Говорящие с... - Мария Барышева

   - Угощайтесь, - великодушно предложил человек бедный, на мгновение прервав бульканье. - Только это... может, закусочки организуете? И смотрите - в стакан переливать нельзя. Только из горла - уж извиняйте. По другому никак.

   Шталь пожала плечами и из чистого любопытства осторожно понюхала горлышко. Ее брови приподнялись, и впервые за вечер она не обратила внимания на всплеск головной боли, который принесло это незначительное движение. Ибо пахло вином. Не пустым вместилищем вина. Пахло настоящим живым хорошим вином. Так может пахнуть только то вино, которое... которое, черт возьми, есть в данный момент! А не было!

   Что он туда кинул, интересно? Забавное вещество. Разумеется, пробовать она не станет. С ума пока не сошла!

   С другой стороны...

   Облизнув губы, Эша глубоко вздохнула и осторожно наклонила бутылку. Рубин побежал по стеклу, добрался до горлышка и скользнул на язык прохладной пряной каплей. Эша облизнулась, отпила еще чуток и, отодвинув бутылку, озадаченно-восторженно провозгласила:

   - Отличное вино!

   - Ну... так я ж и это, - пояснил мужичок, ставя свою бутылку на стол и распространяя вокруг запах французского коньяка. - Если б не то... так я бы и... да.

   - Ничего не понимаю, - Эша задумчиво употребила еще чуток "альфа-бернара", ощущая как в голове начало появляться некое равновесие и даже подобие гармонии с окружающим летним миром. - Как ты это сделал? Что это за фокус?

   - Это не я, - пробормотал он и кивнул на бутылку, - это она.

   - Она... Она?! - Эша обвиняюще ткнула в него бутылкой и передвинулась, загораживая дверь. - Бутылки? Бокалы? Тарелки? Чашки? Ресторанная посуда?!

   - Вазы еще, - любезно подсказал человек бедный, с прищуром похлебывая из коньячной бутылки. - Иногда пепельницы... ну вообще всякие... всякая... С бочками вот не пробовал... Как-то не попадается мне бочек!.. Я вот думаю поехать в Крым, так там...

   - Говорящий с посудой?!

   - Слышу ее, да, - тот кивнул вместе с бутылкой, явно удивленный, что Эше на этот вывод потребовалось так много времени.

   - Ни с места! - приказала Шталь, ища глазами телефон, который почему-то именно сейчас не подавал признаков жизни. - Не двигаться!

   Катюшин родитель посмотрел на нее весьма сонно. Он явно не собирался пытаться двигаться. Более того, он явно не собирался куда-либо уходить в ближайшие сутки. Он выглядел довольным и расслабленным. Эша покосилась на битком-набитую авоську, и ее передернуло. Какое счастье, что у нее нет такой способности! А этот - неужели вся его жизнь, все его разговоры теперь сводятся к возможности хорошо и бесплатно надираться с утра до вечера?!

   - Так я ж сам пришел, чего мне убегать?! - сказал человек бедный. - Я ж сказал - пришел сдаваться. Шел - смотрю открыто, и тут открыто, я и зашел по делу...

   - Да, да... - Эша заставила себя поставить бутылку. - Но почему ко мне?

   - Потому что ты такая же, - мужичок прищурился еще больше. - Чуять - не чую, а только видно. Как ты смотришь на вещи, как ты с ними обращаешься. А ты с кем можешь говорить?

   - Да так... то тут, то там понемногу... Но вы... ты...

   - Ты из охотников, да? Меня и раньше гоняли, - он потер седую щетину на подбородке. - Только тех я чуял... Гоняли, потеряли... Мне бы не хотелось, чтоб меня поймали... Да вот сейчас все не так... Помощь мне нужна, да. Я знаю, ты про посуду расспрашивала.

   - Откуда, если тебя там... - Эша осеклась, и мужичок закивал.

   - Ну да, внутрь же я захожу, доча ведь там, пускают... А Ленка посуду моет-моет, моет-моет... Дениска-то, адмистратор Катькин, столько моей посуды поперевел, изверг! Боится ее, да, - Катюшин родитель самодовольно ухмыльнулся и вытащил из-за уха сигарету. - Не ценит-то чужих трудов! Ну и жалко, конечно...

   - Почему чашка блондинок не любит?! - не выдержав, брякнула Эша, потихоньку перемещаясь к двери.

   - А я знаю? - удивился мужичок. - Не любит - и все. Я, честно говоря... как-то чаще с бутылками. Сама видишь, практическая польза. Трудно, конечно. Во-первых, мало кто соглашается повторить. Во-вторых, капризные... Одну только наполовину можно наполнить, другую - на четверть. Чуть больше - так вода водой и останется. Кому-то холодная вода нравится, кому-то потеплее... И вообще мало кто соглашается повторять больше одного-двух разов. Да и я не всем по душе прихожусь. Капризные ж, говорю! И, - он доверительно подался вперед, - с водочными не получается почему-то. До сих пор ни одной не нашел!

   Эша, сочувственно кивнув, подумала, что это, наверное, не так уж и плохо, после чего осторожно защелкнула замок. Она слишком хорошо знала, что верить Говорящим нельзя. Вот взять, например, ее, Эшу Шталь. Можно ей верить? Да ни в коем случае!

   - А каким образом...

   - Они помнят, - пояснил человек бедный. - Все они помнят. С бутылками иначе, а вот прочая посуда... Она помнит все, что в ней побывало. И уж исходя из этого...

   - ...делает гадости, - закончила Эша. - Вкусовые, температурные... Почему я из твоего бокала не могла выпить? Потому что я шатенка? Или у него были замечания по фигуре?

   - Господи, да как мне все упомнить-то?! - изумился мужичок, после чего запоздало представился. - Степан Иваныч.

   - Эша Викторовна, - Шталь помахала издали.

   - Эша? - переспросил человек бедный. - Хм.

   - Сам ты "хм"! - Эша озадаченно присела на подлокотник кресла. - Значит ты, Степан Иваныч, пришел ко мне сам. Я ничего не изыскивала. Ты сам пришел. Сидишь тут и не убегаешь.

   - Ну да, - Степан Иваныч погладил коньячную бутылку указательным пальцем.

   - И ты не будешь хватать меня за горло, сажать на цепь, метать в меня ножи, бить дверцей холодильника, сбрасывать с крыши?..

   - Да не собирался... - Степан Иваныч насторожился. - А что - у вас так принято?

   - Нет, это я так - вслух рассуждаю. Непривычная ситуация. Общаюсь с Говорящим больше десяти минут, и на мне до сих пор ни одного синяка.

   - Я не Говорящий. Я Тишенко. Степан Иваныч. Так я вот чего пришел... - человек бедный покосился на кровать, и Шталь, вняв его жалобному взгляду, подошла и забрала наконец Бонни, сунув ее в террариум, где та немедленно по обычаю устроила возмущенную беготню. - Я насчет Катьки своей, вот оно как. Помирает Катька-то.

   - Господи, Степан Иваныч, это ужасно, - Эша, сев в кресло, приняла скорбно-сочувствующий вид, - но... почему вы пришли с этим ко мне? Я же не врач.

   - А она не больна, - сказал Степан Иваныч почти трезвым голосом, и золотые зубы между его раздвинувшимися губами блеснули на этот раз необычайно грустно. - Со стороны так может показаться, только не больна она. И врачи ничего не нашли. Не в болезни дело. Кто-то ее пьет.

   - Простите? - пробормотала Эша непонимающе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});