Восходящая тень - Роберт Джордан

— Мои люди в порту будут начеку, — пообещал он, а когда Найнив посоветовала соблюдать осторожность, рассмеялся, будто ему предложили смотреть под ноги, чтобы не упасть.

Джуилин ушел следом за Домоном. Помахивая посохом, он заявил, что ночь — самое подходящее время, чтобы пройтись по притонам, где собирается всяческое отребье. Найнив объявила, что идет в свою — свою! — комнату отдохнуть с дороги. Выглядела она и впрямь неважно, и Илэйн неожиданно поняла почему. Найнив успела привыкнуть к качке, и теперь ее мутило на твердой почве. Вот уж и впрямь на всякий желудок не угодишь.

Том обещал Рендре выступить и развлечь гостей в общем зале, и Илэйн спустилась следом за ним. Усевшись за пустовавший стол, она напустила на себя холодный и неприступный вид, чтобы отвадить всякого, кто захотел бы к ней присоединиться. Рендра принесла серебряную чашу с вином, и Илэйн потягивала его, слушая, как Том, аккомпанируя себе на арфе, пел любовные песенки — «Первая роза лета» и «Ветер, который качает иву», потешные распевки — «Только один сапог» и «Старый серый гусь». Благодарные слушатели хлопали в ладоши — похлопала и Илэйн. Она выпила более половины своего вина, но миловидный молодой прислужник с улыбкой вновь наполнил чашу до краев. Все вокруг казалось ей странным и волнующим. Илэйн нечасто случалось бывать в тавернах, а пить и развлекаться, как простои люд, и вовсе не доводилось.

Картинно взмахивая полами цветастого плаща, Том нараспев рассказал историю «Мара и три глупых короля», продекламировал несколько сказаний о Мудрой Советнице Анле, исполнил длинный отрывок из «Великой Охоты за Рогом». Читал он с воодушевлением. Казалось, что прямо здесь, в таверне, храпели, вставая на дыбы, скакуны, гудели боевые трубы, а мужчины и женщины сражались, любили и погибали. Давно настала ночь, но он все пел и декламировал, изредка прерываясь лишь для того, чтобы промочить горло вином, а посетители настойчиво просили исполнить что-нибудь еще. Цимбалистка с довольно кислой физиономией сидела в углу, держа свой инструмент на коленях, и смотрела, как гости осыпают менестреля монетами, — подбирать их Том поручил какому-то мальчонке. Ей за ее музыку отродясь столько не платили.

Том, кажется, был доволен собою, да и не диво — как-никак он менестрель. Однако Илэйн не могла отделаться от ощущения, что она уже слышала «Великую Охоту» в его исполнении, причем тогда он излагал предание Возвышенным Слогом. Возвышенным, а не Простым. Такого просто-напросто не могло быть, ведь Том всего лишь старый менестрель.

Наконец, уже поздней ночью, Том раскланялся последний раз и, сопровождаемый аплодисментами, направился к лестнице. Илэйн, как и все остальные, с жаром хлопала в ладоши.

Поднявшись, чтобы отправиться в комнату, она неожиданно оступилась, шлепнулась обратно на стул и недоуменно уставилась на свою чашу с вином. Она была полна. Странно, Илэйн точно помнила, что пила из нее, немного, конечно, но… У нее слегка кружилась голова.

Ах да, спохватилась девушка, этот юноша с томным взглядом подливал вино в чашу! Сколько раз? Впрочем, это неважно. Все равно она никогда не пила больше одной чаши. Никогда. А голова кружится потому, что после качки непривычно ступать по твердой земле. Найнив непривычно, и ей тоже. Вот и все.

Поднявшись на ноги, на сей раз осторожно, она отказалась от услуг сладкоречивого молодого человека, любезно предлагавшего ей свою помощь, и ухитрилась подняться по лестнице, несмотря на то что эта самая лестница невесть почему ходила ходуном. Не задерживаясь на втором этаже, где находилась отведенная ей и Найнив комната, девушка поднялась выше и постучалась к Тому. Менестрель медленно приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. В руке у него вроде бы был нож, но потом он куда-то делся. Странно все это.

— А я помню, — заявила Илэйн, ухватив менестреля за длинный ус. Язык у нее ворочался с трудом, слова звучали невнятно. — Помню, как я сидела у тебя на коленях и таскала тебя за усы — вот так. — Она показала как, и менестрель скривился. — Да-да, а матушка смотрела на меня из-за твоего плеча и смеялась.

— Шла бы ты лучше в свою комнату, — сказал Том, — тебе не мешает поспать.

Но Илэйн уходить не хотела. Так и не отпустив ус, она втолкнула Тома в комнату:

— Матушка и сама сидела у тебя на коленях. Точно сидела, я видела!

Том ухитрился высвободиться и попытался подтолкнуть Илэйн к двери, но девушка вывернулась и проскользнула мимо него. Жаль, что кровать у Тома без балдахина, — подумала она. Если бы можно было держаться за подпорки, пол, наверное, не так качался бы.

— Я хочу знать, почему матушка сидела у тебя на коленях.

Том подался назад, и Илэйн поняла, что он боится, как бы она вновь не ухватила его за ус.

— Ты — менестрель. Не могла моя матушка сидеть на коленях у менестреля. А она сидела. Почему?

— Ложись спать, дитя.

— Никакое я не дитя! — Она сердито топнула ногой и чуть не упала. — Вовсе не дитя! А ну давай рассказывай! Ну же!

Том вздохнул, покачал головой и наконец неохотно заговорил:

— Я не всегда был менестрелем. Когда-то я был бардом. Придворным Бардом в Кэймлине, у Королевы Моргейз. Ты тогда была совсем маленькой, поэтому воспоминания у тебя путаные. Вот и все.

— Ты был ее любовником, верно? — По его глазам Илэйн поняла, что не ошиблась. — Был, вижу, что был. О Гарете Брине я всегда знала, вернее, догадывалась, но надеялась, что она выйдет за него замуж. Гарет Брин, и ты, и этот лорд Гейбрил. Мэт говорил, что она смотрела на этого Гэйбрила влюбленными глазами. На Гэйбрила и… На кого еще? На скольких? Чем, спрашивается, она отличается от Берелейн, которая готова затащить к себе в постель каждого приглянувшегося мужчину? Она точно такая же… — И тут в глазах у нее все запрыгало, а в ушах зазвенело. Лишь секунду спустя Илэйн поняла, что Том залепил ей оплеуху. Ей! — Как ты смеешь?! Я — Дочь-Наследница Андора и не позволю…

— Ты глупая маленькая девчонка, которой вино ударило в голову, — оборвал ее Том, — и если я еще хоть раз услышу дурное слово о Моргейз, то разложу тебя на коленях и отшлепаю, хотя ты и умеешь направлять Силу. Твоя мать — прекрасная, достойная женщина!

— Правда? — Голос Илэйн дрожал, неожиданно она поняла, что плачет. — Но почему же тогда она… Почему? — И вдруг оказалось, что она всхлипывает, зарывшись лицом ему в куртку, а он нежно гладит ее по голове.

— Потому что королева всегда одинока, — тихо ответил Том, — потому что многих мужчин влечет к ней власть, а она — женщина. Я видел в Моргейз женщину, и она это чувствовала. Возможно, то же самое было с Брином и с Гэйбрилом. Ты должна понять, девочка, в жизни каждому кто-то нужен. Любовь и участие нужны всем, даже королеве.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});