Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Он всегда был сильнее меня. Я смотрю ему в глаза.

— Нет! — кричу я.

Он разжимает руку.

СТО СОРОК ОДИН ДЕНЬ ДО БИТВЫ В СИСТЕМЕ ФОЛЛ

СИСТЕМА ФОЛЛ

Меня разбудил собственный крик.

Глаза резко открылись. Мгновенье я думаю, что ослеп, что по-прежнему на Инвите и что холод лишил меня зрения. Затем холодное прикосновение доспеха отсекает далекое прошлое от настоящего. Я не слеп, а мой брат погиб от моей же руки давным-давно. Я замерз, словно сон проник в реальность, чтобы погрузить меня в воспоминание о холоде Инвита. Лед покрыл линзы шлема, сведя видимость до полупрозрачной дымки медленно меняющегося освещения. Лед розовый, это цвет снега, расплавленного кровью. В уголках зрения медленно пульсируют тускло-красные предупредительные руны.

Предупреждение: глубокий вакуум…

Предупреждение: герметичность доспеха под угрозой…

Условия невесомости…

Определение повреждений…

Низкое питание доспеха…

Я не мог вспомнить, где нахожусь, или как оказался в таком замерзшем состоянии, а тем временем доспех отключался. Я моргнул, попытался сосредоточиться. В теле начали пробуждаться ощущения: онемевшее эхо боли в правой ноге, полное отсутствие чувствительности в левой руке, металлический привкус во рту. «Я жив, — подумал я, — и на данный момент этого достаточно». Попытался пошевелить правой рукой, но доспех не позволил, как бы сильно я не старался. Попробовал приблизить левую руку. Ничего. Я не чувствовал даже пальцы.

Я посмотрел на затухающую пульсацию предупредительных рун. Доспех переключился на минимальное потребление энергии, превратившись в почти безжизненную металлическую оболочку. Он поддерживает во мне жизнь, но должно быть серьезно поврежден.

Я закрыл глаза, стабилизировал пульс. Я знал, где нахожусь. Я свободно парил в вакууме космоса. Доспех поддерживал температуру тела, но разряжался. Энергия закончится, и я начну терять больше тепла. Моя улучшенная кожа будет держаться дольше, чем у обычного человека, но, в конце концов, холод доберется до моих сердец и остановит их двойное биение. Это только вопрос времени.

На секунду я почти утратил самообладание. Я хотел кричать, биться в металлических объятьях доспеха. Инстинкт существа, оказавшегося под водой, последний вздох горит в легких, темнота неминуемости смыкается вокруг жизни. Я медленно выдохнул, угомонив инстинкт. Я жив, а пока я жив, у меня есть выбор.

— Перегрузить все системы, — сказал я. Электрический импульс пробежался по моему телу, когда доспех подчинился.

Почти сразу же, как доспех активизировался, включилась сирена. Симпатическая боль пронзила позвоночник. Уши наполнили накладывающиеся друг на друга предупредительные сигналы. На дисплее шлема пульсировали красные руны. Я «сморгнул» предупреждения и звуки стихли. Осталось в лучшем случае несколько минут до того, как доспех превратится в гроб. Я поднял правую руку и соскоблил лед с линз шлема.

Белый слепящий свет хлынул мне в глаза. Я парю в огромном зале, освещенном солнечным светом, который исходил из источника за моей спиной. Все покрыто слоем розового инея, сверкающим в резком свете, как сахарная глазурь на торте. Вокруг плавали маленькие кристаллы, медленно кружась своим последним затухающим импульсом. В помещении висели неправильные фигуры, покрытые розовым инеем.

Я движением век кликнул по тусклому маркеру на дисплее шлема. Вокс-система активировалась со стоном помех. Я настроил ее на максимальный диапазон передачи.

— Это Алексис Полукс из Седьмого легиона. — Голос звучал глухо внутри шлема, и мне ответили только новые помехи. Я настроил передачу на повтор, который будет продолжаться, пока не закончится энергия. «Возможно, кто-то услышит. Возможно, есть кто-то, кто услышит».

Что-то ударилось в плечо и медленно выплыло передо мной: замерзший предмет чуть шире моей головы. Он медленно вращался. Я протянул руку, чтобы оттолкнуть его, он перевернулся и посмотрел на меня безжизненными глазами.

В голове вспыхнуло воспоминание: раскалывающийся с металлическим грохотом корпус корабля, вырвавшегося из хватки шторма, обломки пронзают воздух и кровь хлещет по палубе; кричит офицер, его глаза расширены от ужаса. Я на корабле. Я вспомнил дрожь палубы под ногами и завывания шторма снаружи.

