Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

Бремя на ее душе становилось тяжелее с каждым шагом к цели. Когда на горизонте показалась священная гора, многие пилигримы начали петь и танцевать, с нетерпением ожидая конца путешествия. Сардон не радовалась вместе с ними, ибо ей казалось, что это странствие было только началом.

Лил'эш Эльдан Ай'Мораи был воистину титаническим пиком. Его плоская верхушка обычно была окутана слоем облаков, из которого по склонам стекали опоясанные радугами водопады и искрящиеся ручьи. Теперь гора выглядела такой же холодной и мерзлой, как и мертвые леса у подножья, и похожие на плесень снежные наносы уродовали ее неровный каменный лик, словно проказа. Ярость земли оставила в горе множество черных рваных провалов. Из них поднимались испарения, как будто внутри гнездилась целая стая драконов. Мировой Храм находился в самых корнях горы, надежно защищенный сотнями метров твердой породы. Он не имел никакой физической связи с окружающим миром, поэтому до него можно было добраться лишь по самым тайным из призрачных троп. Раньше Сардон отваживалась надеяться, что Мировой Храм по-прежнему недостижим, но, глядя на изломанную гору, она с гнетущим чувством неизбежности поняла, что сквозь один из этих провалов можно будет пробраться внутрь.

В конце концов Сардон покинула своих товарищей и из последних сил двинулась в путь. Они слезно распрощались с ней, но никто не попытался пойти следом. Экзодиты понимали, что встретиться с духом-драконом можно лишь в одиночку, и решили ждать у подножия священной горы, пока она не вернется или пока холод и голод не заберут их всех. Сардон неумело карабкалась по склону, чувствуя на себе неимоверную тяжесть ответственности за свой народ. Она медленно продвигалась к наиболее низко расположенному отверстию, которое увидела снизу, ползла среди скал, подтягивалась на выступы и перепрыгивала трещины. Под руками и ногами постоянно ощущалась дрожь горы, временами сверху сыпались щебень и камни и с треском и стуком катились мимо в опасной близости от ее головы.

Много раз провал терялся из виду, но струи пара, поднимающиеся оттуда, неизменно направляли Сардон в нужную сторону. Когда она подобралась ближе, то начала понимать, насколько огромным был этот разлом на самом деле. С расстояния в несколько миль он казался тонкой черной трещинкой, вблизи же становился огромной зияющей пещерой высотой больше, чем карнозавр, и достаточно широкой, чтобы весь клан мог войти внутрь, выстроившись плечо к плечу. Сардон проползла через последнюю груду упавших камней, достигла выступа, торчащего перед входом, и неуверенно всмотрелась внутрь.

В лицо ей ударил горячий, пахнущий серой ветер — сильный и непрерывный поток воздуха, поднимающегося снизу. Из глубин доносилась устрашающая мешанина шумов: отдаленное громыхание и какие-то шипящие звуки. Сардон преисполнилась храбрости, насколько это было возможно, и начала спускаться.

Простыми словами и, как ему самому показалось, с похвальной лаконичностью Пестрый объяснил, в чем была причина Разобщения, терзающего Комморру, и роль, которую Морр в ней сыграл. Инкуб молча принял новую информацию, а затем продолжил свой путь, как будто Пестрого не существовало. На самом деле, эта реакция была лучше, чем тот надеялся.

Молчание Морра растянулось, казалось, на целые эпохи, пока они брели по Паутине. Пестрый болтал, делился наблюдениями и даже временами пел, чтобы заполнить пустоту, но так ничего и не смог вытянуть из громадного инкуба, за которым следовал. Отсутствие прямой агрессии со стороны Морра он воспринимал как положительный знак и просто улыбался этому. В конце концов, инкуб задал ему прямой вопрос, и то, что ему не понравился ответ, не было проблемой арлекина. Гладкие стены Паутины проплывали мимо, путники выбирали все более и более тонкие нити, и инкуб с уверенностью шагал в каждый новый поворот. Изгибающиеся эфирные стены стали более тонкими и разреженными: они продвигались в регионы, где целостность путей нарушалась и становилась прерывистой. Тогда инкуб остановился, повернулся к Пестрому и наконец заговорил снова.

— Я поразмыслил над твоими словами, — медленно произнес он, — и нашел… вероятным… что ты можешь быть прав.

Пестрый улыбнулся с неподдельной теплотой.

— Тогда это еще можно исправить! Иди со мной, и, хотя я не могу гарантировать, что все будет забыто и прощено, ты наверняка сможешь спасти Комморру.

— Я не могу, — ответил Морр.

Улыбка Пестрого исчезла так же быстро, как солнце скрывается за тучами. Он тяжело вздохнул.

