Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I (ЛП) - авторов Коллектив

Царь Кхемри недовольно воззрился на мальчика.

— Это что, такая шутка? — спросил он.

— Вполне понятная реакция, кузен, — негромко фыркнул Ламашептра, — но заверяю тебя, Небунефер — жрец, получивший полное посвящение. Жрецы Махрака утверждают, что он — один из самых одаренных юношей своего поколения и что Великий Отец предназначил ему особую судьбу. Однако пока он будет служить царице и заботиться о ее духовных потребностях, раз уж она не может участвовать в обрядах в городском храме.

Нагаш с трудом пытался скрыть раздражение. Надо признать, этот ламийский хлыщ весьма умен, но в чем его цель? Может, Жреческий совет подкупил его, чтобы заслать во дворец своего шпиона? А может, Ламашептра — добровольный союзник проклятых жрецов?

Разумеется, Нагаш мог отказаться принять этот дар, но это означало проявить слабость, а Махрак просто начнет посылать жрецов одного за другим, пока не вынудит его согласиться. Нагаш с подозрением посмотрел на мальчишку. Лицо у Небунефера было открытым и уверенным, полным самонадеянности юности. «Интересно, — подумал царь, — какова на вкус его кровь?» И улыбнулся.

— Добро пожаловать, мальчик, — обратился Нагаш к Небунеферу. — Служи царице хорошо и со временем будешь вознагражден.

Небунефер еще раз поклонился, а глаза Ламашептры загорелись торжеством.

— Так где же моя возлюбленная тетушка и ее сын? — снова спросил он. — Я надеялся увидеть ее здесь, сидящей перед гостями и верными подданными, как полагается правительнице.

Нагаш молча посмотрел на Ламашептру долгим изучающим взглядом, поднял правую руку и сделал знак кому-то в тени позади трона.

Из темноты послышался шепот, следом зашаркали шаги. Но оттуда появилась не Неферем и даже не Сухет. Первым из тени вышел старик, хромой и изломанный, с лысой, покрытой шрамами головой, с обвисшими, дергающимися губами и неожиданно пронзительными и лихорадочно-яркими синими глазами. Газид, последний великий визирь Кхемри, повернулся и поманил кого-то из тени, как ребенок, зовущий играть своих товарищей. Он не обращал внимания на лица, уставившиеся на него из толпы. Взгляды, полные ужаса и жалости, давно ничего для него не значили. Нагаш сохранил ему жизнь в ту ночь, когда заживо похоронил брата, но сохранил не из милосердия. Он отдал старика своим вассалам, изобретательно пытавшим его несколько лет подряд. Возраст и страшные муки лишили его когда-то острого разума, и теперь он был всего лишь маленьким ребенком в теле старика. И лишь тогда Нагаш вернул его Неферем и Сухету.

Газид выманил на свет высокого юношу благородной наружности, одетого как аристократ, в юбку и накидку из парчи. На голове у него блестел золотой венец князя. Сухет унаследовал красивые черты своего отца и жестокую манеру поведения своего прославленного деда, а также его пронзительный взгляд и квадратный подбородок. Похоже, даже Ламашептру поразила царственная осанка юноши.

Сухет, сын Тхутепа, держался с исключительным достоинством и уверенностью. Он прошел мимо большого трона с таким видом, словно тот стоял пустым, спустился по каменным ступеням и остановился перед царем Ламии. При виде юного князя по толпе избранных пробежал рокот недовольства. Архан, тот и вовсе смотрел на Сухета как на ядовитую змею.

Ламашептра тепло улыбнулся Сухету, нарочито не обращая внимания на неприязненные взгляды аристократов. Он начал что-то говорить, но слова застряли у него в горле, едва он увидел Дочь Солнца, появившуюся из темноты за троном Нагаша.

На ней было платье чистейшей белизны, подпоясанное ремнем из кожи и отполированной меди, свободно лежащим на бедрах. Длинные черные волосы вымыты с добавлением ароматических масел и заплетены в толстую косу, доходившую до талии. Зеленые глаза царицы, подведенные углем, ярко сверкали, но никаких других бальзамов и красок она на лицо не добавила. Шла она босой и простоволосой, не надев ни тяжелой золотистой накидки, ни прекрасного царского венца, ни золотых браслетов и колец, привезенных из далекой Ламии. Неферем, царица Живого Города и Дочь Солнца, укуталась в страдания. Ее лицо казалось бледной маской, прекрасной, но застывшей, как изображения, вырезанные на саркофагах.

