Грон. Трилогия - Роман Злотников

Армия разбила лагерь под стенами города, на этот раз окружив его плотным кольцом, и неторопливо принялась за осаду. Потому что главным для Грона стало — ждать. Принц не мог не прийти на помощь осужденным, и Грон собирался воспользоваться этим, чтобы выманить его на решающую битву. Спустя четверть всем стало ясно, что он оказался прав. Разведчики доложили, что армия принца ускоренным маршем двигается в сторону Игронка. Элитийские командиры стали бросать нервные взгляды в сторону мощных стен. Ибо кое у кого начали возникать мысли о том, что произойдет, если армия окажется зажатой между двух огней: армией принца с одной стороны и гарнизоном Игронка — с другой. Но в целом в войске царило спокойствие. Люди верили Грону.

Когда гонец принес сообщение, что передовые разъезды принца были уничтожены разведкой Корпуса уже в трех днях пути от города, Грон приказал начать штурм.

Через час после заката артиллерийские расчеты собрали и установили катапульты и подкатили их на расстояние сорока Шагов от городских стен. Это было довольно рискованно, ибо расчеты полевых катапульт имели только пехотные щиты, а этого явно недостаточно против тяжелого крепостного самострела, направленного сверху вниз. Да и попробуй поработать с тяжелым рычагом или воротом для натягивания тетивы, одновременно прикрываясь щитом от вражеских стрел. Но Грону нужна была внезапность, крутая траектория и мобильность.

Как только пришел доклад о том, что установлена и заряжена последняя катапульта, Грон дал приказ начать обстрел. В ночной тиши громко захлопали тетивы, и первые снаряды с самодельным напалмом взмыли над стенами города. Вскоре из города потянулись первые столбы дыма.

За стеной, всполошившись, загудели сигнальные бубны, а по гребню крепостной стены суматошно побежали воины и ополченцы. Но Грон не стал дожидаться, пока гарнизон откроет интенсивный ответный огонь. После десяти залпов катапульты откатились назад и продолжали лупить по городу уже по более пологой траектории.

До рассвета стрельба не прекращалась. Когда поднялось солнце, четверть армии Грона была выстроена в трехстах шагах перед крепостными стенами со штурмовыми лестницами наперевес. Весь день противники в полной готовности простояли друг против друга, причем отряды Грона несколько раз с криками бросались к крепости, но немного погодя быстро откатывались назад, даже не приставив лестниц к стенам. Весь день в городе бушевали пожары, и к вечеру запах гари, царящий внутри кольца стен, уже перехлестывал через них и заставлял бойцов Грона морщить носы и сплевывать. Вечером Грон поднял взгляд к небу, одобрительно посмотрел на низкие тучи, стремительно бегущие по небосклону, и сказал стоящим рядом:

— Что ж, сегодня боги на нашей стороне.

Перед самым закатом отряды Грона развернулись и, стройно шагая, вернулись в лагерь, а вперед снова стали выкатывать катапульты. Их будто нарочно выставляли плотными четырехугольниками недалеко от ворот. Вскоре в лагере ярко загорелись большие костры и послышались громкие разухабистые песни, а катапульты вновь принялись за свою огненно-кровавую работу. И никто на стене не заметил, что место ушедших воинов заняли новые тысячи бойцов с вымазанными сажей лицами и присыпанными пеплом шлемами и умбонами на щитах. А сразу за рядами катапульт выстроилась в боевой порядок полная дивизия «длинных пик». Элитийская армия снова погрузилась в тревожное ожидание.

