Щит и меч - Вадим Михайлович Кожевников

шепнуть, что ряд полученных от него и переданных через Центр советскому правительству документов сослужил исключительно важную службу. Документы содержали неопровержимые доказательства того, что некоторые доверенные лица правящих кругов Вашингтона и Лондона, став на путь вероломства, недозволительно нарушают обязательства, принятые главами правительств союзников. И главы правительств США и Англии вынуждены были признать это.

Что это за документы, Вайсу не было ведомо. Возможно, фотокопии материалов, содержащих условия, на которых предлагал союзникам заключить сепаратный мир тот или иной из правителей рейха — Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс, Риббентроп; возможно, меморандумы о составе будущего правительства, представленные союзникам имперскими группами, оппозиционно настроенными по отношению к Гитлеру. Сколько бы ни были различны эти группы, все они сходились на том, что самая большая опасность как для союзников, так и для рейха — вторжение Советской Армии на немецкую территорию и революционная борьба немецкого народа за новую Германию. И все они видели спасение только в капитуляции перед западными державами и установлении в Германии правительства военной диктатуры. Об этом говорил Иоганну и Гуго Лемберг.

Иоганну было известно, что каждый из правителей империи вел секретные переговоры втайне от других. Так же действовали и прочие оппозиционные группировки. И все, кто вел эти переговоры, следили друг за другом. И ради того, чтобы выведать цену, предлагаемую союзникам за капитуляцию каждой другой группой, готовы были похитить, истязать, убить любого человека, пусть не причастного к этой торговле, но участвующего в ней в качестве курьера или связного. Те же, кто назначал цену, находились вне досягаемости, им ничто не угрожало.

В разное время два курьера такого рода групп были пойманы агентами гестапо, когда один из них пересекал швейцарскую, а другой — шведскую границу. Документы, которые они везли, попали в руки Гиммлера. Но курьеров не казнили. Они были осуждены только как спекулянты за незаконный провоз валюты. Отсюда Вайс сделал вывод, что Генрих Гиммлер осведомлен о деятельности оппозиционных групп, но почему-то не находит нужным пресечь ее.

Вайс не знал, что среди пакетов, которые он передавал связному, чтобы с них могли снять фотокопии, содержалась запись разговора одного из немецких агентов тайной дипломатии с Даллесом. Речь шла о возможном главе будущего нового правительства Германии. И Даллес назвал имя Генриха Гиммлера. Он высказал предположение, что Гиммлер, будучи сейчас вторым после Гитлера человеком в империи, мог бы со временем стать и первым. Располагая огромным опытом беспощадного насилия, Гиммлер успешнее, чем кто-либо, сумеет подавить любое последующее за капитуляцией демократическое движение в стране.

Но Вайс знал другое: начальник отдела безопасности гестапо обергруппенфюрер Мюллер, жаждущий занять место рейхсфюрера, недавно арестовал агента, везшего депешу Гиммлера к Даллесу. Содержание этой депеши Мюллер сообщил Гитлеру. Все же Гиммлер кое-как вывернулся. Но теперь Мюллер и Гиммлер ненавидят друг друга. Мюллер выслеживает каждого личного порученца Шелленберга, поскольку именно Шелленберг, по приказанию особо доверяющего ему рейхсфюрера, ведет тайные переговоры от его имени.

61

Внезапно Иоганн получил приказ выехать в Берн. Густав показал ему фотографию и сказал:

— Вы будете находиться в полном подчинении у этого человека или у того, на кого он вам укажет. Вы несете полную ответственность за его безопасность. Поэтому вы должны установить, ведется ли за ним наблюдение, и любыми средствами ликвидировать наблюдателя, кем бы он ни был. Возможно, что слежкой занимается целая группа. Ну что ж, я равно рассчитываю на ваше мужество, — твердо объявил Густав. — Если при этом вы сумеете остаться в живых, можете не опасаться за свою дальнейшую судьбу. Пусть даже швейцарский суд приговорит вас к смертной казни за убийство — для нас не представит особого труда добиться вашего освобождения. Швейцарское правительство хорошо знает, что если фюрер не счел целесообразным оккупировать эту страну, то на это имелись особые соображения: мы использовали и будем использовать ее в своих целях.

Запомните: те люди, которые будут заниматься слежкой за доверенным вам лицом, могли получить такие же указания в отношении вас, какие я дал вам в отношении их. Полагаю, что вы достаточно умны и поймете, что эти люди не из числа агентуры наших военных противников. Поэтому будьте осторожны там с нашими соотечественниками. Повторяю: кем бы они ни были и с какой бы, пусть самой лучшей, стороны вы их ни знали. Не забывайте об этом ни на минуту.

Вы получаете крупную сумму в английских банкнотах, но, — улыбнулся Густав, — можете не опасаться: в связи с тем, что ваше задание особо важное, это будут подлинные изделия Лондонского казначейства. — Спросил: — Ведь у вас было ранение? Так вы можете пройти там курс лечения. Заплатите побольше врачу, и он найдет, от чего вас лечить…

Транспортный самолет «Люфтганзы» на рассвете доставил Вайса в Цюрих. В тот же день он на дизельном экспрессе приехал в Берн и поселился в гостинице. У него был голландский паспорт и документы, удостоверяющие, что он является немецким политическим эмигрантом. Но ни портье, ни швейцарская полиция не потребовали, чтобы он прошел регистрацию.

Тихий, благостно-спокойный город, казалось, отделенный от потрясенного войной мира столетиями бюргерского благополучного бытия, был подобен заповеднику. Горожане вели такой же образ жизни, как десять, двадцать, тридцать лет назад.

Город чиновничества и посольств. Пристанище разведок и разведчиков, которые в меру своих способностей перенимали от бернцев их неторопливость, чопорную вежливость и бережливое отношение к каждому франку — самой стойкой в то время валюте в мире.

Вайс взял напрокат в гостинице старенький двухместный спортивный «фиат»-фаэтон и медленно ездил на нем по городу, изучая улицы не столько с познавательной целью, сколько для того, чтобы не испытывать затруднений, когда придется опекать доверенного ему человека. Вскоре он обнаружил его. Тот осматривал старинную Бернскую ратушу, построенную в четырнадцатом веке.

Это был человек преклонного возраста и аристократической внешности. Он так свободно говорил по-французски со своей молодой спутницей, что его можно было принять за француза.

На фотографии, которую Густав показал Вайсу, у этого человека были куцые, гитлеровские усики щеточкой, а сейчас на его губе закручивались значительно более длинные кайзеровские усы. После Сталинграда многие пожилые берлинцы стали отращивать усы по стародавнему монархическому образцу.

Вайс поставил машину и тоже стал осматривать ратушу. И когда старик и его спутница приблизились к нему, он вслух выразил свое восхищение старинной архитектурой.

Старик внимательно посмотрел в лицо Вайса, — по-видимому, он тоже был знаком с ним по фотографии. Пожевал губу, чуть заметно кивнул, не потому, что этого требовала конспирация, а потому, очевидно, что ему было свойственно