Империя тысячи солнц. Том 1 - Шервуд Смит

– Это был убийственно простой способ обеспечить послушание Галена на ближайшие восемь лет, – кивнул Брендон, – и половину из них я думал, как бы ее освободить. – Он говорил очень тихо, все с тем же отсутствующим видом.

Странная манера вести интимную беседу. Впрочем, его брат был еще страннее – и намного опаснее.

Ваннис сказала ему в тон – с той полушутливой небрежностью:

– Вы мечтали спасти Галенову певицу, а я – свою мать.

Нельзя было более изящно перейти от трех мертвых и одной пропавшей без вести к настоящему времени. Теперь он может протянуть ей руку – жалея, сочувственно, страстно, как угодно, – и первый ход будет за ним, если для него это важно. А после разговор пойдет о Брендоне и Ваннис.

Она осталась довольна своими словами и тоном. Подобные переходы – это искусство, и она всегда владела им в совершенстве.

Но, увидев его лицо, она поняла, что неверно рассчитала реплику.

Не то чтобы он сказал или сделал что-то в открытую. Он улыбался, но к нему вернулась вежливость – эта дулуская маска, скрывающая мысли и мотивы. Теперь он уже не снимет ее.

Указав на стол, накрытый рифтером, о котором Ваннис совершенно забыла, он сказал:

– Позавтракаем?

Выбирая среди множества изысканных горячих блюд, Ваннис признала свою неудачу, но отказывалась считать ее поражением. Однако как она в дальнейшем ни расточала улыбки и обаяние – она даже затронула вновь тему умершей певицы, которую любил Гален, – интимное настроение ушло безвозвратно.

С этим ничего нельзя было поделать. Остаток визита прошел в приятных разговорах о том о сем. Она принуждала себя быть занимательной и выяснила, что круг его интересов был весьма широк и что десять лет после своего исключения из Академии он потратил не только на пьянство, наркотики и секс, как казалось со стороны. Ваннис часто объявляла себя знатоком истории, но она с трудом узнавала имена и цитаты, слетавшие у него с языка. Дважды она чувствовала, что он готов затеять спор, но не могла принять вызов из-за недостатка аргументов. Она вывернулась, посетовав на ранний час и на собственную лень, но мысленно отругала себя за невежество.

По правде говоря, она совсем не скучала, хотя и не получила того, за чем пришла, и визит подошел к концу раньше, чем она намеревалась. И снова не произошло ничего явного, никакого знака или сигнала, на который она могла бы сослаться. Просто она снова ощутила присутствие рифтера – который все это время никуда не уходил, – заметила, какое у Брендона терпеливое, но уставшее лицо, и как-то сразу поднялась, сказав, что время идет и она опаздывает в другие места.

Брендон тоже встал, хотя мог не вставать (Семион никогда этого не делал), и улыбнулся, но не стал ее удерживать.

Идя обратно по дорожке, она втянула в себя туманный воздух, невидящими глазами глядя на великолепный сад. Ее мысли вернулись на час назад – она повторяла и анализировала, отказываясь признать чувство сожаления, почти потери, таящееся в глубине сознания.

«Люблю, когда мне бросают вызов, – думала она, сворачивая на более укромную тропинку. – Если бы он сдался сразу, удовольствие было бы наполовину меньше. И я многому научилась за этот первый визит – ведь будут и другие!»

И Ваннис перебирала в уме то, что узнала. Он не глуп. Он тоже не выносил Семиона, а вот среднего брата любил. Он хорошо знает историю, знаком с трудами своих предков, любит музыку – к музыке они возвращались то и дело.

Ему было очень важно освободить возлюбленную своего брата – вот только она, Ваннис, так и не знала почему.

И только закончив свой перечень, она взглянула в лицо сожалению и признала, что никогда еще не встречала такого отпора.

Она задержалась на небольшом пригорке. Ветер шевелил ее платье. Обхватив голые руки повыше локтя, она вспомнила, что сказал Брендон о нарбонском тианьги: «Особая смесь цветов и пряностей».

Она пожалела, что не распознала запахи в анклаве, и поняла, что там их вовсе не было, а двери стояли открытыми в сад и на озеро. Что до того, чем душится Брендон, она была недостаточно близко, чтобы это уловить.

Ее пальцы скользнули от локтей к плечам – так она и стояла, обхватив себя руками, прижав подбородок к запястью, перебарывая желание оглянуться и посмотреть, не стоит ли опять на пороге высокая, темноволосая фигура.

Его там нет.

Признав и это, она быстрыми шагами двинулась дальше.

7

Анарис отложил свой дираж'у и откинулся назад.

– Вы верите в свое пророчество?