— Ты все еще считаешь, что обязан дойти до храма Архры и покаяться за убийство своего архонта. Это, конечно же, важнее, чем даже мысль о том, чтобы заняться явно менее срочным делом по спасению собственного города от неизбежного разрушения. Довольно-таки предсказуемо, на мой взгляд.

Морр угрюмо кивнул.

— И ты по-прежнему считаешь, что должен предстать на суд этих твоих иерархов, несмотря на то, что знаешь, что они скорее всего убьют тебя за содеянное.

Морр снова кивнул. Пестрый закатил глаза.

— Я не предполагаю, — сказал он с некоторой долей отчаянья, — что ты по…

— Я бы хотел, чтобы ты отправился вместе со мной в храм, — перебил Морр.

От удивления Пестрый захлопнул рот, но только на мгновение.

— Что ж, я польщен. Надеюсь, не в качестве жертвы или, может быть, козла отпущения?

Дерзкое замечание, похоже, не возымело никакого эффекта на огромного воина.

— Теперь я вижу, что, если иерархи не сочтут нужным прервать мое существование, ты можешь мне понадобиться, — невозмутимо продолжал Морр, — и что будет полезно держать тебя рядом.

— А что если иерархи сочтут нужным попытаться прервать мое существование на основании — о, не знаю — какого-нибудь малоизвестного принципиального правила?

— О вероятности подобного я ничего не могу сказать.

— Хммф, ну что ж, независимо от своих шансов я буду очень рад сопровождать тебя на этот танец, Морр, — просветлел Пестрый. — Я счастлив, что мы становимся столь добрыми друзьями, товарищами, и, если можно так сказать, наследниками великого будущего, сражающимися против превратностей судьбы.

— Не принимай выгодный союз за дружбу, маленький клоун.

— Хорошо, хорошо, не беспокойся, не буду, — несколько ворчливо отмахнулся Пестрый. — Я хотел лишь возвысить наше уникальное содружество, как оно того заслуживает, и знал, что на тебя можно положиться: ты всегда готов снова обрушить наши совместные надежды в никуда.

— Прекрасно. Тогда иди за мной и не сходи с того пути, по которому я ступаю.

— Вот уж мне-то об этом можно было и не напоминать, — фыркнул Пестрый и последовал за инкубом по пятам.

Перед ним простиралось расширение Паутины, смутное переплетение скрещивающихся нитей, часть которых волновалась на эфирном ветру, а часть была растрепана, и сквозь них временами просачивались радужные лучи. В целом это место походило на огромную пещеру, затянутую фосфоресцирующими паучьими сетями, которые развевались от призрачных дуновений. Морр направился к подернутому рябью цветному контуру, который переливался то охрой, то янтарем, то нефритом. Сломанный портал, превратившийся в слабое место нескольких измерений, который все еще связывал множество иных реальностей и путей, но действовал неопределенным и изменчивым образом.

— Он ведет к храму? — спросил Пестрый, поддавшись природному любопытству. — Нам надо быть уверенными, куда мы хотим направиться, прежде чем пройти — иначе мы, знаешь ли, можем оказаться где угодно.

На близком расстоянии в разноцветной пелене стало видно тонкие зеленые и синие нити, которые гипнотически извивались в ее толще, говоря о том, что Разобщение в далекой Комморре слабо отдавалось даже здесь.

— Нет, я должен вернуться по своим шагам, чтобы войти в храм. Нам надо отправиться назад, к началу.

Морр стремительно вошел в многоцветную пелену, словно титан, шагающий по океану. Пестрый юркнул следом за инкубом, и вьющиеся энергии поднялись и окутали их обоих. На них нахлынули мощные противоборствующие течения, разделяющиеся реальности рассыпали их на мельчайшие частицы, закрутили в вихре и снова соединили. Их омыли бесконечные потоки чуждых концепций и странных стимулов, исчезающих в тот же миг, как их воспринимал разум. Но целеустремленность Морра продолжала вести его вперед, сквозь ужасное разрушение, раздирающие, терзающие душу силы, а Пестрый жался позади него, как будто двигаясь в кильватере корабля. Уверенность инкуба была ошеломительна, она искажала и изгибала неустойчивые реальности, покоряя их его воле. Наконец они на мгновение очутились в невесомости, портал неохотно поддался и исторг их из себя… где-то в другом месте.

Они стояли среди простора, усыпанного белым песком, который ярко сверкал, подобно свежевыпавшему снегу. Стояла ночь, но темноту изгоняли непрекращающиеся вспышки от горизонта до горизонта. Резкий барабанный бой взрывов сливался в непрекращающийся гром, который раскатывался по всему небу. Где-то на расстоянии виднелись громадные зловещие силуэты размером с горы, которые, казалось, прыгали и менялись в неверном свете.