Я отдернул руку, и резкое движение закрутило меня сквозь замерзшие кровавые брызги. Вокруг меня вращалось помещение. Я видел забитые льдом ниши сервиторов и искореженные модули приборов. С пола на меня была обращена многоярусная платформа ауспиков, ее экраны и голопроекторы выглядели, как ветки дерева под зимним снегом. Я попытался остановить свое движение, но просто продолжал вращаться. В ушах начали пронзительно визжать предупреждения.

Недостаточно энергии…

Недостаточно энергии…

Недостаточно энергии…

Мимо промелькнули силуэты, окрашенные красным светом предупредительных рун. Тела, прижатые к стенам пластами кровавого льда. Детали расколотого желтого доспеха проплыли среди конечностей и раздробленных костей. Со стен подобно нитям кишок свисали оторванные связки кабелей. Возле замерзших в эмбриональных позах сервиторов парили ленты инфопергамента. Я развернулся и увидел источник света: ослепительно-белое солнце, сияющее сквозь широкую пробоину в корпусе. Я видел сверкающую синюю сферу планеты на фоне усыпанной звездами тьмы. Зрелище между мной и звездным светом приковало взгляд, пока поле зрения не изменилось.

По космосу были разбросаны погибшие боевые корабли. Сотни, их золотые корпуса перекручены и разбиты на части, как разорванные тела. Отогнутые огромные полосы брони открывали вид на паутину помещений и переходов. Корпуса размером с гору были разделены на куски. Я словно смотрел на перемешанные останки бойни.

«Все мои братья погибли», — подумал я, и мне стало холоднее, чем за многие десятилетия. Я вспомнил Элиаса, моего настоящего брата, брата-близнеца, сорвавшегося во тьму с кончиков моих пальцев.

Недостаточно энергии… — звучали предупредительные руны.

Последние воспоминания дополнили общую картину. Я знал, куда мы направлялись: мы все к этому шли. Я смотрел на кладбище и определенно осознал кое-что еще.

Недостаточно энергии…

— Мы не справились, — сказал я тишине.

— … ответьте… — В шлеме прозвучал механический голос, прерываемый помехами. Мне понадобилась секунда, чтобы ответить.

— Это капитан Седьмого легиона Полукс, — сказал я, когда дисплей шлема потускнел.

Слух наполнили взрывы помех. Я чувствовал, как застывает вокруг меня доспех, его системы окончательно истощились. По телу начало распространяться мягкое онемение. Дисплей шлема почернел. Я почувствовал, как что-то ударило в грудь, а затем сомкнулось вокруг меня с металлическим лязгом. В темнице умирающего доспеха я чувствую, что падаю во тьму, падаю слепым и без боли, падаю, как мои братья. Я одинок в темноте и холоде, и всегда буду.

— Ты с нами, брат, — произнес механический шепот. Казалось, он раздавался из ночи, наполненной ледяными снами о мертвых кораблях, мерцающих в свете звезд.

Я знал, что оно перейдет ко мне. Я знал протокол нашего легиона, как и любой другой, но это не лишило меня желания, чтобы все было иначе. Летописцы и итераторы, упоминая о Легионес Астартес, говорят, что мы не ведаем страха, что, кроме решимости и ярости ничто не наполняет наши сердца и разумы. Об Имперских Кулаках они говорят и того больше: что у нас души из камня, что наши эмоции молчат. Правда, как обычно, это то, что не в силах описать слова. Если бы мы ничего не чувствовали, то проиграли в тысячах войн, что вели во имя Императора. Без сомнений, усмиряющих смелость, наши враги могли бы вырезать нас неоднократно. Без ярости мы бы никогда не достигли высот славы. Я не чувствую страха, но внутри меня остается что-то от него, усеченное и увядшее, словно перенастроенное на другое звучание. Там, где человек будет чувствовать страх, я чувствую натяжение другой эмоции, сжатой и вплетенной в мою душу процессом, который создал меня. Иногда это ярость, осторожность или холодный расчет. А иногда это трепет, слабый отголосок истинного страха, утраченного мною. И я почувствовал именно трепет, когда руководство флотом перешло к «Трибуну».

Они проходили мимо меня, входя по одному в помещение из гранита и бронзы. Сотня боевых командиров, готовых к битве. Замысловатые серебряные узоры переплетались на золотисто-желтой поверхности каждого доспеха, а с нагрудников и наплечников мерцала сделанная из гагата эмблема сжатого кулака. Некоторые воины были стариками, их лица покрывали морщины и шрамы; другие выглядели молодыми, хотя это было не так. Вот Пертинакс, смотрящий на меня зелеными аугментическими глазами. Рядом с ним Каззим, который шесть месяцев удерживал башни Велги. Здесь Яго, который сражался во время первого усмирения Луны. Рядом с ними маршалы, мастера осад и сенешали легиона. За их плечами полтысячелетия войн.