Королев: факты и мифы - Ярослав Голованов

– Зачем же ты, Евгений Яковлевич, так сразу?.. – произнес он убитым голосом. – Ведь это же первая, понимаешь, первая фотография...

Через несколько минут Королеву принесли новый снимок. При всем его несовершенстве восемь крупных лунных образований были видны достаточно четко.

Дождавшись, когда он высохнет, Сергей Павлович написал на обороте: «Уважаемому А.Б. Северному первая фотография обратной стороны Луны, которая не должна была получиться. Королев. 7 октября 1959 года».

В Симферополь из Ореанды ехали на «ЗИМе» впятером: Королев, Келдыш, Рязанский, Лидоренко и Владимирский. Келдыша после муската клонило в дрему. Королев не пил и был, напротив, необыкновенно оживлен. Рассказывал, как проектировал в Одессе первый свой планер, как студентом летал в Коктебеле. Слушали его вполуха, но слушатели ему были и не нужны...

Английский астроном Джон Гершель умирал 79 лет от роду весной 1871 года. Слушая перед смертью священника, который рассказывал ему о радостях загробной жизни, Гершель остановил его слабым движением руки и сказал:

– Все это прекрасно, но самым большим удовольствием для меня было бы увидеть обратную сторону Луны...

«Снимок века» – так его называл весь мир – был опубликован в газетах через 88 лет – 27 октября 1959 года.

Евгений Александрович Башкин

Евгений Яковлевич Богуславский

Лунный «затылок»

61

Это было прекрасное время, потому что мы были молоды, и даже космос не страшил нас.

Мстислав Келдыш

Наверное, дата публикации снимка обратной стороны Луны была выбрана не случайно: в тот же день в Кремле открывалась 3-я сессия Верховного Совета СССР, у Никиты Сергеевича появлялся еще один повод напомнить о лунных победах. Впрочем, Хрущев никогда не забывал сделать это и без повода. Вернувшись из США, он совершил путешествие по Дальнему Востоку и Сибири, где и застала его благая весть о «Луне-3». На митинге во Владивостоке он рассказывал, как стыдил отсталых американцев нашим лунником.

– Тогда речь шла о второй космической ракете, которая доставлена точно на Луну, – напомнил Никита Сергеевич, – а сегодня третья советская космическая ракета идет своим курсом, чтобы совершить облет Луны, завить, если образно говорить, свои кудри вокруг Луны. Советские кудри, социалистические, а не капиталистические...

Кто уж там из помощников-стилистов помогал ему «образно говорить», не знаю, впрочем, он часто откладывал заготовки и импровизировал. О будущем фотографировании оборотной стороны лунного диска Хрущев промолчал, ограничился «социалистическими кудрями», – а вдруг с фотосъемкой ничего не получится?!

Теперь, на сессии, когда миллионы людей во всем мире разглядывали «снимок века», Хрущев ликовал и не скрывал этого:

– Как нам не радоваться, не гордиться такими подвигами советских людей, как успешный запуск в течение одного 1959 года трех космических ракет, вызвавших восхищение всего человечества. Весь советский народ славит людей науки и труда, проложивших путь в космос! – он выбросил руку вверх, выверенным этим жестом, словно включая рубильник аплодисментов. – В эти дни наши замечательные ученые сделали еще один прекрасный подарок своей Родине. Они хорошо поухаживали за Луной, и она проявила к ним благосклонность, разрешила сфотографировать ту сторону, которую она всегда сохраняла от взоров людей. Мы по праву гордимся советскими учеными, которые убедили Луну снять чадру, этот пережиток прошлого...

Зал зашумел, засмеялся, зааплодировал, поощряя «образное мышление» лидера, не сообразив сразу, что чадру – пережиток прошлого – носили на лице, а все газеты писали о фотографии лунного затылка. Ну да лицо, затылок – какая разница?!..

– Под влиянием развития советской науки, – продолжал вдохновенно Хрущев, – Луна сбросила чадру, стала идти в ногу с нашим временем и раскрыла свое лицо перед советскими учеными, перед советскими людьми. И они предоставили возможность всему миру познакомиться с сокровенными тайнами этой небесной красавицы. Конечно, с разрешения Луны. Мы не имеем привычки подсматривать туда, куда не разрешается...