Лицо Панарха почти не изменилось – разве что блеск в глазах стал немного иным. Анарис не понимал, что это означает.

– В то, что я сказал твоему отцу? – улыбнулся Геласаар. – Первое, о чем я спросил своих советников, когда воссоединился с ними, – это о том, как закончился наш с ним разговор.

– Разве вы сами не помните?

– Не до конца. Шоковый ошейник подействовал весьма эффективно. – На шее у Панарха до сил пор еще не зажили багровые рубцы. – На твой вопрос я отвечу так: не знаю.

Я ведь, кажется, говорил тебе, что моя мать дважды видела во сне войну перед самым нашествием шиидранских орд? Но как-то она созналась, что перед моим зачатием ей снилось, будто она родит дочь. – Он весело прищурил глаза. – Вот и толкуй тут.

Анарис снова взял дираж'у, играя с его концами.

– Хотел бы я посмотреть, кто окажется прав.

* * *

Вийя ощутила легкое головокружение, предвещавшее контакт с эйя. Быстро отключив пульт, она склонилась вперед, закрыла глаза и опустила голову на руки.

Волнение эйя обожгло ей нервы, сделав контакт почти болезненным – как связь по слишком громко настроенному босуэллу.

Эйя слышат слуховой камень спящего, но стены вокруг не дают пройти.

Трофейная гиперрация. Они ни разу не волновались так с тех пор, как Аркад принес Сердце Хроноса.

Слышите ли вы человеческие слова из слухового камня спящего?

Эйя слышат, как слова текут, но самих слов не слышат. Эйя должны прикоснуться.

Что слышат эйя, кроме слов?

Мы слышим страх, мы слышим хаос. – И тут их пронизал шок, опаливший ее мозг. – Мы слышим глас далекого спящего.

Где?

Далеко, далеко, и он движется...

Уровень их беспокойства возрос – они верещали на самых высоких нотах, которые используются только в моменты сильного стресса или на церемониях.

«Плохой знак», – подумала Вийя, борясь с головной болью, вызванной их речью и мыслями. Чтобы направить их в другую сторону, она сформулировала вопрос:

Слышите ли вы тех, кого называете ульем «Телварны»?

Мы слышим. Нам радостно узнавать улей «Телварны» среди остальных. Мы слышим одного-с-тремя...

Иварда, благодаря таинственной связи между собой, и келли. Вийя тоже слышала мысли Иварда и знала, что он часто слышит ее мысли, хотя пока не различает их, – кроме тех случаев, когда она связывается с ним сознательно.

Эйя описали сны Иварда так, как их воспринимали, и перебрали остальной экипаж, хотя и не по именам. Они только ее называли Вийя – Та, Что Слышит, но человеческими именами не пользовались, а своих узнавали по описанию.

Мы слышим Непостоянного, который в гневе думает, что оторван от улья...

Локри, заключенный панархистами в сверхнадежный Первый блок по обвинению в убийстве. Пока только Жаим и Марим были у него – очень недолго.

Мы слышим делающего музыку-и-еду, он думает об опасности ухода того, Кто-Дарит-Камень-Огонь...

Значит, Монтроз обнаружил какой-то заговор против Брендона Аркада? Вийю это не удивило.

Она поколебалась, чувствуя, что находится на краю пропасти. Но вопрос об умственном состоянии Аркада не грозил опасностью никому, кроме нее, и она спросила:

А тот, Кто-Дарит-Камень-Огонь?

Тот, Кто-Дарит-Камень-Огонь, думает, как движутся металлические ульи между мирами.

И где-то, словно отдаленное эхо, возник шепот мысли, помеченной знакомым накалом эмоций. Она может слышать и его, если сосредоточится.

Вийя оборвала эту связь.

Та, что летает, движется в маленьком металлическом улье...

Тут эйя, оставив Марим, объявили:

Сюда идет нивийя.

«Еще один, который слышит». Вийя не успела еще оправиться от последствий пси-контакта, как прозвенел вестник. Пришел тот, кто уже приходил к эйя по просьбе Элоатри – первый человек, помимо Вийи, наладивший с ними связь. Ей тогда пришлось буквально отрываться от их перевозбужденных мыслей – да и теперь их интерес к нему еще не ослаб. Хорошо, что их сейчас нет здесь. Вийя встала и открыла дверь.

Для нее было шоком снова увидеть должарианца, даже в одеждах одного из панархистских колледжей. Старик, высокий для ее соплеменников, нагнул голову, проходя в дверь. Широкий в плечах и груди, темноволосый и темнокожий, он носил длинную бороду, не скрывавшую ястребиного носа, широких скул и глубоких глазниц, характерный для жителя материка. Его отличало, помимо одежды, до нелепости мягкое выражение морщинистого лица.