Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) - Андрей Константинов

– Но ведь это неправильно! Это, в конце концов, глупо!

– Это не глупо. Напротив, всё это более чем правильно. Ты славный, Андрей! Ты самый лучший мужчина из всех, кого я до сих пор встречала. Поверь, я это не в утешение тебе говорю, я действительно так чувствую. Не сердись на меня, пожалуйста! Я очень виновата перед тобой… Я не должна была так привязывать тебя к себе и так привязываться к тебе сама. Но нам нельзя быть вместе.

– Наверное, я полный кретин, но тем не менее все-таки спрошу: почему?

– Потому что это невозможно! Я приношу одни беды! Похоже, это какое-то проклятие, но в этой жизни я еще ни одного человека не сделала счастливым. И вот теперь решила, что буду очень-очень стараться в этом направлении. Чтобы счастливым вырос хотя бы он. Мой сын…

Какое-то время они сидели молча.

Два бесконечно одиноких человека.

Они молча курили и молча смотрели на молодую, но вместе с тем уже глубоко несчастную луну. Почему несчастную? Да потому, что, веками накапливая в себе чужие тоску и отчаяние, за тысячелетия та превратилась в бездонный колодец грусти. Ее бледность – это бледность мертвого лица. Где живет печаль? Где живет сама Смерть? Может быть, на луне? Может быть, она и есть то самое абсолютное Одиночество!

«Но разве мы с Андреем не одиноки? Разве наши непутевые жизни не доказывают этого? – подумалось вдруг Ольге, и она с тоскою принялась сама для себя перечислять симптомы хронической болезни последних лет: – Тревожные сны. Ожидание неведомо чего. Тяжелое похмелье бесполезных дней. Заброшенный за шкаф томик стихов, которые некому прочесть. Ужин на одного. Вечерняя прогулка „куда глаза не глядят и ноги не ведут“. Ласковый ветер, нашептывающий слова, которые не от кого больше услышать…»

И это всё? Бросьте, братцы! Ну что вы, в самом деле?! Разве такая малость может быть сравнима с космическим одиночеством луны?!.

* * *

– …Я тебе на чердаке постелила. А мы с Юлей внизу разместимся, – неправильно интерпретировала телодвижение Мешка Ольга, решив, что тот собрался вернуться в дом.

– Спасибо, но я, пожалуй, в город вернусь.

– Да ты что?! Ночь на дворе! Ты устал! Дорога отвратительная! – Она отчаянно вцепилась в его руку. – Нет! Никуда ты сейчас не поедешь! Слышишь?! Завтра выходной. Так хотя бы отдохнешь, выспишься по-человечески!

– Не волнуйся за меня, я доберусь, – деликатно высвободил руку Андрей. – Черт, совсем забыл! Я же вам «Сайгу» привез, на всякий пожарный. Места здесь глухие, мало ли что… У Золотова позаимствовал, он ведь у нас охотник заядлый. Кстати, нипочем не хотел давать, пока я ему не объяснил, что этот карабин для тебя предназначается. Потому цени, не потеряй. Ты как, сама справишься, или показать?

– Сама… Андрей, не уезжай! Я прошу тебя! Ну почему?!!

– Нет, Олька. На чердаке я не лягу. Во-первых, я не кошак, чтобы по чердакам лазать. А во-вторых… Все равно толком не высплюсь, ежели буду знать, что где-то рядом – ты. Нагая, теплая, но при этом – чужая…

Глава восьмая

Во испытание…

Санкт-Петербург,

20 сентября 2009 года,

понедельник, 10:14 мск

Всё воскресенье Андрей провел в УСТМ, немилосердно выдернув на службу в свой единственный законный выходной Певзнера. «Немилосердие» обошлось Мешку в две бутылки коньяка и обещание по первому требованию предоставить Геше «маршрутку» «гоблинов» для перевозки крупногабаритного хлама из его городской квартиры на дачу. В октябре Певзнер намеревался вступить в законный брак, а потому сейчас вовсю занимался ремонтом, особое внимание уделяя обустройству комнаты, в которой должно было разместиться брачное ложе. Несколько лет назад, побывав у Андрея в гостях, Геша пришел в полный восторг от «сексодрома», установленного в супружеской спальне четы Мешечко, и твердо решил, что когда-нибудь непременно заведет себе такой же. Аргументы Андрея, вроде «пойми, Карлсон, не в пирогах счастье!», должного действия не возымели. «Мешок! – хитро прищурившись, ответил приятелю Певзнер. – Я тридцать пять лет за вычетом месяцев, проведенных в колыбели, проспал на еврейском сексодроме. Таки ты думаешь, что своей героической жизнью я не заслужил по-человечески выспаться с молодой женой?» Возразить на это было нечего. Особенно после того, как Геша разъяснил разницу между обычным и еврейским сексодромами. Последним оказалась маленькая, нестандартных размеров – 160×200 – кровать, то бишь не вписывающаяся в комнату по габаритам, а потому «обрезанная».

