Дозор (5 романов) - Сергей Лукьяненко

Гесер улыбнулся.

– Мы все, по большому-то счету, одной грязью мазаны, – сказал я. – Мы боремся не с Темными, мы боремся с теми, кого и Темные-то отвергают… с психопатами, маньяками, беспредельщиками. По понятным причинам таких больше среди вампиров и оборотней. Так ведь и Темные… Дневной Дозор ловит тех Светлых, кто хочет разом всех облагодетельствовать… по сути – тех, кто может раскрыть людям факт нашего существования. Инквизиция… она вроде бы над схваткой, а на деле – следит, чтобы Дозоры не восприняли свою функцию всерьез. Чтобы Темные не стали стремиться к формальной власти над миром людей, чтобы Светлые не стали искоренять Темных начисто… Гесер, Ночной и Дневной Дозоры – это две половинки одного целого!

Гесер молчал. Смотрел на меня и молчал.

– Это… специально так было задумано? – спросил я. И сам же себе ответил: – Да, наверное. Молодежь, только что инициированные Иные – могли бы не принять общий для Светлых и Темных Дозор. Как же так – идти в патруль с вампиром! Я бы сам возмутился… И вот – созданы два Дозора, низшие чины с азартом ловят друг друга, руководство интригует – от скуки и ради поддержания формы. А начальство-то общее!

Гесер вздохнул и достал сигару. Срезал кончик, закурил.

– Я, дурак, все время думал, – пробормотал я, не отрывая взгляда от Гесера. – Как вообще мы существуем? Вот Дозор Самары, вот Дозор Великого Новгорода, вот Дозор поселка Киреевский Томской области. Все вроде бы самостоятельны. По сути – при всех проблемах бегут к нам, в Москву… Хорошо, это не оформлено де-юре, но де-факто – Московский Дозор руководит Дозорами всей России.

– А также трех государств СНГ… – пробормотал Гесер. Выпустил клуб дыма. Дым стал собираться в воздухе плотным густым облаком, не расползаясь по купе.

– Хорошо, а что дальше? – спросил я. – Но как взаимодействуют независимые Дозоры России и, к примеру, Литвы? А России, Литвы, США и Уганды? В человеческом мире все понятно, у кого дубинка больше и кошелек толще – тот и заказывает музыку. Но ведь российские Дозоры покруче американских! Я даже думаю…

– Самый сильный Дозор – французский, – скучным голосом сказал Гесер. – Сильный, хоть и крайне ленивый. Удивительный феномен. Не можем понять, с чем это связано – ну не с потреблением же сухого вина и устриц в немыслимых масштабах…

– Дозорами правит Инквизиция, – сказал я. – Не споры разрешает, не отступников наказывает, а именно правит. Дает разрешение на те или иные социальные эксперименты, назначает и снимает руководство… переводит из Узбекистана в Москву… Есть Инквизиция – и у нее есть два рабочих органа. Ночной и Дневной Дозоры. И единственная цель Инквизиции – сохранение существующего статус-кво. Потому что победа Темных или Светлых – это все равно поражение Иных в целом.

– Что дальше, Антон? – спросил Гесер.

Я пожал плечами.

– Дальше? А дальше ничего. Люди живут своей маленькой людской жизнью. Радуются маленьким людским радостям. Кормят нас своим теплом… и поставляют новых Иных. Те Иные, у кого амбиций поменьше, – живут почти обычной жизнью. Только сытнее, здоровее и дольше, чем обычные люди. Те, кому неймется, кому хочется схваток и приключений, идеалов и борьбы, – идут в Дозоры. Те, кто разуверился в Дозорах, – идут в Инквизицию.

– Ну и?.. – подбодрил меня Гесер.

– Вы-то что делаете в Ночном Дозоре, шеф? – спросил я. – Не надоело… за тысячи лет?

– Допустим, мне до сих пор нравятся схватки и приключения, – произнес Гесер. – А?

Я покачал головой:

– Нет, Борис Игнатьевич. Не верю. Я вас видел… другим. Слишком усталым. Слишком разочарованным.

– Тогда предположим, что я все-таки хочу покончить с Завулоном, – спокойно сказал Гесер.

Я подумал секунду:

– Тоже не выходит. Сотни лет… кто-то из вас уже прикончил бы другого. Завулон тут говорил, что магия – как удар шпаги. Так вот, вы не на шпагах деретесь, а на спортивных рапирах. Обозначаете укол, а не протыкаете врага.

Гесер помедлил и кивнул. Еще одна плотная струйка дыма вонзилась в сизое табачное облачко.

– Как ты думаешь, Антон, а можно прожить тысячи лет и по-прежнему жалеть людей?

– Жалеть? – уточнил я.

