Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

заметила на мочке горошину телесного цвета.

– Так у тебя к тому же и бородавка на ухе! – воскликнула она. – Это пустяк, поверь мне. Не смущайся, – утешила она Ландыш, но тут же спохватилась, – У Ва-Лери была точно такая же, но он её свёл. Научи её, Ва-Лери.

– Ты наблюдательная, – заметила Ландыш. – Что касается меня, я никогда не приглядываюсь к ушам посторонних людей. Если честно, я даже затруднилась бы сказать, какой формы уши у моих друзей и близких людей. Большие у них уши или маленькие, главное в человеке вовсе не уши.

– В человеке, может, и нет, а для женщины всякая мелочь важна. У меня была знакомая, так она страдала от того, что у неё один палец на ноге был кривой. Это мешало ей жить полноценной жизнью.

– Что же она его не выровняла? – спросила Ландыш.

– Как бы она смогла? – удивилась Рамина. – Разве пальцы мягкие как воск, чтобы их можно было выровнять?

Ландыш промолчала, поняв, что затронула не ту тему, на которую следовало бы распространяться.

– А почему у тебя такие короткие волосы на голове? Ты страдала от насекомых, что заводятся в волосах от грязи и нищеты?! – в непритворном страхе и отвращении Рамина отшатнулась от Ландыш.

– Да ты что! – возмутился Валерий. Надо было что-то сочинить на ходу, а он не мог.

– Я долго болела, – нашлась Ландыш, что было и не такой уж выдумкой. – Мне было проще отрезать волосы, чтобы было легче за ними ухаживать. Вот и всё.

Рамина поверила и успокоилась.– Да, – согласилась она, – ты не похожа на грязнулю. Ты ослепительно-белоснежная и ухоженная по виду. И в то же время в тебе есть нечто болезненное. Не побоюсь такого определения, твоя внешность очень изысканная, исключая твои мозолистые ладошки. Я очень наблюдательная. – Какое-то время она жадно изучала перстень Ландыш, но ничего не сказала. – Я бы даже подумала, что ты как и я из аристократического сословия, не знай я, что вы с Ва-Лери простолюдины. Чему удивляться! За короткое время чудовищных перемен столько людей обогатилось за счёт чужого добра, а столько утратило всё, включая и саму жизнь. По счастью, меня саму успели обобрать до великого переворота нашего небесного купола вокруг своей оси, так что меня грабители всех мастей обошли стороной. А ведь известно, какая благодать для тёмного сброда всякое общественное неустройство. Пока новые власти навели относительный порядок в обществе, я сто раз могла бы погибнуть. Но мы с моей Финэлей жили себе в тишине и бедности на обочине дорог, по которым и мчалась страшная лавина переустройств и всевозможных сломов. Я уцелела, и это главное. Я встретила своего Ва-Лери! И как хорошо, что прежние сословные законы не работают! Я на себе убедилась в том, о чём мне и рассказывала няня, что для любви сословий не существует! И зря я презирала сестру матери, сбежавшую с простым актёром когда-то из отцовского дома. Зря я вычеркнула из своей души за то же самое и свою сестру Олу. Нет, Сэт-Мон – её теперешний старый и жуткий муж не был тем, ради кого она и ввергла себя в изгнание. Ола ушла от нас раньше, чем Сэт стал её мужем. История её жизни запутанна и для меня не открыта. А теперь мы с нею давно чужие люди. Выходит, у женщин нашего рода такой вот рок – любить простолюдинов. Как у вашего рода – бородавки на мочке уха. Но что значит теперь, кто аристократ, кто простолюдин? Это также ценно, как прошлогодний и высохший дождь, пролившийся с небес, чей облачный узор успел измениться не одну тысячу раз. Это как след спутников ночи сияющим днём – их попросту нет! Всё изменилось в мире под лучами Ихэ-Олы, да и сама она изменила с той поры своё свечение, став почти голубовато-белой. Тогда как прежде была золотой. Тогда как прежде и листва была чище, и леса гуще, и воды светлее. Тогда как прежде и простолюдины были иные, не распущенные и не горластые, а женщины покорные и кроткие.

– То есть я распущенный и наглый простолюдин? – спросил Валерий, обнимая её.

– Нет. Ты другой. Ты такой, каким должен быть настоящий аристократ. Должен. Но редко были такие, я думаю. Иначе их женщины не сбегали бы от них к простолюдинам.

Она на глазах Ландыш принялась миловаться с Валерием, одновременно наблюдая реакцию Ландыш на свои откровенные ласки, которыми его осыпала. На дне её тёмных хитрых глаз мерцало затаённое дно, где притаилось жгучее любопытство, острая наблюдательность, явное недоверие к тому, что явленная худенькая и длинноногая девушка ему сестра. Но Ландыш была искренне безучастна к проявлению откровенной любви со стороны маленькой и красивой девушки, не показавшейся ей ни доброй, ни умной, к тому, кто стал фальшивым братцем. Ландыш радовалась красотам леса, парка, бегала по округе, пока влюблённые были заняты собою.

– Как я рада, Валера! Как я рада тому, что попала сюда! – не удержалась Ландыш, когда они сидели на берегу пруда уже втроём.

– Чему тут можно так радоваться? Скука, разор, опустынивание, – Рамина нахмурила бровки – ниточки. Несмотря на красноватые волосы, брови и ресницы у неё были чёрные.

– Разве? – удивилась Ландыш, – а мне показалось, что тут всё устроено настолько удобно для человека и его отрадного отдыха после работы, что лучшего места я и не представляю.

– Выходит, ты мало что и повидала, – ответила ей самоуверенная Рамина. Валерий и Ландыш улыбнулись одновременно.

Глава пятая. Появление Ифисы.

Странно, но Рамина привязалась к Ландыш, перестав подозревать её в том, что она могла и не быть сестрой её возлюбленного Ва-Лери. Она даже скучала, долго не видя её. В домике у Рамины вдоль стен были устроены прозрачные витрины из цветного стекла и кружевного дерева. В них стояли очень красивые маленькие фигурки, сделанные из материала, весьма подобного фарфору. Они изображали собою разнообразных танцовщиц, одетых или полностью нагих, и просто очаровательных девиц, цветастых, румяных и благородно-бледных.

– Ты коллекционируешь такие вот безделицы? – спросил он у Рамины.

– Делать мне больше нечего, как тратиться на ерунду, – фыркнула она. – Сколько себя помню, столько они тут и торчат. Лишняя работы для Финэли, а у неё руки старые, корявые. Она без конца их бьёт, как начинает протирать пыль. Так что вскоре ничего уже не останется. Давно бы продала любителям подобных фиговин. И не смейся, они востребованы и стоят недёшево, поскольку таких уже никто не делает. Для кого бы теперь стали творить бесполезные вещи, созданные исключительно для