Двойня (СИ) - Троянская Виктория

- Из кожи и костей... Я сейчас потрогаю твою кожу на боку, и ты будешь смеяться, - на моем лице вновь отразилась улыбка, а руки уже потянулись к худенькому тельцу светловолосой, чтобы пощекотать ее.

- Не надо, - завизжала заранее Сашенька.

- Вот видишь, ты – настоящая, - всё еще продолжая умиляться, я погладила ее по животику.

- Значит, папа и отец - оба настоящие? – задумчиво спросила Маша.

Я поперхнулась. О, Боже! Макс никак не выходит из их голов! И, наверное, это нормально, да? Ведь он же их отец. Настоящий.

- Да. А теперь...

- Отец говорил, он - настоящий. Папа – ненастоящий, папа – полено! – перебила меня Машенька.

Сна у дочек, казалось, не было ни в одном глазу.

- Так! Что это за разговоры?! Быстро спать! И чтобы я не слышала ваши перешептывания. В комнате должна быть тишина.

Я встала с постели Саши, выключила свет, вышла и закрыла за собой дверь. Меня лихорадило. Неужели это будет происходить постоянно, когда речь будет заходить о Максе? Надо как-то объяснить им, кто настоящий, а кто все-таки – нет. Но по сути это был вопрос... моего выбора. А я никак не могла его сделать. Может, собрать вещи и уехать к родителям пожить? Восстановить силы. Решить для себя, в конце концов, как со всем этим существовать дальше. Мы же не сможем с Петей всю жизнь играть счастливую семью. Да и нужно ли это? Я всегда считала, что девочкам будет лучше без отца.

Размышляя, я всё ещё стояла возле двери их спальни. От дум меня отвлек Машин шепот:

- Я хочу к отцу... С ним лучше...

Раздались Сашины всхлипы. Только она могла так быстро впасть в слезы. Сердце защемило. Нет ничего обиднее, чем слышать, что с отцом, который не вложил ни время, ни деньги, ни внимание, ни, в конце концов, слезы в воспитание детей, лучше. Да чем он лучше? Чем?! Тем, что развлекал их целыми днями и больше ни о чем не заботился?!

В моей груди всё полыхало, но я сдержалась. Как всегда. Не зашла обратно в комнату, а пошла к себе. Слезы хлынули и смешались с наволочкой. Обида на Макса, который за короткий срок успел влюбить в себя дочек, назревала все сильнее. Набухала, раздувалась, как лягушка, как ее надувают любопытные дети через соломинку. Наверное, он всех женщин в себя влюбляет. Этакий Казанова. Ну нет. Не нужен он мне. Не нужен. И дочкам не нужен. Никто им нужен. Сами проживем.

- Петь... Давай поговорим... – утром, наливая себе кофе из кофе-машины, начала я.

- Давай... – воодушевленно ответил он.

- Мы не можем так жить дальше. Я тебе искренне благодарна за всё. Ты очень многое сделал для меня и для девочек. Но... Это путь в никуда. Ты не можешь найти своё счастье, а я не могу – своё.

- Ты не счастлива со мной? – брови Пети поплыли вверх.

- Это сложный вопрос, - уклончиво ответила я.

- Что тебе нужно для счастья? Я, кажется, тебе всё дал: деньги, любовь, заботу, внимание, подарки. Что тебе ещё не хватает? – голос мужа вдруг стал на тональность выше, хотя он никогда не позволял себе кричать на меня.

Я сглотнула, но промолчала.

- Я всё делаю для тебя, для вас, потому что вы – смысл моей жизни! А ты всё время корчишь нос и ищешь заоблачного счастья. Не бывает его, Люда! Не бывает, понимаешь? Ты живешь в каком-то розовом мире, где скачут по радуге единороги, но это не так. Люд, очнись! Ты уже не маленькая девочка! Должна понимать, что любой союз – это сотрудничество между людьми. Это ряд договоренностей, которые оба соблюдают. Ни больше, ни меньше. А счастье – это невидимая субстанция, которую придумали какие-то мудрецы, желая возвыситься над людьми и заставить их искать его. А на самом деле счастья не существует. Я условия договора соблюдаю в полном объеме. Какие ко мне претензии? Чего тебе не хватает? Скажи! Я дам тебе всё!