Все произошло так, как и предполагал Грон. Через два часа после полуночи гарнизон, измученный прошлой бессонной ночью и тяжелым днем и доведенный до отчаяния новыми пожарами, которые щедро возжигали забрасываемые в город напалмовые снаряды катапульт, решился на вылазку. Огромные крепостные ворота медленно отворились, бесшумно поднялась решетка, и наружу хлынули воины. Но в тот же миг в ночной тишине звонко возвысил голос горн, и из-за катапульт грянул топот тысяч копыт, который почти мгновенно был заглушен грозным «Барр-ра!», вылетающим из тысяч глоток. Придя в себя от первого шока, осажденные попытались затворить ворота, но все было напрасно. У самых ворот, прижавшись к стене, ждала своего часа сотня «ночных кошек», переодетая в горгосские доспехи. И когда превратившиеся в испуганную толпу воины гарнизона хлынули внутрь, «ночные кошки» смешались с толпой, быстро завладели воротными створками и ворвались в надвратную камеру, из которой управляли решеткой. Воины, пытавшиеся опустить решетку, были вынуждены бросить это дело и вступить в рукопашную схватку. Но против «ночных кошек» у них не было ни малейшего шанса. И не успел еще последний из находящихся в надвратной камере горгосцев упасть с разрубленным черепом, как по вымощенному камнем проему ворот уже загрохотали копыта «длинных пик». А притаившиеся в темноте штурмовые отряды, молча бросившиеся вперед, как только услышали, что «длинные пики» начали атаку, уже карабкались на стены, оглашая окрестности привычным кличем «За руку Югора!», и исчезали между зубцов, чтобы встретить измученных воинов и ополченцев залпами арбалетов и клинками мечей.

К рассвету город пал. Грон приказал поджечь все, что еще оставалось несгоревшим, и вывести войска.

К исходу дня они отошли на большое плато, начинавшееся милях в двенадцати от сгоревшего Игронка. Здесь Грон собирался дать последнюю в этой войне битву, время которой уже близилось. Принц попался на его приманку, поспешив к обреченному городу, а теперь ему уже поздно было отступать.

Принц подошел к городу на закате следующего дня, так что бойцы Грона успели отдохнуть и почиститься. Принц простоял у города три дня, а утром четвертого развернул войска и двинулся к плато. Наступал судный день.

В это утро над полем битвы стоял туман, и противники увидели друг друга только за час до полудня. Впервые на поле брани должны были сойтись столь огромные армии. Горгосцы чуть уступали числом, так как, несмотря на все потери, элитийцев вместе с Корпусом и степняками было почти шестьсот пятьдесят тысяч, но они сражались на своей земле и знали, что в случае проигрыша у них не останется ничего: ни страны, ни будущего, ни жизни. Так что можно было считать, что силы были почти равны. Воины заполнили плато до отказа, и передовые линии войск протянулись более чем на одиннадцать миль. Грон подумал, что, наверное, ни одна армия ни в том, ни в этом мире никогда не выставляла такие силы в одной битве. Но это действительно была битва народов, и, по-видимому, это понимал каждый воин обеих армий.

Горгосцы подошли на четыреста шагов и остановились. Больше миллиона человек стояли друг против друга, молча бросая на врага яростные взгляды. Грон взмахнул рукой, и семьдесят тысяч степняков, разделенных на несколько десятков отрядов, вылетели из разомкнувшихся рядов элитийской пехоты и, визжа и завывая, бросились в промежуток между армиями. К их седлам были приторочены по два объемистых колчана с двумя сотнями стрел в каждом, и по горгосцам хлестнул жесткий, жалящий ливень. За несколько минут все легковооруженные воины и стрелки из лука были уничтожены, а первые две шеренги тяжеловооруженных легионеров изрядно выбиты стрелами, и принц поспешно дал сигнал к атаке. Степняки, улюлюкая, ушли в снова открывшиеся промежутки, и элитийцы тут же сомкнули строй. Когда до приближающегося горгосского строя оставалось шестьдесят шагов, элитийцы тоже двинулись вперед. За двадцать пять шагов, подравняв шаг, воины первых шеренг вскинули правые руки с зажатыми в них короткими пружинными арбалетами и в упор спустили тетивы, потом перебросили разряженные арбалеты за спину и перешли на бег, на ходу опуская копья. На таком расстоянии арбалетный болт навылет пробивал не только тяжелый пехотный щит, но и прочные бронзовые латы, так что и третий ряд горгосцев, как всегда в армии Горгоса состоявший из наиболее опытных воинов, которые обычно вступали в бой в решающий момент схватки, почти полностью был выбит. А валившиеся на землю воины шеренг, ставших первыми, на плечах которых лежали копья второй и третьей шеренги, смешали строй. Восстановить его воины, сбившие дыхание в начавшейся атаке, уже не успели. В следующее мгновение элитийцы грянули:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});