Ну да шутки в сторону. За день напряженной работы Гена и Андрей прошерстили десятки страниц распечаток столбцов телефонных соединений Жени Крутова за последние четыре месяца. Труд был проделан поистине титанический. Но даже в первом, пока абсолютно прикидочном приближении сделалось очевидным, что эта игра будет стоить потраченных свеч. В частности, были отслежены несколько звонков Крутова на трубку, зарегистрированную на жену Бугайца. Ну а подлинным откровением для Андрея оказался тот факт, что в понедельник 24 августа, в тот день, когда Женька брал отгул «по семейным обстоятельствам», судя по засечкам антенн, он зачем-то появлялся в конторе. Появлялся уже после того, как Ивана Демидовича «экстрадировали» в ЛОВДТ. Учитывая, что примерно в это время со служебного телефона был сделан злополучный звонок на мобильник Бугайца, теперь имелись основания полагать, что его мог совершить именно Женя. А не Северова, на которую так долго и упорно грешил Мешок.

С Певзнером они расстались глубоко за полночь – совершенно обессиленные, с распухшими башками, воспаленными краснющими глазами и насквозь прокуренными глотками. Андрей переночевал в конторе, а с самого утра подорвался в ведомство майора Кузоватова – разбираться откуда растут ноги в истории о спецназовском прошлом Крутова…

– …Если честно, когда Женька вышел на меня с рапортом о переводе в вашу службу, я мысленно перекрестился, – признался командир «овошников», разливая чай по стаканам. – Тебе сколько сахару? Кубик, два?

– Парочку, коли не жалко, – кивнул Андрей. – Что, настолько сложный товарищ был?

– Да не в этом дело. Просто… – Кузоватов задумался, – очень неуютно мне с ним работалось. Потому как… душегуб он, короче.

– В каком смысле душегуб?

– В прямом. Помнишь, осенью 2007 года проходила тема за убийство сразу трех налетчиков? На Кронверкском?

– Что-то такое припоминаю. И чего?

– Это Женька их тогда положил. Всех троих. Они, конечно… В общем, дерзкие ребята были. Да что там – конченые отморозки. При задержании нашему сотруднику, Димке Яснову, позвоночник бейсбольной битой сломали. На всю жизнь инвалидом оставили. Вот тогда Женька и съехал с катушек. Ладно бы одного, того, который с битой, так ведь он всех на месте положил. Не задумываясь. И бабу, между прочим.

– Даже так?

– Даже так. Мы по той истории потом полгода отписывались.

Изумлению Мешка не было предела:

– Как же его после такого не посадили?

– С учетом былых заслуг. Все-таки за Отечество кровь проливал.

– Во, кстати, я так и не понял: Крутов, он что, в самом деле в спецназе служил?

– Было дело, – хмуро подтвердил Кузоватов. – Он, вообще, не любил про это рассказывать. Да, собственно, и не рассказывал. Просто так вышло, что однажды мы с ним на пару бухнули крепко. Собственно, это случилось в тот самый день, когда стало известно, что Димка больше не встанет. Никогда. – Комбат нервно полез в карман за сигаретами. Чиркнул спичкой, прикурил. – Мощно мы тогда бухнули, по-настоящему. Вот Крутова и понесло. Он ведь там, на войне, такого насмотрелся, что на этом фоне даже жуткая история с Димкой – так, лютики-цветочки… Знаешь, меня тогда очень сильно поразила и задела Женькина фраза: «Лучше бы они его убили». Он ее как-то очень просто, очень спокойно произнес. Я, помнится, чуть ли не с кулаками на него за эти слова накинулся и только потом, много позже, понял, что на самом деле Женька прав оказался. Он, как ни странно, вообще очень часто оказывался прав. Вот только правда у Крутова, она такая… Даже не знаю как тебе объяснить… первобытная, что ли? Восходящая к «око за око».

– Я понимаю о чем ты хочешь сказать, – кивнул Мешок и задумался вслух: – Странное дело, а ведь я почему-то всегда считал, что с армейским спецназовским прошлым поступить на службу в ментовку нереально. Они же вроде как на особом учете в военкомате стоят?

– Андрей, ты меня удивляешь! А разве в этой стране есть что-то такое, чего нельзя сделать при помощи денег или связей? – горько усмехнулся Кузоватов. – Пошептался с военкомом, заслал куда нужно, раскатал с кем положено – и все дела: был на спецучете, стал на обнАкновенном. Может, номер ВУСа[57] слегка подкорректировали, может, просто «правильный» дубликат персонального дела в кадры заслали. Не суть важно. В конце концов, у нас бывали случаи, когда ранее судимых на службу принимали. А тут – личность, как ни крути, героическая, с боевым опытом.