Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

поножовщину прямо на улицах Палатвира.

Ждать, пока ярость, кураж и вино окончательно лишат их рассудка, Джаромо не желал. Бросившись к эпарху, он помог ему встать и, подхватив под руку, потащил к дворцу. Оказавшись у окованных бронзой и железом ворот, логофет яростно застучал по ним руками и ногами, пока они немного не распахнулись и сановник вместе со стражами не протиснулись внутрь, распихивая удивленных рабов.

Когда осыпаемые камнями и сосудами двери закрылись, логофет помог Кирану сесть, прислонив его к стене, и быстро оглядел его раны. Левый висок и бровь были разбиты и сочились кровью.

Эпарх провел по лбу рукой и пристально посмотрел на перепачканные пальцы. В его взгляде удивление смешивалось напополам с болью и негодованием.

– Паршивые членососы…– проговорил он, растирая кровь между пальцами.

– Киран, ты ранен, надо срочно позвать лекаря.

– Грязные тупые твари,– Киран Тайвиш словно бы и не слышал слов сановника.– Посмели напасть на меня. Меня! Эпарха этого города и провинции! Великие горести. И это тупое пьяное отребье ещё смеет считать себя благородным сословием? Да они же ничем не отличаются от того чужеземного зверья, что шляется за ними по городу.

Джаромо посмотрел на впустившего их слугу.

– Срочно подай воды и чистую ткань, а также незамедлительно приведи сюда домашнего лекаря.

– Сию минуту господин.

– Ты слышал их, а, Джаромо? Слышал их? – продолжал Киран, уставившись на пальцы. Кровь из его раны и не думала останавливаться, спускаясь ручейком на плечо и превращаясь в крупное багряное пятно на накидке.– Эта алатрейская мразь посмела обвинить меня в убийстве своего проклятого родственничка! И не просто меня, всех нас! Да отвергнут боги эту тупую скотину!

Шето так и не рассказал ему всей правды. Он вечно ограждал брата, прикрывая или затемняя их самые тёмные, но неизбежные поступки и решения. А Кирот, безгранично доверяя брату, и не пытался всего выяснить, приняв добровольное наведение столь же легко и безраздельно, как и служение семье. С него было достаточно и того, что род Тайвишей год от года становился сильнее и могущественные, а какой именно ценой все это покупалось, его не слишком волновало.

Конечно, Кирот о многом догадывался. Да и как было иначе? Ведь он был Тайвишем. Частью, и весьма важной частью, семьи. Но свои догадки он предпочитал держать где-то глубоко внутри, или просто отмахиваться от них, как от надоедливых насекомых.

Вот только скоро ему предстояло проститься со своим добровольным неведением.

Возможно, даже слишком скоро.

Великий логофет обернулся, посмотрев на охранников. Ветераны были залиты вином, помяты, а у одного из них, невысокого, с крупной головой, которая словно бы росла сразу из плеч, минуя всякий намек на шею, была сильно рассечена губа, кусок которой свисал на лоскутке кожи. Эти пьяные мальчишки смогли задать им трепку, даже не прибегая к ножам или дубинкам. Хватило и камней с амфорами.

Неожиданно Киран вцепился в рубаху Великого логофета и притянул его к себе.

– Я сломаю им жизни, слышишь, Джаромо? Клянусь всеми богами и памятью моего отца и брата, я сделаю это!

Залитое кровью лицо эпарха Кадифара превратилось в искореженную болью и ненавистью гримасу, а его глаза – в два вращающихся красных шара. Джаромо ещё никогда не видел обычно спокойного и меланхоличного Кирана в таком состоянии. И от этого ему стало не по себе. Он попытался отцепить от своей одежды окровавленные руки, но эпарх сжимал его мертвой хваткой, продолжая осыпать Тэхо Ягвиша самыми смачными ругательствами и проклятьями, обещая ему такие кары, которые напугали бы и палачей самого Убара Алое Солнце.

И тут, сквозь это полубезумное бормотание, Джаромо услышал всхлип. Потом ещё один и ещё, а потом всхлипы сменились громким детским плачем. Великий логофет обернулся и увидел полуторалетнего малыша, который стоял прямо напротив и ревел во всё горло, сжимая крохотные кулачки.

Великий логофет с силой рванул одежду, высвободив её из рук Кирана, и подбежав к Эдо Тайвишу, взял ребенка на руки, крепко прижав к себе. Малыш, не переставая реветь, весь вжался в него, вцепившись ему в шею и уткнувшись в плечо, а Великий логофет начал укачивать его, шепча на ушко слова утешения.

Со стороны сада к ним уже бежали две няньки, но Джаромо развернулся к ним боком, недвусмысленно давая понять, что не доверит внука Шето Тайвиша тем, кто позволил ему оказаться возле ворот в одиночестве. Для себя он уже решил, что не далее как завтра, при первых же лучах солнце, эти две женщины навсегда покинут Лазурный дворец.

– Во имя Мифилая всемогущего, что тут приключилось?!

Лико Тайвиш, возникнув словно бы ниоткуда, удивленно смотрел, то на помятых и залитых вином ветеранов, то на окровавленного дядю, то на Джаромо и своего сына у него на руках.

– Лико, мой мальчик, они напали. Забросали нас камнями и кувшинами. Называли убийцами! – проговорил Киран Тайвиш, с явным трудом поднявшись на ноги и прислонившись к стене.

– Кто это был, дядя?

– Тэхо Ягвиш и свора его подпевал,– ответил за эпарха Джаромо. Мальчик на его руках немного успокоился и теперь осторожно выглядывал из-за плеча.

– Этот подлый щенок посмел обвинить меня в убийстве своего отца! Меня, того кто только проводил к богам родного брата! Ублюдки. Проклятые отравители, да полакомятся гарпии их печенкой!

Лико вопросительно посмотрел на Великого логофета, но тот лишь еле заметно покачал головой, давая понять – Киран говорил искренне. Юный глава рода Тайвишей подошел к своему родственнику и, взяв под руку, повел по дорожке, ведущей к дворцу.

– Это бесчестно Лико! Такие обвинения нельзя оставлять без последствий.

– И они будут, дядя. Для каждого нашего врага. Теперь я вижу, что у алатреев больше нет чести. Они тонут в неправедной крови и хотят измазать ей всех вокруг, чтобы самим не выделяться. Но мы заставим их в ней же и захлебнутся.

Джаромо посмотрел вслед уходящим Лико и Кирану, а потом покрепче прижал к себе маленького Эдо. Мальчик уже почти не плакал. Только чуть похныкивал, глотая остатки слез и утирая их маленьким кулачком. Великий логофет неожиданно понял, что он удивительно похож на своего деда. Те же пухлые щеки, большие светлые глаза, чуть поджатые широкие губы и крупные уши. В нём, в этом маленьком человеке, явственно чувствовалась кровь Первого старейшины. И не просто кровь и родовые черты. Джаромо чувствовал его самого. Шето Тайвиша.

Поцеловав малыша в лоб, он прижался губами к крохотному уху и прошептал едва слышно:

– Я сохраню твоё наследие Шето. Даже самой невозможной ценой. Клянусь.