Неизбежная могила (ЛП) - Гэлбрейт Роберт

Войдя внутрь, Страйк обнаружил в пустынной диспетчерской мужчину лет сорока, заполнявшего за столом журнал. На вопрос Страйка, в здании ли Эбигейл Гловер, тот ответил, что она наверху. Страйк пояснил, что у него срочное дело, поэтому пожарный, повеселев, позвонил наверх по телефону, висевшему на стене. Корморан подумал, что его снова приняли за одного из бойфрендов Эбигейл.

Через несколько минут она спустилась по лестнице, выглядя растерянной и раздраженной, за что Страйк не мог ее винить; он тоже предпочитал, чтобы его не беспокоили на работе. На ней был обычный комбинезон пожарного, но без куртки. Черный топ плотно облегал ее тело, и он предположил, что она как раз переодевалась, когда он прервал ее.

— Почему ты здесь?

— Мне нужна твоя помощь, — объяснил Страйк.

— Обычно люди набирают «999», — сказала Эбигейл под смешок своего коллеги.

— Это насчет Бирмингема, — уточнил Страйк.

— Бирмингема? — повторила Эбигейл, нахмурившись.

— Да. Много времени это не займет, но думаю, ты единственный человек, который может прояснить пару моментов.

Эбигейл оглянулась назад.

— Навострил уши, Ричард?

— Нет, — ответил мужчина. Он ушел к себе наверх, возможно, чуть быстрее, чем сделал бы это в обычном случае.

— Хорошо, — ответила Эбигейл, поворачиваясь к Страйку, — но тебе придется поторопиться, потому что моя смена закончилась, и у меня свидание.

— Ясное дело, — согласился Страйк.

Она провела его через дверь справа в комнату, которая, очевидно, использовалась для переговоров и совещаний, потому что по углам стояло несколько пластиковых стульев со стальными ножками. Эбигейл прошла к небольшому столику у белой доски в дальнем конце, по пути прихватив для себя стул.

— Это ведь ты? — бросила она Страйку через плечо. — Тот, кто вызвал переполох на ферме Чапмена?

— А, ты видела, — сказал Страйк.

— Конечно, видела. Это во всех гребаных новостях.

— Я бы хотел приписать себе эту заслугу, — Страйк также подхватывал стул и принес его к столику, — но в основном это работа моего партнера-детектива.

— Ей удалось вытащить родственника вашего клиента, прежде чем там началась эта кутерьма? — спросила Эбигейл, когда они сели.

— Да, удалось, — ответил Страйк.

— Вот, черт. Тогда не торопись ее отпускать.

— Я и не собираюсь, — сказал Страйк.

— Но ведь теперь ко мне явится пресса? — спросила Эбигейл, с напряженным видом доставая из кармана пачку никотиновой жвачки и кладя подушечку в рот.

— Возможно, — ответил Страйк. — Мне очень жаль.

— Когда Дик только что позвонил, я подумала: «Вот оно. Пришел какой-нибудь журналист»… ну, что ж, продолжай. Что там с Бирмингемом?

— Мы выяснили, что твой отец должен был отвезти Рози Фёрнсби в Бирмингем в то утро, когда исчезла Дайю, но у него изменились планы.

— Какую Рози?

— Она недолго пробыла на ферме, — пояснил Страйк. — Симпатичная девушка. Смуглая, с пышными формами — она была там с отцом и братом-близнецом.

— О, да... близнецы. Да, я их помню, — начала Эбигейл. — Я никогда раньше не встречала таких близнецов. Не знала, что бывают такие мальчики и девочки… я же необразованная, — с горечью добавила она. — Как я тебе уже говорила.

— Когда мы разговаривали с Шерри Гиттинс, она немного запуталась в том, где находился твой отец.

— Нашли Шерри? Черт возьми.

— Да, она вышла замуж и жила на юго-западе Англии. Во всяком случае, она придавала большое значение вопросу о том, был ли твой отец на ферме, когда исчезла Дайю.

— Эм, я не знаю, почему она была сбита с толку. Он точно был там, когда полиция пришла сообщить о смерти Дайю. Я помню, как Мазу закричала и упала в обморок, а он ее подхватил.

— Когда именно тебя отправили в Бирмингем? — спросил Страйк.

— Точная дата? Не знаю. После дознания о смерти Дайю.

— А до исчезновения Дайю ты не собиралась ехать в Бирмингем?

