Основы пневматологии - Владимир Алексеевич Шмаков

видов волевой способности по количеству и иерархическому качеству в монадности увеличивает объем содержания сознания, в пластичности же это влечет за собой повышение общего потенциала сознания, высоты и тонкости его вибраций. Развитие сознания в категории воли состоит: в монадности — в постепенной актуализации ступеней иерархии волевых центров и отождествлении эмпирического центра с ними, в пластичности же — в непрерывно возрастающем повышении тонкости и мощности вибраций. Эти два вида эволюции неразрывно связаны между собой и друг друга обусловливают.

Ограничивая идею сознания и его содержания монадной категорией, мы естественно приходим к необходимости определить последнее как хранилище единичных обособленных и в себе замкнутых данностей. Все их связи и взаимоотношения сопрягают их только извне и периферически, в себе же эти элементы чужды друг другу. Равным образом и всякое изменение и движение представляется лишь чередованием таких недвижных в себе и разъединенных элементов. Такова именно монадная идея апперцептивной массы. И мысли, и эмоции, и воления — одинаково представляют собой недвижные, а потому и мертвенные величины. Полную противоположность этому составляет не искусственно созданная, а действительно существующая живая душа человека. Как целостное содержание есть не только сложная иерархия форм, но и вечно живой пластический поток, так и каждый элемент, обладая обособленной формой, в то же время есть частный поток той же пластичности. Органическое соединение монадности и пластичности и составляет сущность жизни, а потому каждый элемент живого сознания есть также живая сущность. Сама по себе эта идея не нова для современной психологии, и мы встречаем ее ясное выражение, например, у Карпентера. — «Все наши желания и страсти суть психические единства или сущности, имеющие собственную сознательную жизнь, хотя они и составляют часть всей нашей души, находясь в которой они действуют»9. Однако обычно эту идею принимают только как эмпирический факт, как нечто необходимо вытекающее из вдумчивого наблюдения психической жизни. Глубинное обоснование этой идеи, возможность и причина жизненности единичных элементов психики раскрывается лишь учением о пластической стихии. Каждый элемент, будучи, подобно целостному сознанию, раскрытием трансцендентного ноумена, только в модусе низшего иерархического порядка, также точно подобно ему есть становление пластического потока и обладает сопряженными, но в себе независимыми корнями бытия в его динамической творческой стихии. Поэтому целостное содержание сознания человека, его душа, жива не только как нечто единое, но и во всех наималейших частях своих. Никакая совокупность мертвенных частей и ни в каком сочетании не может образовать живого целого — и, обратно, всякий живой организм необходимо состоит из живых органических частей. Это остается одинаково справедливым в приложении и к физическим организмам, и к миру психики. Наша душа есть синтетическое собирательное целое, и независимо от того, содержит ли или несодержит бодрствующее сознание известные элементы в данный момент, они всегда остаются живыми в себе и способными к творческому развитию. Находясь вне поля бодрствующего сознания, они отнюдь не представляют тогда собой только форм, как отпечатков пережитого, но непрерывно продолжают свой собственный процесс жизни. Вхождение элемента в поле бодрствующего сознания или выпад из него есть только сознательное сопричисление его жизненной энергии и творческой способности и деятельности соответствующего этому сознанию синтетического целого, но отнюдь не воскрешение его к жизни или исключение из нее. Поле бодрствующего сознания в каждый данный момент объемлет лишь ничтожно малую часть общего количества и содержания элементов. Объем этого сознания и его содержание беспрерывно колеблются и изменяются, частью от последовательного во времени изменения состава находящихся в нем элементов, частью же от колебания по иерархической высоте общего синтетического уровня и достоинства сознания. Человек не только беспрерывно изменяет направление своего устремления и внимания, т. е. не только все время привлекает в поле своего сознания то те, то иные группы элементов, но и также все время то повышает синтетичность мировоззрения и самоощущения, то понижает ее. Но как бы высоко ни было его воспарение к трансцендентному в монадной категории в исключительные и решительные мгновения жизни под действием особых условий, как, например, в момент переживания мистерии посвящения или пред лицом неминуемой смертельной опасности, — поле его бодрствующего сознания включает в себя и ясно отдает себе отчет только по отношению сравнительной малой части всех элементов. Правда, в совершенно исключительных случаях бодрствующее сознание может достигнуть как бы вершины пирамиды монадных иерархий и тем включить в себя, в сущности, все виды множеств элементов, но здесь отчетливое осознание деталей представляется уже невозможным. Достигнув высочайшей вершины, путешественник иногда может окинуть взором целую страну на многие сотни верст, но он тщетно бы пытался познать все детали ее поверхности. Даже обладая превосходным инструментом, он должен был бы изучать страну по малым кусочкам, постепенно переходя от одного к другому, но при этом никакая память не могла бы удержать всего виденного. Более того, если бы благодаря какому-нибудь фантастическому инструменту все детали страны отчетливо предстали одновременно, он все равно не мог бы их все воспринять по самому устройству механизма глаза — по недостаточности количества разветвлений зрительного нерва. Чем грандиознее панорама, тем более ускользают детали, и внимание приковывается только большими и яркими контурами. Совершенно тождественное мы наблюдаем и в области психической жизни. Чем более расширяются грани поля бодрствующего сознания, благодаря повышению его общего синтетического уровня, тем более детали сливаются в общий смутный фон и внимание сосредоточивается только на сложных концепциях и группах. Ни при последовательном в течение хотя бы короткого времени прохождении в поле бодрствующего сознания большого количества единичных элементов, ни при одновременном их восприятии это сознание одинаково бессильно осознать их порознь и во всех дифференциальных взаимоотношениях. Все это вместе и показывает справедливость доктрины, что поле бодрствующего сознания всегда и при всех условиях включает только незначительную часть общего количества и содержания целостного сознания, т. е. целостной души.

Обособленность форм, их замкнутость в себе и последовательная со-подчиненность в иерархиях имеют место только в монадной категории. Только в ней единичные виды бытия формально чужды друг другу и связаны только периферическими взаимоотношениями и аналогическими соответствиями в различных звеньях иерархических координат. Напротив, в пластической стихии всякое бытие имманентно сосуществует всякому другому и непосредственно сопряжено с ним в глубинных недрах. Наше бодрствующее сознание в своем поле объемлет лишь часть элементов целостного сознания, но это справедливо лишь по отношению к монадной категории. В пластичности все элементы вечно и целокупно сосуществуют друг другу, и динамическое устремление каждого непосредственно сопряжено с устремлениями всех других. Поскольку бодрствующее сознание монадно — его возможности, восприятия и деятельность ограничиваются количеством и содержанием элементов, соответствующих его полю; поскольку это