Неизбежная могила - Гэлбрейт Роберт

ответственности, — сказала Робин. — И это должны быть надежные люди — а не один человек. Я не могу сделать это в одиночку, я слишком скомпрометирована из-за работы, ради которой взялась за это дело. Но если бы два или три образованных человека дали показания и рассказали, что там происходит, что случилось с ними, и что, по их словам, происходило с другими, я уверена, другие последовали бы их примеру. Это покатилось бы как снежный ком.

— То есть, ты хочешь, чтобы я попросила Флору поддержать родственника вашего клиента?

— И он бы поддержал ее в ответ, — сказала Робин. — Также есть шанс найти еще двух свидетелей, если мы сможем их вытащить оттуда. Они оба хотят уйти.

Пруденс сделала большой глоток красного вина, но половина вытекла у нее изо рта.

— Черт.

Она промокнула пятно салфеткой. Робин невозмутимо наблюдала за происходящим. Пруденс могла позволить себе химчистку и даже новое платье, если бы захотела.

— Послушай, — произнесла Пруденс, отбрасывая испачканную вином салфетку и снова понижая голос, — ты не понимаешь: Флора глубоко травмирована.

— Может быть, дача показаний помогла бы ей.

— Это невероятно легкомысленно сказано.

— Я говорю по личному опыту, — сказала Робин. — У меня началась агорафобия91 и клиническая депрессия после того, как меня изнасиловали, душили и оставили умирать, когда мне было девятнадцать. Дача показаний была важна для моего выздоровления. Я не говорю, что это было легко, и я не говорю, что это было единственное, что помогло, но это действительно оказало помощь.

— Прости, — испуганно проговорила Пруденс, — я не знала...

— Ну, я бы предпочла, чтобы ты по-прежнему не знала, — призналась Робин. — Мне на самом деле не нравится говорить об этом, и люди склонны думать, что ты пытаешься извлечь выгоду, когда эта тема поднимается в подобных дискуссиях.

— Я не говорю, что ты...

— Я знаю, что это не так, но большинство людей предпочли бы этого не слышать, потому что это вызывает у них дискомфорт, а некоторые люди считают неприличным вообще упоминать об этом. Я пытаюсь сказать тебе, что я очень сочувствую Флоре, которая не хочет, чтобы о ней судили по худшему времени в ее жизни, но факт в том, что оно уже повлияло на нее. Ко мне вернулись силы и самоуважение после того, как я посадила этого насильника. Я не утверждаю, что это было легко, потому что это было ужасно — это было тяжело, и, честно говоря, я часто чувствовала, что больше не хочу жить, но это все равно помогло, не пока я проходила через это, а позже, потому что я знала, что не дала ему сделать это еще с кем-нибудь.

Теперь Пруденс выглядела раздираемой глубокими противоречиями.

— Послушай, Робин, — обратилась она, — разумеется, я понимаю твое желание подать на церковь в суд, но я не могу поведать то, что хотела бы сказать, потому что у меня есть обязательство сохранять конфиденциальность, что, — добавила она, — как ты уже отметила, я и так, можно считать, нарушила, просто сказав тебе и Корму, что у меня есть клиент, который является бывшим членом ВГЦ.

— Я никогда не говорила, что ты нарушила...

— Ладно, может быть, это говорит моя нечистая совесть! — с внезапным жаром воскликнула Пруденс. — Может быть, после того, как вы с Кормом ушли, мне стало стыдно, что я так много наговорила! Может быть, я действительно задавалась вопросом, не сказала ли я это именно по той причине, которую ты только что озвучила: чтобы как-то сблизиться с ним, принять участие в расследовании.

— Ничего себе, — отозвалась Робин. — Ты, должно быть, действительно хороший психотерапевт.

— Что? — растерянно переспросила Пруденс.

— Ты стараешься быть честной, — сказала Робин. — Я проходила несколько курсов терапии. Если быть совсем откровенной, мне понравился только один из них. Иногда в терапевтах есть... какое-то самодовольство.

Она выпила еще просекко, затем пояснила:

— Ты ошибаешься насчет того, что я хочу быть героиней в глазах Корма. Я здесь, потому что подумала, что он все испортит, если сделает это, и может перейти на личности.

— Что это значит? — спросила Пруденс, выглядя напряженной.

— Ты, наверное, заметила, что у него большая неприязнь к людям, которые не заработали богатство сами. Ему не нравится Флора, потому что она не работает, а сидит дома и рисует то, что она пережила, вместо того, чтобы рассказать властям об этом. Я переживала, что если ты будешь спорить в ответ так, как ты споришь сейчас, он начнет упрекать тебя за... ну, ты понимаешь.

— За то, что взяла деньги нашего отца?

— Так это или не так — не мое дело, — сказала Робин. — Но я не хотела, чтобы вы двое поссорились еще больше, чем уже поссорились, я действительно верю в то, что сказала тебе раньше. Я думаю, ты можешь быть именно тем, кто ему нужен.

Снова появился официант, чтобы убрать закуски, которые отведала только Робин. Выражение лица Пруденс несколько смягчилось, и Робин решила воспользоваться этим.

— Позволь мне рассказать тебе, исходя из моего опыта жизни на ферме Чапмена, какие факторы, по моему мнению, могут заставить Флору бояться давать показания. Во-первых, — сказала она, считая на пальцах, — сексуальная эксплуатация. Я очень ей сочувствую. Я уже сказала Страйку, что ее фактически насиловали в течение пяти лет. Во-вторых, секс был незащищенным, так что есть вероятность, что у нее там появились дети.

Она заметила едва заметный блеск левого глаза Пруденс, но притворилась, что ничего не заметила.

— В-третьих, она могла совершить там что-то преступное и бояться судебного преследования. Насколько я знаю, на ферме Чапмена почти невозможно не оказаться причастным к преступному деянию.

На этот раз рука Пруденс поднялась, по-видимому, неосознанно, и закрыла ее лицо, когда она без необходимости откинула волосы назад.

— И наконец, — Робин гадала, не испортит ли она разговор окончательно, но была уверена, что должна это сказать, — ты как ее психотерапевт могла бы проявить осторожность при предложении дать показания или обратиться в полицию, потому что беспокоишься, что она недостаточно психически стабильная, чтобы справиться с последствиями, особенно в качестве единственного свидетеля.

— Что ж, — ответила Пруденс, — позволь мне отплатить за комплимент. Ты, очевидно, тоже очень хороша в своей работе.

Официант принес их основные блюда. Слишком голодная, чтобы сопротивляться, Робин попробовала тальятелле с рагу и застонала от удовольствия.

— О боже, ты была права.

Пруденс все еще выглядела напряженной и встревоженной.