— Вероятно, это обсуждалось, когда меня не было рядом, — Эбигейл слегка пожала плечами. — Мазу много лет хотела избавиться от меня, и смерть Дайю дала ей повод это сделать. Лично мне плевать. Я полагала, что из другого места будет проще сбежать, ни в одно из них не было бы так же трудно попасть и выбраться оттуда, как с фермы Чапмена, и я оказалась права.

— Да, один из моих сотрудников попал в Бирмингем без особых проблем, по истекшему полицейскому удостоверению.

— Нашли что-нибудь интересное?

— Большое количество детей, — ответил Страйк.

— Подозреваю, что очень много, — сказала Эбигейл. — Из-за бесконтрольной рождаемости.

— Долго ты пробыла на ферме между исчезновением Дайю и отъездом в Бирмингем?

— Не знаю. Неделю или две. Что-то вроде того.

— А когда тебя перевели в Бирмингем, с тобой поехал кто-нибудь с фермы Чапмена?

— Да, парень по имени Джо. Он был старше меня и был одним из любимчиков моего отца и Мазу. Из-за наказания он не должен был туда ехать, хотя собирался стать вторым человеком в филиале Бирмингема.

— И в тот день перевели только вас с Джо?

— Да, насколько я помню.

Страйк перевернул страницу в блокноте.

— Ты помнишь семью Алекса Грейвса? Отца, мать и сестру?

— Да, я уже говорила, что помню, — нахмурилась Эбигейл.

— Так вот, отец Грейвса считает, что твой отец приказал Шерри Гиттинс убить Дайю.

Эбигейл несколько секунд молча жевала жвачку, потом сказала:

— Люди говорят подобные глупости, когда злятся. И почему же мой отец решил убить ее?

— Чтобы прибрать к рукам четверть миллиона фунтов, которые Грейвс оставил Дайю в своем завещании.

— Да ты шутишь? У нее была четверть миллиона?

— Если бы она осталась жива, то также унаследовала бы и дом семьи Грейвс, который, вероятно, стоит в десять раз больше.

— Господи!

— Ты не знала, что у нее было так много денег?

— Нет! Грейвс выглядел как бродяга, я не знала, что у него самого есть деньги!

— Как ты думаешь, четверть миллиона — достаточный мотив для твоего отца, чтобы желать смерти Дайю?

Эбигейл энергично жевала жвачку, все еще хмурясь, прежде чем ответила:

— Эм... Ему бы хотелось получить деньги. А кому нет? Но отец, естественно, не приказывал Шерри делать этого. Он бы не хотел расстраивать Мазу.

— Во время нашей встречи отец передал тебе сообщение.

— Ты встречался с ним?

— Да. Он пригласил меня за кулисы после своей службы в Олимпии.

— И он передал мне сообщение? — недоверчиво спросила девушка.

— Да. «Папурожное скучает по тебе».

Губы Эбигейл скривились.

— Ублюдок.

— Он или я?

— Он, конечно. Все еще пытается...

— Что...?

— Задеть за живое. Прошло двадцать гребаных лет, и ни единого гребаного слова, и я тут же растаю, если он скажет гребаное «папурожное».

Но Страйк мог сказать, что она была встревожена мыслью о том, что отец передал ей сообщение, хотя трудно было определить, что преобладает — гнев или боль.

— Я понимаю, почему тебе не нравится мысль о том, что отец топит людей, — заметил он. — Не только Дайю.

— Что ты имеешь в виду под «не только Дайю»? Да, она была избалована, но ведь она была чертовым ребенком. И что значит «людей»? Он не топил мою мать, я говорила об этом в прошлый раз!

— Ты не первая, кому трудно поверить, что близкие родственники могут делать ужасные вещи.

— Мне, нахрен, нетрудно поверить, что отец творит гребаные ужасные вещи, спасибо тебе большое! — сердито произнесла Эбигейл. — Я была там и видела, что, к херам, там творится. Я знаю, что делают с людьми внутри гребаной церкви! Со мной тоже так поступали, — сказала она, ударив себя в грудь. — Так что не говори мне, что я не знаю, кто такой мой отец, потому что я, нахрен, знаю, но он бы не стал убивать членов своей...

— Ты была его семьей, и, как ты только что сказала, он делал ужасные вещи и с тобой.

— Он не делал... или не... он позволял плохим вещам происходить со мной, да, но это все Мазу, и, в основном, это происходило, когда он был в отъезде. Если по поводу Бирмингема все…