Непристойные предложения - Уильям Тенн

закрыл люк и вернулся ко мне.

— Что ж, — философски сказал он, опускаясь на рундук. — Как-то так.

— Отказались бы вы от этой затеи, Батт, — не выдержал я. — Вряд ли вам понравится женщина вроде Ив в качестве жены. Это она на вид маленькая и беззащитная, а на деле выучилась управлять подводным городом, не забывайте!

— Ой, да не очень-то то и страшно, — ухмыльнулся он. — Я рос в годы Голубого Чикагского Бунта. Фигня, — он вытянулся на спине и оскалился, глядя в потолок. — Сдается мне, жениховство прошло прям зашибись.

Я повеселел, и мы несколько минут подшучивали друг над другом. А потом услышали топот нескольких ног.

Батт метнулся в нос шлюпки. Бластер мигом оказался у него в руке, и он ругался самыми последними словами. Я бросился было за ним, но он поймал меня за свитер и толкнул в сторону люка — так, что вошедший капитан споткнулся о меня, и тоже полетел на пол, запутав меня своими золотыми аксельбантами и позументами. Когда же мы, наконец, распутались и поднялись на ноги, дышал он с некоторым трудом.

Капитан был невысоким, пухлым человечком с круглым лицом, выражение которого показалось мне испуганным. Он нахмурился на меня — точь-в-точь как делает это сестра — и, поймав за воротник, вытолкнул из шлюпки. Там меня перехватил старший помощник, в свою очередь передавший меня второму помощнику машиниста. Рядом стояла сестра, придерживаемая стюардом с одной стороны и бортинженером с другой. За их спинами столпилось с пару дюжин зевак из числа пассажирок.

— Жалкие трусы! — кипятилась сестра. — Пустили капитана к опасному преступнику в одиночку!

— Так что не могу знать, мисс Спарлинг, — отвечал бортинженер, потирая значок с крылатым космолетом, приколотым к фуражке. — Старый хрыч вообще не хотел это даже в бортовой журнал вписывать — ну, смылся бы этот фрукт с борта после посадки, и кому от этого плохо? А вы ему принялись сыпать параграфами из законов Матери Аниты, так что теперь ему некуда деться, кроме как исполнять свой долг. А что он пошел первым — так это оттого, что у нас тут все люди семейные, вот он и не хочет сирот плодить.

— Ты же обещала, Ив! — прошипел я ей сквозь зубы. — Обещала, что не причинишь Батту неприятностей!

Она тряхнула кудряшками и наступила шпилькой на ногу стюарду. Тот взвыл, но руки ее не отпустил.

— Цыц, Фердинанд, это серьезно!

И правда, все оборачивалось серьезнее некуда.

— Я без оружия, Браун, — услышал я голос капитана.

— Так возьми, — спокойно, даже чуть лениво отвечал Батт.

— Нет уж, спасибо. Слышал я, ты с ним управляешься не хуже, чем я со штурвалом, — голос капитана удалялся от меня. Батт зарычал как вышедший из-под контроля нефтяной фонтан. — Я полагаюсь на твою порядочность, Браун, — голос капитана чуть дрогнул. — На то, что я слышал в Нью-Каламазу в каждый свой прилет: что у Браунов свой кодекс чести. Что они не стреляют в безоружных.

Начиная с этого момента я не слышал со стороны шлюпки ничего, кроме неразборчивого бормотания. На голову мне что-то капнуло, и я посмотрел вверх. По лбу второго помощника стекал пот; он собирался на кончике его носа и уже оттуда срывался тонкой струйкой вниз. Я отодвинулся в сторону.

— Что там происходит? — допытывалась сестра, вытягивая шею в направлении люка.

— Батт пытается решить, что лучше: поджарить его или потушить, — отвечал бортмеханик, отталкивая ее от люка. — Эй, стюард, помнишь, как целая семья во главе с папашей поспорила с полковником Леклерком?

— Одиннадцать убитых, шестьдесят четыре раненых, — с готовностью отозвался стюард. — Так что теперь южнее Холодильника нет ни одного армейского гарнизона, — он раздраженно дернул правым ухом. — Но о чем они там толкуют?

И вдруг мы услышали.

— Властью, данной мне согласно положениям Помонского Договора, — очень громко произнес капитан, — я помещаю вас под арест за нарушение пунктов с шестнадцатого по двадцать первый включительно Правил проезда на космическом транспорте, что означает заключение вас и вашего имущества в охраняемую камеру до окончания перелета, как этого требуют статьи сорок первая и сорок пятая…

— Сорок третья и сорок пятая! — простонала сестра. — Статьи сорок третья и сорок пятая, я же ему говорила. Я даже повторить заставила!

— … закона Матери Аниты от две тысячи сто тридцать шестого года, свод законов межпланетного права.

Затаив дыхание, мы ожидали ответа Батта. Секунда сменялась секундой, а ни треска электрического разряда, ни запаха горелой плоти из шлюпки не доносилось. Потом послышались шаги. Из люка вышел крупный мужчина в зеленом костюме. Батт. За ним шел капитан, осторожно сжимая обеими руками бластер. У Батта на лице застыло странное, задумчивое выражение. При виде его незамужние землянки подались вперед, едва не смяв немногочисленных членов команды. Мне они напомнили стаю акул, завидевших умирающего кита.

— М-м-ммммм! О-о-ооооо! А что, все венериане такие?

— Мужик вроде этого дорогого стоит!

— Хочу! Хочу! Хочу!

Сестру наконец отпустили. Она схватила меня за руку и потащила прочь. Она пыталась выглядеть раздраженной, но я-то видел, каким неистовым гневом горели ее глаза.

— Экстравертки дешевые! И они еще имеют наглость называть себя ответственными женщинами!

Впрочем, я тоже будь здоров как злился.

— Как насчет обещания, а? Ты сама сказала, что не будешь его сдавать. Ты обещала!

Она перестала кружить по каюте так, словно намеревалась дойти до Венеры пешком.

— Сама знаю. Но он меня вынудил. Послушай, Фердинанд…

— Меня зовут Форд, и я тебя не понимаю.

— Тебя зовут Фердинанд, и хватит вести себя как капризная девчонка. Это тебе не идет. Через несколько дней ты забудешь об этом и снова станешь простым, беззаботным собой. Я правда собиралась сдержать свое слово. Мистер Браун производил впечатление в целом приличного человека, несмотря на его варварские представления о равенстве полов. Равенстве, или того хуже. Я вполне обоснованно полагала, что смогу склонить его к более разумному социальному поведению, уговорить сдаться. А он… он…

Она сжала кулачки так, что ногти впились в ладони, и испепелила взглядом дверь каюты.

— А он меня поцеловал! Ну… целоваться он умеет… наверняка у него по этой части имеется определенный опыт. Но что за безнравственность! Я еще не успела оправиться от его неслыханной наглости — предложения выйти за него замуж. Можно подумать, это ему вынашивать детей! Однако же я готова была серьезно обдумать это его предложение… ты же знаешь, я все предложения обдумываю очень серьезно и ответственно. Однако он намеренно отказался от всякого разумного обсуждения. Он обращался со мной как первобытные люди обращались со своими самками. Как с эмоциональным механизмом, вот! Если верить