Путешествия к Лобнору и на Тибет - Николай Пржевальский

К столь незавидной доле многих туземцев следует еще прибавить полную деспотию всех власть имущих, огромные подати, эксплоатацию кулаков, притеснения от китайцев – чтобы понять, как несладко существование большей части жителей оазисов даже среди сплошных садов их родного уголка. И еще нужно удивляться, как при подобной обстановке, лишь немного видоизменяемой в течение долгих веков, не привились к населению крупные пороки, например воровство, убийство и т. п. Или уже загнанный характер сделался пассивным к требованиям жизни и заменил безусловной покорностью всякие активные порывы.

Стоянка в д. Ясулгун. От Нии до Кэрии, где расстояние 93 версты, дорога по-прежнему вьючная, хотя с трудом, пожалуй, можно проехать здесь и на двухколесной арбе. Первый безводный переход занимает 51 версту; для небольшого отдыха лежит на 15 верст ближе станция Аврас, где воды также нет и ее привозят с собой, иногда же летом вода временно сюда прибегает по соседнему ущелью. На дне этого ущелья пробовали копать колодезь и, как говорят, вырыли землю на 40 ручных сажен в глубину, но воды не достали; работы же были прекращены после того, как обвалом задавило двух рабочих.

Местность на описываемом переходе совершенная пустыня, большей частью песчаная; однако большие пески, придвинувшиеся к оазису Ния, лежат здесь несколько поодаль. Сама дорога вообще хороша и на случай пыльной бури обозначена воткнутыми в землю жердями. Сделали мы этот переход в три приема с ночевкой на ст. Аврас; воду привезли с собой. Хотя жара стояла сильная (+37,8 °C в тени в 1 час дня и +28,7 °C в 8 часов вечера), но верблюды наши прошли благополучно. На следующий день еще рано утром добрались мы до д. Ясулгун, где пробыли несколько суток, ожидая прибытия оставленного больным в Черчене переводчика Абдула,[944] без которого трудно было обойтись в Кэрии.

Оазис Ясулгун

Названная д. Ясулгун представляет собой отрадный уголок среди дикой пустыни. Всего здесь 8 дворов, скученных возле довольно большого и глубокого пруда, обсаженного ивами и несколькими тополями. Вода в этот пруд напускается в то время, когда приходит сюда из гор по сухому руслу, лежащему на продолжении р. Тумая; тогда же поливают и поля. Они расположены вокруг деревни и все вместе, пожалуй, не достигают одного десятка наших десятин. При саклях, как обыкновенно, разведены небольшие сады; вне их также растут абрикосовые и шелковичные деревья, достигающие до 50 футов высоты при диаметре ствола в 2 фута. Жители в Ясулгуне мачинцы, весьма добродушные и приветливые, на золотые прииски не ходят. Стоянка выпала нам здесь отличная, под шелковичными деревьями на берегу пруда, в котором ежедневно по нескольку раз можно было купаться. Деревенская жизнь шла при нас обычным чередом. Женщины хлопотали по хозяйству; мужчины осматривали поля, исправляли арыки, копались в садах или сидели без всякого дела; ребятишки бегали нагишом, валялись в песке, купались, играли,[945] иногда же и дрались между собой; притом, словно обезьяны, лазили по сучьям шелковицы, доставая ягоды. Возле саклей резвились ласточки, чирикали воробьи, ворковали голуби, пели петухи, клоктали наседки с цыплятами. Словом, сельская жизнь здесь та же, что и у нас; народ сельский также гораздо нравственнее городского.

Пески близ оазиса Ясулгун

В описанной деревне мы пробыли пять суток и весьма подружились за это время со здешними жителями. На наше предложение снять с некоторых из них фотографии, они согласились с условием не говорить об этом китайцам. Как и прежде, женщины охотнее фотографировались, да и сидели при снимании аккуратнее мужчин, мальчишки же обыкновенно убегали, иные с плачем. По вечерам казаки наши пели песни и играли на гармонии. Игра эта везде чрезвычайно нравилась жителям Восточного Туркестана; слух о столь удивительном инструменте шел далеко впереди нас, так что даже выезжавшие нам навстречу местные власти обыкновенно прежде всего просили «послушать музыку». В Ясулгуне была отпразднована нами шестая тысяча верст пути от Кяхты. Такие празднества, конечно, по средствам, какие имелись налицо, мы устраивали после каждой пройденной тысячи верст. Те же ясулгунцы сообщили нам теперь несколько интересных подробностей относительно нелепой трусости и секретных козней против нас со стороны китайцев. Эти последние не только всюду запретили туземцам входить с нами в близкие сношения и сообщать правду на наши расспросы, но даже приказали увести в горы местных верблюдов, также частью лошадей и вслед за ними прогнать стадо баранов, чтобы скрыть следы. Затем, узнав, что мы намерены пройти в Тибет из Кэрии, местный китайский начальник послал разрушить в горах мост и испортить дорогу. Тот же начальник, или, как его здесь величают, амбань, приказал собрать в Кэрии от жителей запасный хлеб, сложил его в восьми саклях и подложил мину, чтобы взорвать ее в случае восстания жителей по нашем приходе. Сам амбань несколько ночей сряду выезжал с конвоем из города и ночевал в палатке, опасаясь быть застигнутым врасплох. Ранее того полицейские в Кэрии отбирали у обывателей небольшие ножики, носимые на поясах, и отламывали у этих ножей острые концы, дабы сделать такое невинное оружие[946] еще более безопасным. Кроме того, китайцы, да и туземцы, были убеждены, что в больших ящиках, где возились собранные нами коллекции, спрятаны наши солдаты. Словом, как теперь, так и после не прекращались нелепые слухи и выходки, которыми китайцы, стараясь повредить нам, заявляли лишь свою трусость и дискредитировали себя в глазах местного населения. Для нас же ясно теперь стало, что из Восточного Туркестана мы не могли бы попасть в Тибет и что весьма предусмотрительно нынешнее путешествие начато было из Кяхты.