Царица уже не была той юной девушкой, как когда-то. Жизнь и утраты оставили свой след на ее лице, состарив раньше времени. При виде ее в зале зашептались, и даже Ламашептра растерялся. Он отпрянул, словно от удара. На кратчайший миг взгляд его карих глаз метнулся к человеку на троне Кхемри, и царь Ламии медленно, благоговейно преклонил колени перед Неферем.

Зашелестев одеждой, весь двор сделал то же самое. Кто-то опускался на колени грациозно, кто-то просто упал в изумлении. Через несколько мгновений остались стоять только избранные Нагаша, начавшие тревожно переглядываться, и сын царицы Сухет.

Князь повернулся и впервые почти за десять лет увидел свою мать.

Нагаш, сложив ладони домиком и прижав их к губам, внимательно вглядывался в эту пару, пытаясь подавить гнев. Он совершил ошибку. Следовало устроить Ламашептре и Сухету встречу наедине. Он собирался продемонстрировать свою власть над женой Тхутепа и его наследником, позволив на короткое время появиться перед двором, но не учел предрассудки и чувствительность людей. Сухет посмотрел в глаза матери и забыл обо всем. Он кинулся к ней, растеряв все свое величие. Неферем потянулась к нему, как во сне, и только слегка наморщенный лоб выдавал ее потрясение. Князь взял ее руки в свои и почтительно прижался к ним лбом.

Царь Кхемри не обращал ни малейшего внимания на слезливую сцену. Его глаза не отрывались от Ламашептры. Ламиец с благоговением смотрел на мать с сыном, но не смог скрыть расчетливый блеск в темных глазах.

И в этот момент Нагаш понял, что Сухет должен умереть.

За ним пришли глубокой ночью, когда весь дворец спал. Келья Сухета находилась двумя уровнями ниже растянувшегося во все стороны дворца. Это была тесная комнатушка, где раньше хранились специи и вина. Весь этот уровень забросили несколько десятков лет назад, еще во времена Хетепа, и теперь только Кефру и Газид ходили по темным коридорам, и только у слуги Нагаша имелся ключ от комнаты Сухета.

Кефру показывал дорогу, держа дрожащей рукой масляную лампу. Жрец уверенно шел по лабиринтам коридоров и в конце концов остановился перед ничем не примечательной дверью из тяжелого, испещренного вмятинами тикового дерева. Кефру долго рылся в своих одеждах и наконец вытащил длинный ключ из потускневшей бронзы и вставил его в массивный замок.

Механизм издал громкий щелчок. Кефру потянул дверь на себя, но Архан Черный быстро шагнул вперед, грубо оттолкнув слугу. Масляная лампа упала на пол и разбилась. Раамкет и Шепсу-хур вслед за визирем молча ворвались в комнату.

Она была небольшой, каких-нибудь двадцать на шесть шагов. У длинной стены стояли узкая кровать и кедровый сундук для одежды. Напротив кровати располагался узкий стол с маленькой лампой и единственный стул. За этим столом князь ел и читал свитки, приносимые из библиотеки.

Хотя ему разрешалось в строго определенных границах гулять по двору, эта комнатка служила Сухету домом почти десять лет.

Газид приподнялся со своего тюфяка у двери, испуганно открыв рот, и испустил бессловесный, почти детский вопль. Раамкет схватил его за руки и отшвырнул с дороги. Слуга ударился о каменную стену и без чувств рухнул на пол.

Когда оба аристократа приблизились, Сухет встрепенулся на своей узкой кровати. Первым его схватил Раамкет, вцепившись могучей рукой в левую руку князя. Правая рука Сухета стремительно метнулась вниз. Раамкет завопил от боли — возле ключицы, всего в нескольких дюймах от шеи, торчала рукоятка столового ножа.

Шепсу-хур выскочил вперед и ударил князя кулаком в лицо, сломав его орлиный нос и разбив губу. Голова Сухета дернулась назад, ударившись о стену над кроватью, юноша упал. Раамкет и Шепсу-хур схватили его за ноги и грубо стащили на пол. Газид, пришедший в себя, съежился у стены и завыл от ужаса. Сухет сплюнул кровью и попытался вырваться из рук нападавших, но тут на него упала чья-то тень. Нагаш навис над князем, держа в руке две длинные медные иглы.

— Держите его крепче! — приказал он.

В тесной комнате повис запах крови, и у царя от голода закружилась голова.

Шепсу-хур и Раамкет сильнее сжали руки князя, лица их исказились от усилия. Нагаш метнулся вперед, как разящая змея, и воткнул иглы. Тело Сухета дернулось и сделалось неподвижным. При виде этого Газид завыл еще громче.

— Заткните его! — рявкнул Нагаш.

Раамкет начал избивать старика. По кивку царя Шепсу-хур сорвал с князя тунику и отшвырнул ее в сторону.