Этакая легкая фривольность снова рассмешила депутатов. Увлекаясь «образностью», Никита Сергеевич мог иногда залезть в такой словесный лабиринт, что не сразу способен был отыскать обратную дорогу. Тогда он просто крушил стены этого лабиринта, не терзаясь отсутствием плавности мысли. Так случилось и на этот раз: от подглядываний за небесной красавицей он сразу перешел к поздравлениям ученых, запамятовав, что существует незыблемая пропагандистская квадрига и поздравлять надо не ученых, а «ученых, инженеров, техников и рабочих». Конечно, справедливость требовала поздравлять и военных ракетчиков, стартовые расчеты которых пускали все ракеты, в том числе и космические, солдат и офицеров командно-измерительного комплекса, но причастность армии к космонавтике была, и много лет после Хрущева оставалась, одной из величайших государственных тайн.

Королев читал речи Хрущева с нескрываемым удовольствием. Он прощал ему и «социалистические кудри», и «чадру». Сергею Павловичу даже импонировала вот эта безыскусная речь, примитивизм которой искупался ее искренностью. С Никитой Сергеевичем у Сергея Павловича отношения складывались прекрасные, и, хотя между ними всегда стоял Устинов, Хрущев быстро разобрался, что, если отбросить субординацию, не Королев при Устинове, а Устинов при Королеве. По словам сына Хрущева Сергея, после посещения ОКБ Королева в январе 1956 года «отец просто влюбился в Королева, он готов был говорить о нем без конца»189.

Всем Главным конструкторам Хрущев распорядился построить дачи, и в Жуковке под Москвой срочно возводились двухэтажные виллы. Королев решил, что так далеко от Подлипок жить ему будет неудобно, и подыскал пустой лесистый кусочек земли неподалеку от ВДНХ. Осенью 1959 года дом – последняя королевская квартира – был готов.

Конечно, где-нибудь в Калифорнии в таком доме живет хороший зубной врач, но да мы-то, слава богу, не в Калифорнии... 11 ноября Сергей Павлович с Ниной Ивановной первый раз ночевали в новом доме.

На встречу нового 1960 года Королев и другие Главные первый раз были приглашены в Кремль. Хрущев, веселый, с бокалом шампанского в руке, переходил от одной группы гостей к другой, смеялся, шутил с дамами, а если хотел выразить особое расположение мужчинам, хлопал их по плечу. Начались танцы. Королев вальсировал с женой, когда спускавшийся с лестницы Хрущев разглядел их в кружащейся толпе.

– Королевы! Вот вы где! – громко закричал Никита Сергеевич.

– Надо подойти, а то неудобно, – шепнул Сергей Павлович Нине Ивановне.

– Ну, как, переехали? – спросил Хрущев, когда они приблизились. – Когда на новоселье пригласите?

Такого вопроса Королев не ожидал. Сергей Павлович понял, что означало легкое прикосновение туфельки Нины к носку его полуботинка, ответил неопределенно:

– Немного обустроимся, Никита Сергеевич... Тогда, пожалуйста, будем рады...

– Если так, прошу ко мне!

Через день, от Никиты Сергеевича позвонили, сказали, что ждет, и Королевы поехали на дачу в Михнево. Там уже были Глушко и Пилюгин с женами. День выдался солнечный, но морозный. Пошли гулять – Хрущев любил пешие прогулки. Такую неофициальную встречу необходимо было использовать для Дела, но у Королева ничего не получалось, шла болтовня о каких-то пустяках, Хрущев упрекал Сергея Павловича, что тот разрешает ходить жене без шапки в такой мороз, потом для них заложили сани, катались, стреляли по тарелочкам из мелкашек, наконец – обед. И вроде бы отыскал Королев подходящий момент, чтобы начать разговор, но тут Хрущев, вдруг схватив рукой кусок медвежьей колбасы, стал угощать Магду Глушко, и опять ничего не вышло...

Дело, которое беспокоило Сергея Павловича, возникло не вдруг и касалось не какого-нибудь частного вопроса. Дело касалось всего Дела. Уже через год после запуска спутника Королев понял, что он и его ОКБ не в состоянии будут тянуть весь этот космический воз, который он ежедневно сам нагружал все новыми и новыми идеями. Можно было потребовать полной реорганизации, резкого увеличения штатов, но опытный руководитель – Королев знал, что это проблемы не решит, что существует предел, за которым он будет уже не в состоянии контролировать работу огромного коллектива, подобно тому как ткачиха может подвязывать оборвавшуюся нить, не снижая при этом ритма работы, на тридцати станках, но на трехстах – не может. Королев долго размышлял над сложившейся ситуацией и еще до запуска лунников, весной 1959 года составил докладную записку, в которой впервые изложил все эти свои мысли. Записку эту он показал Келдышу и предложил ему подписать ее вместе. Келдыш почитал, чуть-чуть поправил, и 27 мая докладная ушла в Кремль.