Гесер кивнул:

– Именно жалеть. Не любить – не в наших силах любить весь мир. Не восхищаться – мы слишком хорошо знаем, что это такое – человек.

– Жалеть, наверное, можно, – кивнул я. – Но к чему ваша жалость, шеф? Она пуста и бесплодна. Иные не делают человеческий мир лучше.

– Делаем, Антон. Как бы там ни было, но делаем. Поверь старику, который многое повидал.

– Но все-таки…

– Я жду чуда, Антон.

Я вопросительно посмотрел на Гесера.

– Не знаю, какого именно. Что все люди обретут способности Иных. Что все Иные вновь станут людьми. Что однажды все-таки деление пройдет не по признаку «человек или Иной», а по признаку «хороший или плохой». – Гесер мягко улыбнулся. – Совершенно не представляю, как такое может произойти и произойдет ли когда-либо. Но если это все-таки случится… я предпочту быть на стороне Ночного Дозора. А не в Инквизиции – могучей, умной, правильной, всемогущей Инквизиции.

– Может быть, того же ждет и Завулон? – спросил я.

Гесер кивнул:

– Может быть. Не знаю. Но лучше знакомый старый враг, чем молодой непредсказуемый отморозок. Считай меня консерватором, но я предпочитаю рапиры и Завулона, чем бейсбольную биту и прогрессивного Темного мага.

– А что вы посоветуете мне?

Гесер развел руками:

– Посоветую? Самому принять решение. Ты можешь уйти и жить обычной жизнью. Ты можешь пойти в Инквизицию… я не стану возражать. И ты можешь остаться в Ночном Дозоре.

– И ждать?

– И ждать. Хранить в себе то человеческое, что еще осталось. Не упасть в экстаз и умиление, навязывая людям ненужный им Свет. Не свалиться в цинизм и презрение, возомнив себя чистым и совершенным. А самое трудное – не разочароваться, не разувериться, не стать равнодушным.

– Невелик выбор… – сказал я.

– Ха! – Гесер улыбнулся. – Радуйся, что он вообще существует.

За окнами мелькали окраины Саратова. Поезд сбавлял ход.

Я сидел в пустом купе и смотрел на крутящуюся стрелку.

Костя продолжал следовать за нами.

Чего он ждет?

В наушниках звучал голос Арбенина:

От обмана до обманаС неба льётся только манна.От сиесты до сиестыКормят только манифесты.Кто-то убыл, кто-то выбыл,Я всего лишь сделал выбор.И я чувствую спиною:Мы – другие, мы – иное.

Я покачал головой. Мы – Иные. Но даже если не станет нас – люди все равно разделятся на людей и Иных. Чем бы эти Иные ни отличались.

Люди не могут без Иных. Помести на необитаемый остров двоих – будет тебе человек и Иной. А отличие в том, что Иной всегда тяготится своей инаковостью. Людям проще. Они не комплексуют. Они знают, что они люди – и такими должны быть. И все обязаны быть такими. Все и всегда.

Мы стоим посередине,Мы горим костром на льдинеИ пытаемся согреться,Маскируя целью средства.Догораем до душиВ созерцающей глуши.

Дверь открылась, в купе вошел Гесер. Я стянул наушники.

– Смотри. – Гесер положил на стол «палм». На экране ползла по карте точка – наш поезд. Гесер мимолетно глянул на компас, кивнул – и уверенно прочертил стилом на экране жирную линию.

– Что это? – спросил я, глядя на прямоугольник, в который упиралась траектория движения Кости. И сам же ответил: – Аэропорт?

– Именно. Не ждет он никаких переговоров. – Гесер ухмыльнулся. – Рвет по кратчайшей к аэродрому.

– Это военный?

– Нет, гражданский. Какая разница? Шаблоны знаний по пилотажу у него есть.

Я кивнул. Все оперативники имеют «про запас» наборы полезных навыков – управление автомобилем, самолетом, вертолетом, первая медицинская помощь, рукопашный бой… Конечно, шаблоны не дают полноценных навыков, опытный водитель обгонит Иного с шаблоном водителя, хороший врач оперирует несравнимо лучше. Но поднять в воздух любое транспортное средство Костя сможет.

– Это даже хорошо, – сказал я. – Поднимем истребители и…

– А если пассажиры? – резко спросил Завулон.

– Все лучше, чем поезд, – тихо сказал я. – Меньше жертв.

И что-то во мне болезненно сжалось в этот миг. Я впервые взвесил на невидимых весах целесообразности человеческие жертвы – и счел одну чашу легче другой.

– Не поможет… – сказал Гесер. И добавил: – К счастью. Что ему разрушенный самолет? Обернется летучей мышью и спустится.

За окном показался перрон. Тепловоз загудел, приближаясь к вокзалу.

– Ядерные зенитные ракеты, – упрямо сказал я.