Сердце черного замка (СИ) - Алана Алдар

позднего завтрака звон показался громом. Марта вздрогнула, метнув испуганный взгляд на сидевшего неподвижно мага. Лицо его сохраняло равнодушную холодность, но девушка все время ощущала на себе заинтересованный взгляд. Не могла не ощущать. Риэрн не сводил с нее глаз с того момента, как вошел в столовую, заметил, что Марта спустилась вниз поесть и потребовал принести второй прибор. Приказ привычно рассеялся в воздухе, Аэрн появился почти сразу с тарелкой и чашкой. Однако есть маг не торопился, налил себе самостоятельно кофейный напиток, отпустив слугу кивком головы.

Он позавтракал рано, так и не найдя в себе силы лечь спать, просидел до утра в зале Тьмы, чтобы уставшим и измученным мыслями, начать новый день, не закончив должным образом дня вчерашнего. За долгие часы размышлений Риэрн пришел к выводу, что Марту нужно поскорее увести из замка. И из леса тоже. Картинки, что услужливо рисовал туман в колодце, казались слишком заманчивыми. Почти реальными. Он бы, наверное, даже рискнул, если бы амулет не канул в Бездну, не оставив ему и этому миру шансов. Тогда, в десять лет, Риэрн не думал о будущем. В нем горела боль и ненависть. Размышлять о том, что же дальше, он не мог. Да и какой мальчишка в его годы задается вопросами о потомстве и спасении мира. Тем более мира, который забрал у него все?

Теперь другое дело. Даже будучи магом, связанным с бездной, он не был ни бессмертным, ни всесильным. Однажды бездна заполнит его тьмой или выпьет до суха. Тогда мир снова наводнят чудовища и кто-то новый придет, как когда-то его пра-прадед, чтобы спасти жителей деревушки. Марту в том числе. Или ее детей. От мысли, что она заведет детей от какого-то неотесанного сельского верзилы, в груди рождалась жгучая смесь боли и бешенства. Если бы он мог что-то изменить… Если бы ее жизни рядом с ним ничто не угрожало, он бы попытался приручить эту девчонку. Рассказал бы ей часть правды, убедил бы в своей правоте. Он бы рискнул довериться человеку еще раз, поставил бы на кон все, что имеет. Но рисковать собой и людьми это одно. Рисковать ею — совсем другое.

— Я могу пойти в оранжерею? — тихий, бесцветный голос, такой не похожий на вчерашний злой. Марта выглядела бледной копией той девочки, что впервые переступила порог замка. В том вина цветка, но и его, Риэрна, тоже. Увиденное вчера сломило и решимость, и волю. На чем она вообще держится теперь? На одной лишь мысли, что спасение матери зависит лишь от нее? Такая самоотверженность восхищала.

— Нет, — внимательно изучая ее реакцию на отказ, маг промакнул губы салфеткой и небрежно бросил все такую же белую ткань на свою тарелку. — Одна не можешь.

Встав, протянул привычно руку, усмехнувшись.

— Что настолько противно касаться замаранных кровью рук? Даже ради спасения матери не можешь через себя перешагнуть? — зачем говорил все это? От горечи ли, поселившейся в душе? Из желания спровоцировать злость, только бы выгнать апатию из некогда блестящих жизнью глаз.

“Ты убиваешь все вокруг, Ри. Твоя черная, холодная душа умеет только уничтожать жизнь и свет”, - мысль эта больно кольнула в сердце. Было у него сердце! Было. Пусть и не то, которое могло бы помочь им всем. Замку, Марте, самому Ри. Его проклятущий мотор, гонявший по венам отравленную тьмой кровь, не способен очиститься сам.

Риэрн ждал, ощущая, как пустота прохладой окутывает руку. Марта тоже поднялась, сделала два шага навстречу и замерла. Ее ладонь, опущенная вдоль тела, дрожала. Ри поджал губы. Знать, как противен ей оказалось даже горше, чем чувствовать ее страх. Со страхом можно бороться, с отвращением вряд ли.

Глубоко вздохнув, будто собиралась с силами, девушка решительно опустила пальцы на руку мага. Готовая на все ради матери. Удивительная, очаровательная самоотверженность.

— Он цел? — вдруг спросила девушка, шагнув в портал.

Марта присела на скамейку, как делала каждый раз, приходя сюда. Стоя поодаль, Риэрн заметил, что тень беспокойства проскользнула в ее взгляде, но привычного тепла не появилось. Цветок все ещё висел на упругом, очищенном от черни стебле, но выглядел таким же безжизненным и тусклым, как его кормилица. Знавший, в чем дело, маг хмыкнул. Если так пойдет, то бутон скоро просто отвалится, иссохнув на глазах.

Селянка протянула руку, мягко поглаживая чуть повядшие листы.

— Ну что же ты, — голос ее, тихий и тоже какой-то неживой, едва долетал до ушей, хоть расстояние Ри выдержал всего шагов в десять. — Я ведь так верила, что мы справимся. Почему все, во что я верю оказывается ложью? — бледные губы задрожали, голос охрип.

Риэрн напрягся сильнее. Меньше всего хотелось получить новую порцию истерики.

Он ведь даже не позволил узнать правду. Как раз потому и не позволил, что зачем-то защищал от острых игл реальности. Горькой, отравленной человеческой алчностью и эгоизмом, злобой и бесхарактерной беспринципностью.

Маг видел, как тонкая струйка жизненной силы потняулась от девушки к цветку. Листья зашевелились, бутон задрожал, распускаясь сильнее. С серебристо-голубых остроконечных лепестков в оранжерею хлынул яркий, лунный свет. Куда доставали его отбоески, там тьма на цветах скукоживалась, скатываясь в грязные комья, и опадала вниз на землю и пол. Затхлый запах сырости и гниения сменился свежим ароматом майского дождя в лесу. Казало, что там, за стеклами сейчас громыхнет и вместо зимы из седых туч хлынет стена воды. Смоет и чернь, и горечь… как по волшебству. Жаль, что такое волшебство только в сказках для сопливых малышей.

Риэрн так давно не видел цветения луноцвета, что теперь сам с искреннем восторгом и тоскливой ностальгией наблюдал за удивительным этим растением. Кровожадным, жестоким и при этом таким хрупким и бесконечно прекрасным.

— Получилось, — неверяще прошептала Марта, все ещё продолжая гладить сияющие лепестки. Губы ее посинели, руки дрожали, вся фигурка сгорбилась, тяжело опираясь свободной рукой на скамью. Риэрн шагнул вперёд, искренне желая хоть как-то помочь ей, защитить и не дать пожертвовать собой. Заметив его приближение, Марта только сильнее сжалась, явно с трудом отодвинувшись так, чтобы вновь увеличить расстояние между ними.

— Вырастила, хватит кормить его, — зло бросил Ри, получив новое подтверждение ее неприязни. — Или жаждешь помереть тут, так и не доставив лекарство матери?

Марта вскинула глаза, усталые и блеклые. Даже цвет и тот ушел из радужки, сделав ее не зелёной, а какой-то водянисто-болотной.

— А вы отпустите разве?

— Я маг, не человек. Слов на ветер не бросаю.

Марта сморгнула, хмурясь. Услышанное медленно доходило до сознания, но лицо приобрело не радостное выражение,