Рейтинговые книги
Читем онлайн О черни, Путевые заметки - Карел Чапек

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 119

А когда костюмировка пьесы производится частично или полностью "из старого", тут костюмер в восторге, если может предложить художнику для героев Шоу брюки, в которых в прошлом столетии знаменитый чешский трагик играл деятелей чешского возрождения. Ибо. у костюмера всегда острая нехватка так называемого "штатского платья", то есть современной одежды. Вы наверняка найдете у него одеяния на полсотни ангелов, десяток индийских раджей, дюжину средневековых рыцарей, сотню китайских мандаринов или римских центурионов, но зато нет, например, нн одной пары светлых брюк, так что приходится брать взамен старые офицерские лосины, в которых обычно выступает Онегин. Ничем так не гордится костюмер, как старыми костюмами, в которых стяжали успех несколько прославленных актеров, вошедших в историю театра.

На премьере весь персонал костюмерной теснится у кулис, и главный костюмер не отрывает глаз от одеяния трагика. Развивается захватывающая интрига, дело, быть может, идет к самоубийству или поголовному убийству героев, трагик страдает от интриг злодея, добродетель поругана, трагик играет как бог - бьет себя в грудь, говорит чарующими стихами, садится, встает, обнажает меч, падает, умирает или торжествует и восходит на престол или, преодолев все препоны, женится на первой героине, - а костюмер упоенно следит за каждым его движением, и, когда растроганная публика плачет или смеется и в зале гремят восторженные аплодисменты, он шепчет, глу боко тронутый: "Великолепно играет этот костюм на пане X!" Значит, не зря он, костюмер, обегал полгорода в поисках фланели нужного оттенка, не зря с подлинно ваятельским мастерством подкладывал ватин на груди и долго, с изобретательностью кон структора, решал проблему торчащих фалд.

Не забудем и о парикмахере. Его мастерская, скрытая где-то в недрах театра, похожа на храм дикарей Меланезии или на индейский вигвам. Здесь лежат самые разнообразные скальпы - курчавые, длинноволосые, темные, рыжие, седеющие и совсем серебряные, русые девичьи косы и даже лысины всех родов. На столах стоят головы, держащиеся яа обрубках шеи, и лежат носы - острые носы дураков, красные картофелины пьяниц, орлиные носы рыцарей и злодеев, мохнатые брови, усы и усики всех фасонов, бороды бандитов, благородных отцов и монахов, все виды бород и причесок, всякие волосяные украшения человеческого племени, какие только есть на свете.

Тут же и грим: кармин чудодейственно создает обольстительную свежесть алых уст прекрасной героини, о которой мечтают студент и служанка на галерке; пудра и румяна придают пленительный цвет лицу, черная краска делает глаза такими глубокими и пылкими, что можно сойти с ума.

Есть тут и светлый тон для лица нежной девицы и гримы темных тонов для бродяг, цыган и римской черни. Все это растирается и накладывается на физиономию актера, и зритель, восторженно глядя на сцепу со своего бархатного кресла в партере, ни за что бы не поверил, какими страшными, сальными и грязными выглядят лица актеров вблизи. Здесь, в мастерской парикмахера и гримера, можно видеть среди бела дня весь тот обман, который исчезает лишь в творческом общении актера с публикой. За кулисами и во время репетиций он действует отталкивающе. Но когда гаснет свет и поднимается занавес, обман тает перед глазами зрителей, уступая место художественной правде и очарованию театрального зрелища. Грубо измалеванная кулиса становится чудесным пейзажем, жесть - золотом, пенька - бородой пророка, а карминовая краска - обльстительными устами, за право поцеловать которые бьются на сцене герои. Театр вблизи груб и несовершенен. Но когда он успешно выполняет свое дело, он будит иллюзии и чувства, которые длятся до конца спектакля и подчас не покидают зрителя и за пределами театра.

ПРЕМЬЕРА

Но обратимся к дальнейшему ходу событий.

Премьера - это роковой момент, когда драматическое произведение становится реальностью.

До самой последней репетиции еще можно было что-то исправлять и спасать. Спектакль был еще незавершенной работой, миром в становлении, звездой, родящейся из хаоса. Премьера - это выражение отчаянной решимости предоставить, наконец, пьесу самой себе. Это момент, когда автор и режиссер окончательно отдают спектакль в руки других и уже не могут броситься на помощь. Никогда в жизни не познают ни автор, ни режиссер удовлетворения столяра, который сначала хорошенько просушит только что сделанный стол, затем с видом знатока проведет пальцем по всем его граням, оботрет доску ладонью, постучит по ней, оглядит свою работу и скажет: "Хорош!.." Ах, если бы еще хоть одну репетицию!

