Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор») - Антон Первушин

– Good morning![37] – сказал Лукашевич вежливо.

– Иди в зад! – отозвалась Олбрайт по-русски.

Алексей немало удивился, оглянулся на Золотарёва.

– А ты разве не знал? – с усмешкой спросил Сергей. – Мадам Олбрайт прекрасно знает и русский язык, и русскую культуру, и русскую историю.

Как бы там ни было, но Госсекретарша США не казалась ни напуганной, ни озадаченной. Если от чего и дрожали её тонкие губы, то от гнева, а не от страха – перед Лукашевичем был самый настоящий «американский ястреб»: суперволевой, беспощадный к себе и к окружающим (но прежде всего к себе), сумевший протолкаться на Олимпийскую вершину политической власти, а потому знающий себе цену. Перед Олбрайт русские лётчики были словно дети неразумные. И она, что самое противное, прекрасно это понимала. А потому удостоила подошедшего Лукашевича только ругательством.

– А где пилот «Ганзы»? – поинтересовался Громов.

– Сразу после моего внезапного появления, – ответил Золотарёв, – этот деятель забаррикадировался в кабине, а потом от ужаса принялся палить через дверь. Не герой, короче.

– Понятно, – сказал Громов; он взглянул на часы. – Вообще-то нам пора собираться, парни. Через полчаса, максимум – через час, здесь будет не протолкнуться от спецслужб. Кто-нибудь знает точно, где мы находимся?

– Республика Литва, – отрапортовал Золотарёв, принимая старшинство подполковника. – Мы находимся в двадцати километрах северо-западнее Каунаса.

– Никогда не был в Каунасе, – сказал Громов раздумчиво. – Однако крупных городов нам следует избегать. Кто-нибудь знает литовский?

– Ты хорошо знаешь английский, – сказал Лукашевич, – а этого, я думаю, для Литвы вполне достаточно.

– Недостаточно, – отозвался Громов. – Чтобы слиться с населением, нужно большее.

– А зачем нам сливаться с населением? – встрял Золотарёв. – Ты, подполковник, чего-то не туда гнёшь. У нас есть отличная козырная карта – зачем её отправлять в снос? К тому же, у меня имеется несколько вопросов к мадам, а с вашим появлением их добавилось.

– То есть ты предлагаешь обменять её? На что-нибудь «полезное»?

– Как обычно. На самолёт. На право полёта в любую страну по выбору заказчика. Можно ещё пару зелёных лимонов прибавить. Пусть нацики литовские раскошелятся.

Тут в разговор вступила Мадлен Олбрайт:

– Если вы отпускает меня тотчас же, – сказала она с акцентом, – я гарантировать вам безопасность и милосердие…

– Помолчите, миссис! – перебил её Золотарёв резко и снова повернулся к друзьям. – Вообще же, мужики, я имею в виду совсем другое. Мне очень не нравится, что нас столкнули лбами, как каких-то лохов. Очень хотелось бы знать, кто всё это задумал и в чём суть игры…

– Это мы можем обсудить позже, – сказал Громов. – Сейчас надо придумать, как выбраться из переделки.

– Согласен, – Золотарёв кивнул. – Какие будут предложения?

– У нас был только один реальный план отхода, – не стал скрывать Громов. – Уцелевшие после воздушного боя должны были пересечь границу над Чудским озером. Там нас ожидает истребитель Шестой армии. Что касается тех, кто будет вынужден катапультироваться, то предполагалось, что он сдастся властям, а потом его вытащат спецслужбы.

– Вот оно! – сказал Золотарёв. – «Вытащат спецслужбы». Боюсь, что не вытащат. Зачем им вас вытаскивать, если давно было решено, что наша мадам должна умереть?

– Ничего об этом не слышал. Наоборот, Фокин заверял, что наша задача защитить Мадлен Олбрайт.

– Фокин? При чём тут Фокин? Операцию планировал Зартайский.

Офицеры уставились друг на друга.

– Да-а-а, – протянул Громов. – Паны дерутся – у холопов чубы трясутся. Вынужден с тобой согласиться, Сергей. Тема требует разъяснений.

– Вы трое – идьёт, – заявила Мадлен Олбрайт из своего кресла. – Вы даже не подумать, а уже стрелять.

Золотарёв и бровью не повёл, а Громов выглянул в проём выходного люка.

– Кстати, о стрельбе, – сказал он. – Если нашему другу во фраке не оказать первую помощь, он и помереть может.

– Небось, не помрёт, – отозвался Сергей. – Сам виноват. Я ему как человеку сказал, чтобы он свою пушку выбросил и лёг на землю, а он, значит, ковбоя решил изображать. А со мной такие шутки не проходят.

– Давайте я его перевяжу, – предложил Лукашевич. – Здесь и аптечка есть.

Он уже вполне освоился в салоне. И к своему удивлению обнаружил, что Госсекретарь США путешествовала из Варшавы в Таллинн практически в гордом одиночестве (один телохранитель и один пилот – не в счёт). Видимо, миссия была настолько секретной, что госпожа Олбрайт не могла взять с собой весь штат персонала, обслуживающего высокопоставленных лиц. Как развивались бы события, столкнись бесстрашный Серёга Золотарёв с целой толпой секретарш, стюардесс и секьюрити, Лукашевич боялся даже представить.