Во время этой тирады Петя встал и начал ходить из угла в угол по кухне. Я никогда его не видела в таком состоянии. Где-то в глубине души мне стало страшно и... немного жаль его. Ведь это он всем своим иллюзорным богатством закрылся от мира и думает, что может купить всё. А сам в душе глубоко одинок и несчастлив.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Петя... Успокойся, - мне сейчас хотелось обнять сидящего в нем маленького ребенка, который говорил через его взрослый рот, но я понимала, что жалость не решит нашу ситуацию.

Я и так с ним из жалости и благодарности жила все эти годы.

- А я не хочу успокаиваться! – он злился больше.

Шаги становились размашистее. На лице ходили желваки. Кулаки сжимались и разжимались. Я понимала, что сейчас любое мое слово могло спровоцировать ссору, но у меня просто не было на нее сил.

- Петь, я уеду.

- К кому?! К нему?! Я тебя не пущу!

Неожиданный ответ ошарашил меня. Я начала часто хлопать ресницами, с изумлением разглядывая гнев на его лице.

- Это что же... – пробормотала я. – Ты ревнуешь?...

- Да! Ревную! Потому что люблю тебя! И тебя, и девочек! Я никуда вас не пущу, слышишь?! Вы всегда будете со мной! Я сделаю всё возможное, чтобы добиться тебя! Чтобы сделать так, что ты станешь моей не только по документам, но и в душе. Я сделаю так, что ты забудешь этого чертового Макса!

Петя всегда был добр, нежен и спокоен и никогда ничего не говорил про Макса. Ни плохого, ни хорошего. Я впервые видела его таким: ожесточенным, злобным, чересчур настойчивым. Медленно, боясь сделать неверное движение, отошла назад, видя, как грозное лицо направляется в мою сторону. Что с ним случилось? Почему он себя так ведет? Я не знала его таким...

- Ну что ты молчишь? – наседал он.

А что мне нужно было говорить? Я продолжала хлопать глазами.

- Что я должен сделать, чтобы ты осталась со мной? – Петя вдруг опустился на коленки и схватил мои руки.

Как всё сложно! Я закрыла глаза. Глубоко вдохнула. Выдохнула.

- Петя... Мы запутались... Подожди... Ничего пока не говори. Дай мне, пожалуйста, время разобраться во всем. Я уеду к родителям. Отец серьезно болен, а он ни разу не видел девочек. В деревне я наберусь сил, и потом мы спокойно все решим. Хорошо?

Я понимала, что говорю всё это только для того, чтобы обратиться к его разуму и успокоить его эмоции. В тот момент, когда он начал кидать угрозы, что добьется меня, я всё уже для себя решила. Никогда не любила напористых мужчин. Всегда уважала Петю за его автономность и самодостаточность. Оказалось, что всё это было показным... И он тоже пускал мне пыль в глаза...

Разочарование. Именно это чувство преследовало меня всю дорогу к родителям. Разочарование в богатой жизни. Разочарование в настоящей любви. Разочарование в мужчинах. Лишь в девочках не было ещё разочарования. Лишь они были моими розочками, плюшечками и ангелочками.

В деревне я надеялась восстановиться. Забыть всё, что происходило в последние месяцы с момента, как Макс начал искать пути общения с дочками.

Я смотрела, как потрескивает в старой закоптившейся печке огонь, слушала скрип половиц, когда мама ходила по дому и причитала, что отец так сильно болеет, убирала сугробы, которые все время наметал снег во дворе. Почему я не думала о родителях все эти годы? Ведь я давно могла скопить им денег и купить новое жилье. Тогда бы отец не простудился от сквозняков, которыми пропитан едва держащийся на ветру дом. Сидя в Москве, я не знала, что у них тут происходит. Не понимала, на сколько все серьезно. Хорошо, что я приехала.

- Мам... Давай отвезем его в Москву... Я найду клинику...

- Он не хочет... – качала головой она.

- Ну почему?

- Говорит, что внучек увидел и теперь может спокойно умереть.

- Ну что за глупости?! Какой – умереть?! Он ещё парень в расцвете сил!

- Дед... – раздалось кряхтение с постели больного.

- Да какая разница – дед, не дед... Это не имеет значения! Внучки тебя любят! Ты не можешь взять и умереть просто так! Ты нужен им! Ты нужен мне! Пап, ну, пожалуйста... – я присела на его кровать, а слезы непроизвольно покатились из глаз.

Дочки спали за печкой, но услышав наш разговор на повышенных тонах, проснулись.