].

Перед нами фрагмент латинской проповеди Генриха Инститориса из сочинения Opus sermonum, увидевшего свет в авторском сборнике под названием «Разные трактаты со многими проповедями против четырех новейших ошибок относительно божественнейшего таинства Евхаристии»[191]. Описание «ужасов» (horribilia) колдовства появляется во второй части сборника, посвященной сущности таинства (de essentia sacramenti), шестая «проповедь» которой номинально содержит размышления на отвлеченную проблему из области богословия — «Почему чудесный образ является не одинаковыми, но различными способами и почему тогда бывает перемена только лишь с глазами видевших»[192].

Обсуждение «механики» чуда затрагивает аспект участия в нем добрых или злых ангелов (Ministerio bonorum et malorum angelorum). В конце эта «проповедь» переходит на обсуждение вопроса «изменения чувства» (immutatio sensuum) посредством дьявольских происков[193]. Далее Инститорис обрушивается на тезис своих оппонентов, гласивший, что колдуны не могут портить людей, скот и плоды земли иначе, чем в воображении, и в реальности не могут нанести вреда[194].

Учитывая специфический характер проповеди как жанра средневековой словесности, объединявшей в «противоречивом синтезе» элементы фольклорной традиции с церковной догмой и постулатами христианской этики[195], опыты автора Malleus Maleficarum в качестве проповедника представляют существенный интерес. На протяжении XV в. злонамеренное колдовство (maleficia) обсуждалось не только на страницах демонологических трактатов, но также становилось темой для проповедей, с которыми обращались к широкой аудитории деятели католической церкви. Об опасностях, связанных с этим проявлением суеверия, предупреждали свою паству францисканец Бернадин Сиенский и епископ Бриксена Николай Кузанский. Причем их оценки самого явления и, следовательно, наставления верующим оказались диаметрально противоположными.

Это обстоятельство важно для нас, поскольку мы должны помнить, что Генрих Инститорис как инквизитор еретического нечестия на практике действовал в близких условиях. Malleus Maleficarum был написан уже после того, как завершилось большинство ведовских процессов с участием его автора, и каждому из них должна была предшествовать проповедь.

Об этом прямо свидетельствует булла папы Иннокентия VIII Summis desiderantes affectibus, в числе прочего дававшая инквизитору при осуществлении его деятельности право «слово Бога истинного народу… проповедовать и излагать» (verbum dei fideli populo… proponere et predicare)[196]. Цитируемый здесь отрывок из «Труда с проповедями» содержит отсылку к указанному документу (per patentem bullam Jnnocentij octavi)[197]. Данное обстоятельство говорит нам о переработке Инститорисом в этом сочинении своих подлинных проповедей о злонамеренном колдовстве (maleficia). Кроме того, отдельная глава Malleus Maleficarum (MM I, 18) была посвящена обсуждению способов проповеди против возможных возражений мирян.

По всей видимости, отрывок, посвященный ведьмам, попал в Opus sermonum из практики Генриха Инститориса и представляет собой латинскую переработку тезисов, при помощи которых он должен был убеждать в реальности преступлений ведьм жителей тех мест, где проходила его деятельность как инквизитора.

Как показывает исследование К. Гинзбурга о проповеди Николая Кузанского, сама ситуация с переводом на латинский язык с большей или меньшей переработкой исходных тезисов не является уникальной[198]. Это позволяет нам проверить наблюдение выдающегося итальянского историка на интересующем нас отрывке из Opus sermonum.

Помимо перевода на латынь большое влияние на исходные тезисы оказывают контексты богословских рассуждений. Как мы видели выше, центральное место в концепции «Труда с проповедями» занимают рассуждения о природе таинства Евхаристии и сопутствующие вопросы вплоть до участия ангелов в чудесах.

Для аудитории, состоящей из «простецов», людей, не вникавших в тонкости теологии, подобные материи были малоинтересными. Можно предположить, что сочинение «брата Генриха из Шлеттштадта» было адресовано образованным читателям. Однако важно подчеркнуть, что в его распоряжении находилось не так много материала, который можно было бы использовать для конкретизации преступлений ведьм, что наиболее наглядно и показал скандал в Инсбруке. Само явление злонамеренного колдовства казалось новым всем его современникам — как образованным, так и «простецам», и эта новизна не оставляла возможности для создания разных стратегий описания. Даже безусловная любовь к латыни не дала Инститорису возможности полностью отказаться от немецкого языка. Поэтому он и был вынужден использовать слово unholden, «нечестивица», для характеристики ведьм. Здесь в латинский текст действительно «вторгается» простонародная речь, как это описывал на примере проповедей классического Средневековья А.Я. Гуревич