Климат мая. Минул между тем май, первая половина которого проведена была нами на пути вдоль северной подошвы хребта Русского на абсолютной высоте от 8 до 9 тыс. футов; вторая же в оазисах Ния и Ясулгун при абсолютной высоте в 4500 футов. В зависимости от различия этих высот обе половины описываемого месяца различались между собой всего более относительно температуры. Хотя и в первой половине мая ночных морозов уже не было, но все-таки термометр понижался на восходе солнца до +2,3 °C, а в 1 час дня до +13,5 °C. С прибытием нашим в оазис Ния (17-го числа) начались постоянные жары: на восходе солнца тепло стояло от +5,8 °C до +25 °C, а в 1 час пополудни от +26 °C до +37,8 °C; при этом только четыре раза было ниже +30 °C. Облачная погода в мае решительно преобладала, в особенности в первой половине этого месяца. Всего считалось в нем облачных дней 17, полуоблачных 5, пасных 5 и ясно-пыльных 4. Притом атмосфера постоянно была наполнена густой пылью. Она поднималась с рыхлой песчаной почвы пустыни не только бурей, но даже и обыденным ветром. Будучи принесена к горам, пыль эта еще сильнее здесь сгущалась, вероятно, потому, что не могла по своей тяжести подняться в высшие слои воздуха. Несмотря на постоянную почти облачность, дождь в течение всего мая лишь однажды только крапал в оазисе Ния; еще мы наблюдали здесь, также однажды за весь описываемый месяц, сверкавшую на севере горизонта молнию. Даже в высоких горах облака не разрешались, по крайней мере, сильным дождем, так как при подобном случае в сухих руслах на продолжении горных ущелий хотя бы временно появлялась вода, чего, однако, не случалось. Правда, во время нашего пребывания в Ние и Ясулгуне в оба эти оазиса пришла по одному разу с гор вода, но это случалось после особенно жаркой погоды, следовательно, от таяния ледников. Сухость воздуха постоянно была настолько велика, что даже в куриных яйцах, пролежавших всего одну неделю, белок значительно усыхал. Хотя в течение мая чаще дули северо-восточные ветры, но они не имели такого исключительного преобладания, как в апреле; притом же нередко стояло затишье. Да и сами ветры большей частью являлись порывами, в особенности в жаркие часы дня. В это время (часов с 11 до 4) бегали частые и нередко сильные вихри. Сколько мы заметили, эти вихри направлялись всегда по ветру; притом в гору, даже крутую, вихрь летел обыкновенно очень быстро; с горы же всегда спускался тихо. Бурь в описываемом месяце считалось восемь, из них четыре от северо-востока, две от юго-запада, две с запада и одна от северо-запада. Таким образом, в юго-восточной части таримской котловины уже перестают исключительно господствовать, как на Лоб-норе, бури от северо-востока. Косвенным подтверждением тому служит также положение песчаных увалов в окрестностях Нии и далее к Кэрии. Здесь эти увалы указывают на преобладание западных ветров, ибо своей вогнутой обрывистой стороной большей частью обращены на восток.

Прибытие в Кэрию. Как только приехал к нам выздоровевший переводчик, на другой же день мы вышли из Ясулгуна в Кэрию. Это было 1 июня. После сильной бури, дувшей перед тем сутки с запада, юго-запада и юга, ночью, накануне выступления, и перемежками до полудня следующего дня совершенно неожиданно шел довольно сильный дождь. Этот дождь осадил всю пыль из атмосферы, так что когда разъясняло, мы увидели, в первый раз от самого Лоб-нора, чистое голубое небо. Вместе с тем, также в первый раз, ясно был виден из оазиса Ой-туграк, куда мы в тот день пришли, хребет Русский в наиболее высокой западной своей части. Громадной белой полосой, еще подновленной только что выпавшим снегом, тянулся названный хребет в направлении от востока-северо-востока к западу-юго-западу. Снеговые вершины и ледники местами выделялись среди этой белой массы.