Утром перед премьерой устраивается последняя репетиция. Актеры отбарабанивают свои роли наспех, невыразительно и почти шепотом, чтобы не сорвать голос перед спектаклем. Потом они торопливо расходятся, молчаливые и замкнутые, словно в доме покойник. Из глубин театра выползает тоскливая и напряженная тишина. Больше ничего нельзя сделать.

Это начало конца.

Как известно, премьеры имеют свою постоянную публику. Есть люди, которые ходят только на премьеры. Говорят, что это страстные театралы или просто любопытные люди, снобы или любители щегольнуть туалетами и повидать знакомых. Не знаю, но думаю, что они приходят, гонимые подсознательным садизмом. Им приятно насладиться волнением актеров, муками автора, агонией режиссера. Они приходят позлорадствовать по поводу ужасающего положения на сцене, где каждую минуту что-нибудь может дать осечку, запутаться, испортить все дело. На премьеры ходят, как в древнем Риме ходили в Колизей на растерзание христиан и бои гладиаторов. Это - кровожадное наслаждение муками и тревогой обреченных.

В минуты, когда публика, шурша программками и переговариваясь, рассаживается по местам, автор бегает вокруг театра, ощущая странное и нестерпимое сосание под ложечкой. Актеры, уже в гриме, то и дело подходят к дырочке в занавесе, охваченные волнением премьеры, вызывающим желудочные спазмы и тошноту. Некоторые из них бушуют в уборных, оттого что парик плох или костюм не застегивается. Костюмеры и швеи мечутся из уборной в уборную, так как в каждой чего-нибудь не хватает, режиссер бегает по сцене, шипя и стеная, ибо из декорационной все еще не прислали одну из декораций первого акта.

Он свирепо обрывает жалующихся актеров и сам таскает на сцену стулья.

Костюмер бежит в мастерскую с чьим-то костюмом, сценариус в последний раз звонит в уборные.

Пожарные па месте; в коридорах и фойе звучат звонки, по-прежнему идет ожесточенная грызня между бутафором и драпировщиком, и, наконец, в три минуты восьмого на сцепу выволакивают последнюю декорацию.

Если бы в этот момент вы, сидящий в шумном зале и поглядывающий на часы ("Пора б уж начинать"), если бы вы в этот момент приложили ухо к занавесу, вы услышали бы стук молотков и задыхающиеся голоса:

- Куда это деть?

- Куда суешь, дубина?

- Ее надо привинтить.

- Здесь поставить бы косячок...

- А вам чего надо?

- Живей, черт побери!

- Берегись, кулиса падает!

- Это уж придется исправлять завтра.

- А это куда?

- Да шевелитесь же, черт возьми!

- Дзинь! - первый звонок к подъему занавеса.

В зале темнеет, шум голосов стихает. Слышно несколько последних ударов молотка, слышно, как волокут тяжелую мебель и взволнованно кричат:

- Долой со сцены!

- Обрежь ту доску!

- Оставьте уж так и проваливайте!

- Подтяни ее, живо!

Второй звонок. Занавес взвивается, мелькают пятки последнего убегающего за кулисы рабочего, освещенная сцена врезается во тьму, на сцене стоит Клара, потихоньку осеняя себя крестным знамением.

Ее партнер, - у него от волнения струится пот по лбу, но из зала этого не видно, - входит и бросает шляпу на кресло вместо стола.

- Доброе утро, Клара! - громогласно возвещает он и вдруг пугается. Боже мой, ведь он должен был сказать: "Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное!"

Клара цепенеет от ужаса: она не получила нужной реплики.

- Доброе утро... - импровизирует она неуверенно.

- "...со мной приключилось нечто необыкновенное", - шипит суфлер. Актер отчаянно ищет переход к тому, что он должен был сказать. Вдобавок он вспомнил, что по пьесе сейчас не утро, а пятый час дня.

- Начинай же! - в отчаянии шепчет Клара.

- Гм... да... - барахтается герой, - представь себе, Клара... гм... да...

- Уж не произошло ли с тобой что-нибудь необыкновенное?- отважно выручает Клара.

- Да, да! - с восторгом подхватывает он. - Представь себе, Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное!

- Что же с тобой стряслось? - входят в колею Клара.

Из ложи автора слышен стон облегчения, сменившего смертельный ужас. Положение спасено, но в первый момент автор судорожно схватился за барьер ложи, готовый выскочить в партер с криком: "Не так, не так, начните сначала!" Теперь он понемногу успокаивается.

На сцене журчит диалог, все идет как по маслу.

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 119
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу О черни, Путевые заметки - Карел Чапек бесплатно.

Оставить комментарий