– Давай, – согласился Громов, явно обеспокоенный судьбой несчастного американца с простреленными ногами.

Лукашевич подхватил сумку с красным крестом и полез по трапу вниз.

– Фигнёй занимаетесь, – не оценил Золотарёв жеста доброй воли, проявленной коллегами; он похлопал себя по карманам комбинезона и вытащил пачку «Мальборо», присел на кресло у люка, закурил. – А надо когти рвать. Рвать надо когти.

– Другого варианта не вижу, – согласился Громов. – Зартайский против Фокина – это для меня слишком. Я всегда считал, что они в одной команде, а теперь… – Константин махнул рукой. – Если нас водят за нос, обращаться к Фокину или к Зартайскому за помощью просто опасно.

– Тем более, что наш друг генерал-майор не отвечает на телефонные звонки.

– Ты ему звонил?

– А как же!

Золотарёв покопался в другом кармане и извлёк миниатюрный «мобильник» в защитном футляре. Открыл его и ткнул клавишу.

– Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – радостно сообщила «трубка».

– Видишь? – спросил Сергей. – И так целый день. Похоже, про меня забыли.

Он бросил «мобильник» на кресло, и это его спасло.

В ту же секунду мобильный телефонный аппарат фирмы «Siemens» взорвался, разметав по салону кусочки пластика. Один из таких кусочков впился Громову в скулу, и тот с проклятиями упал на пол, решив, что ранен.

Через минуту, чихая и кашляя от зловонного дыма, двое пилотов поднялись на ноги.

– Идьёт! – кричала со своего места Олбрайт. – Полный и совершенный идьёт!

В проём люка просунулся Лукашевич:

– Мужики, вы живы?

Слегка оглушённый взрывом Золотарёв очумело поглядел на него, потом спросил:

– А что это было?

В отличие от него Громов уже всё понял и даже нашёл объяснение:

– Пластид в трубке. Граммов пять. Кто-то хочет твоей смерти, Сергей. Генерал-майор Зартайский?

– Эта сука, блядь мне трубу собственноручно вручала, – признал Золотарёв; вид он имел слегка подкопчённый. – Для связи, типа! Значит, он моей смерти и хочет… Сколько сейчас времени?

Громов посмотрел на часы:

– Половина одиннадцатого.

– Ага, – Золотарёв наморщил лоб. – По плану я как раз должен был на посадку заходить. На авиабазе Балтийского флота. Вот блин горелый! От меня бы костей не собрали.

– Это тебя Бог бережёт, – очень серьёзно сказал Лукашевич.

– Доберусь до Зартайского – яйца уроду оторву и в задницу засуну! – страстно пообещал Золотарёв. – Но какова ско-отина!

– Посмотри лучше, что там у меня такое, – попросил Громов, он прикрыл ладонью скулу, а сквозь пальцы струилась кровь.

Золотарёв, всё ещё бледный после пережитого потрясения, подошёл к Константину, осмотрел рану и важно сообщил:

– Царапина. Заживёт.

– Идьёт! – продолжала ругаться Олбрайт. – Вы все – идьёт. Нас всех убивать из-за вас.

– Не злите меня, леди, – перебил её Золотарёв. – Вас пока убивать никто не собирается. Цените момент.

Лукашевич забрался наконец в салон и, с опаской обойдя дымящееся после взрыва кресло, подступил к Громову со своим медицинским пакетом:

– Сейчас обработаем ранку, наложим повязочку.

– Извини, не до этого! – отмахнулся подполковник, стряхивая с пальцев кровь. – Оставаться здесь больше нельзя. Ты прав, Сергей, нужно уходить. Иначе будет ещё какой-нибудь сюрприз, вроде твоего телефона.

– Олбрайт берём с собой? – деловито осведомился Лукашевич.

– Угу, – подтвердил Золотарёв. – Она – наш козырь.

Широко шагая, он подошёл к Госсекретарю США и приказал:

– Вставайте, мадам! Мы уходим.

– Вы уходить, куда хотеть, – отозвалась Олбрайт без малейших признаков страха на лице и в голосе. – Я оставляюсь здесь.

– Никто здесь не оставляется, – сообщил ей Золотарёв.

Вдруг в его руке появился огромный никелированный револьвер. Где он прятал это внушительное и в наших палестинах довольно экзотическое оружие, осталось загадкой. Однако пользоваться им Золотарёв, очевидно, умел, потому как взвёл курок и приставил револьвер ко лбу Олбрайт. Изменился ли при этом взгляд госпожи Госсекретаря США, из-за «зеркалок» солнцезащитных очков видно не было. Однако определённое смятение выдали складки, вдруг появившиеся в уголках её губ. По всей видимости, ещё никто в жизни Олбрайт не приставлял огнестрельное оружие к её лбу. Она оценила угрозу, но пока не сдалась.