Песнь Сумерек - Артур Спароу

«Такая изощрённая форма суицида у идиотов, не более. И не важно, что послужило конечной причиной, прорастает всё из-за людского идиотизма...»

Пускай охотник и иначе ценил жизнь, чем другие люди, он был далеко не из тех людей, кто попусту ей разбрасывался.

Ты должен выжить! – лишь эти слова не давали его разуму пойти под откос.

Жить и отомстить! – они заставляли двигаться вперёд, когда последние силы уже были готовы оставить тело.

Конечно жизнь не так проста и неприхотлива. Любой план мог пойти не так, и любая подготовка могла оказаться бесполезной.

Даже Малкольм Мерлин нередко оставался в дураках перед судьбой, и лишь стальная воля не давала ему окончательно сломаться, опустить руки.

Он ненавидел это слово. Судьба.

«Моя жизнь находится только в моих руках! Я сам определяю свои поступки, а не какая-то незримая сила свыше!»

«Кто бы как не старался меня укокошить, только от меня зависит, когда придёт моё время!»

Больше всего он не любил, когда им игрались или помыкали...

Малкольм прошёл через не мало испытаний, что дало ему определённое право на гордость. И такой человек не мог принять бытие простой «игрушки» в чьих-то руках. Будь то люди или боги, он всегда думал, что самолично контролирует свою жизнь. А всех тех, кто пытался доказать обратное, он безжалостно ломал, показывая силу духа и воли.

Так было всегда в прошлом, так продолжалось и до этой самой минуты.

Он был вполне готов принять такой конец, учитывая сколько боли — это может доставить Ану-Эру.

Охотник знал об опасности, он прекрасно понимал, что противник скорее всего ему не по зубам.

Сейчас бывалый авантюрист напоминал собой тех юнцов, кто слепо бросались вперёд, никого не слушая.

В его широко раскрытых глазах горел азарт, а руки чесались от нетерпения.

Слабая ухмылка не показывала ни капли страха, будто его ожидал совсем не бой на смерть, а сладкое мимолётное развлечение.

Всё-таки каждый глубоко в душе был ещё ребёнком, представляющим себя героем. Пускай Малкольм в этом и не признавался, но он всегда смотрел на Короля-Заклинателя со слабой надеждой во взгляде.

И сейчас предстал прекрасный шанс разгореться его героическому духу.

Охотник уже чувствовал, как невидимая сила наполняла его тело, и он уже был готов рваться в бой, пока Персия не продекламировала первую часть своего плана...

Бровь его нервно задёргалась, когда неизвестно откуда леди-призрак вытащила три довольно необычных наряда.

Ну, а когда он услышал план от начала и до конца, то... вообще был готов взорваться!

Пока Пирс размышлял о том, стоит ли оно всех этих мучений, Аксея со странным выражением лица смотрела на чёрно-белое платье горничной, которое в своих руках держала Персия.

Мечницу не покидало чувство, что за всем этим действом стоит какой-то скрытый смысл... Особенно глядя в горящие глаза золотоволосой леди, её не покидало нехорошее предчувствие.

Пытаясь скрыть свой энтузиазм, Персия несколько раз покашляла, а затем стала более подробно объяснять свой план:

- Прежде, чем дойти до Хорсуса, необходимо пройти усыпальницу вечных душ, за которую отвечает Люминес... Этот старый лич весьма эксцентричная персона. Он почти всё время проводит там, пытаясь выкрасть одну душу из чертога нижнего мира. Мне будет пройти не сложно, но вот для вас... Личи лучше всех остальных чувствуют ауру жизни и просто так он никого не пропустит.

- Пока всё имеет смысл и даже не поспоришь - скептически проговорил Малкольм - Вот только причём тут эти чёртовы наряды?!

- Конечно же всё имеет смысл! – попыталась заверить его Персия - Вы всё-таки люди, но он не будет вас трогать, если вы станете - моими людьми. Порядок дома Госпожи лежит в зоне моей ответственности.

- Таким образом нам нужно стать... горничными? – неуверенно произнесла Аксея. Мечница на уровне подсознания старалась держаться подальше от этого наряда. Казалось, что если она его наденет, то обязательно должно случиться что-то плохое.

- Ну конечно! – воскликнула Персия - Стать моими подчинёнными лучший вариант! – и только про себя она добавила, что это лучше для неё самой и её странных наклонностей.

Раз она хотела увидеть Аксею в наряде горничной, то обязана была заставить так одеться и двух её спутников. Только в таком случае это бы не выглядело так подозрительно.

Каждый с долей неверия отнёсся к её высказыванию.

Глупости прослеживалось гораздо больше, чем логики, от чего поверить словам леди-призрака становилось ещё труднее.

Тогда ей оставалось прибегнуть к последнему средству.

Персия лучезарно улыбнулась, пленяя всех своей красотой, искренне говоря:

- В моих словах нет и капли лжи или недобрых намерений... Я искренне желаю вам помочь... – а затем слегка поникнув склонила голову.

Подобная сцена могла очаровать многих... вот только каждый тут был далеко не простым человеком, чтобы попасться на её актёрскую игру.

Малкольм словно видел совершенно обычную аристократку, что пыталась побаловать свои слабости. Эти слегка виноватые и умоляющие лица поразительным образом воздействовали на персонажей мужского пола, заставляя тех потакать всем желаниям прекрасной особы. Подобные трюки срабатывали на отцах, братьях и кавалерах, лишь только по-настоящему суровые и жестокие мужчины могли противостоять подобным женским чарам. И охотник разумеется принадлежал к их числу.

Хотя Пирс таковым и не являлся, мошенник скрывал совсем другую особенность. Весьма ядовитое сердце.

Будучи объектом внимания значительного количества дам из светского круга, жулик сам нередко пользовался подобным трюком, чтобы с легкостью получить то, что было ему нужно. Глядя на его просящие глаза, женщины просто не могли отказаться и потакали всем желаниям этого Казановы.

После того, как Пирс с Малкольмом раскусили игру Персии, им не составило особого труда разгадать мотивы элегантно выглядящей леди.

Особенно вспоминая недавнее знакомство, где девушка была просто очарована привлекательностью Аксеи и в буквальном смысле почти потеряла голову.

«Даже если ты так хочешь поразвлечься, зачем втягивать в это нас?» - в один момент подумали двое.

Пускай они и готовы были отдать свои жизни ради блага общего дела... Но то что происходило сейчас, било по самому больному месту почти любого уважающего себя мужчины... По его гордости!

Лишь полный тюфяк без пререканий примет это условие, остальные