Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл

После этого безапелляционного заявления он отправляется за своей снастью, оставив меня любоваться его каноэ, выдолбленным из ствола дерева.

Каноэ, вырезавшиеся теслами вручную из цельных стволов, неизменно вызывали у меня благоговейный трепет. Лишь обладая высоким мастерством, можно было создать с помощью резака столь совершенную по своей форме и отделке лодку. В зависимости от размеров ствола такие каноэ вмещали от одного до сорока человек. Естественно, это не означало, что они не были шаткими и неустойчивыми, однако уже после первого выхода в море я перестал волноваться и начал испытывать к ним полное доверие. Почти не цеплялся за отполированные скошенные борта и лишь изредка тревожился, не опрокинемся ли мы. Поэтому предстоящая поездка меня совершенно не беспокоила.

Рыбная ловля была на Соломоновых островах таким же обычным делом, как дорожные пробки где-нибудь в другой стране. Дети учились ловить рыбу с малолетства и с годами не мыслили свою жизнь без этого. Море кишело от невиданного количества разнообразных видов — от восхитительных до чудовищных. И каждый островитянин мужского пола (от трехгодовалого ребенка до зрелого мужчины) делал все возможное, чтобы завлечь их.

Я был полон энтузиазма: мне не терпелось добавить рыбалку к длинному списку моих хобби. Однако в отличие от других занудных способов времяпрепровождения, которые я постепенно забрасывал вместе с почти новеньким, недавно приобретенным спортивным инвентарем, уныло отправлявшимся на чердак, карьера рыбака оборвалась для меня быстро и стремительно, едва успев начаться.

Мы отходим от мыса почти прямоугольного острова Пао, где за коралловым рифом начинается открытый океан, и я с восторгом неофита под руководством Кисточки начинаю вытравливать леску, пока она не растягивается чуть ли не на сто ярдов. Всматриваясь в слепящую голубизну воды, я размышляю, кого могут привлечь белые кусочки кальмара, закрепленные на большом, почти неразличимом крючке.

Нас овевает легкий ветерок, и мне так приятно рассматривать острова, рассеянные вдоль побережья Рандуву.

Жду. Снова жду. Ничего не происходит.

Мы лениво перебрасываемся фразами, подобно людям, направляющимся за покупками, убивая время, перед тем как наступит по-настоящему увлекательная часть нашего путешествия. Кисточка спрашивает меня о самочувствии королевы. И я вспоминаю, что, хотя острова обрели независимость, она по-прежнему является главой государства. Королева посещала острова, когда Кисточка был совсем маленьким. И Капитан отправил Старого Лаки с приветственным письмом в Гизо, где стоял на якоре ее корабль. Но в тот самый момент, когда Лаки передавал письмо одному из членов экипажа, спустившемуся по трапу, оно вылетело у него из рук и упало в воду. Старый Лаки тут же прыгнул за ним и достал его из воды, но, когда он вновь протянул письмо, с него голубыми каплями стекали расплывшиеся чернила. Никто так и не рискнул рассказать об этом Капитану, зато все гадали — удалось ли королеве все-таки прочитать письмо.

— Ты видел ее?

— Только по телевизору, — отвечаю я.

— Гм, телевизор — это, наверное, здорово?

— Ну…

— А вот теперь кое-что есть, — уверенно заявляет он, скручивая очередную самокрутку.

Не могу себе представить, откуда Кисточка это знает — лески у него нет, и он лежит на дне каноэ, закрыв глаза. Однако я нахожусь в состоянии полной готовности. Облизываюсь, предвкушая события, и набираю чуть ли ни полный рот крема для загара. К моей радости, мне удается не проглотить его; я перегибаюсь через борт, чтобы выплюнуть содержимое, и тут ощущаю мощный рывок лески, словно к ней привязали трактор. Изогнувшись как неопытный лыжник, я изо всех сил стараюсь остаться внутри каноэ.

— Кисточка, Кисточка, скорей, скорей! Там что-то огромное!

Под лодкой явно движется что-то неимоверно большое. Я хватаюсь за борт и готовлюсь к схватке.

Демонстрируя свое превосходство, левиафан, находящийся подо мной, снова дергается с силой дюжего молотобойца. И прозрачная леска врезается мне в пальцы. К счастью, откромсать их окончательно мешает кость, но, поскольку меня совершенно не радует мысль о том, что пальцы будут отваливаться точно свиные сардельки, я поспешно отпускаю леску. Страшно даже подумать, как они один за другим станут опускаться на дно, укоряюще указывая вверх, пока не будут сожраны разнообразными морскими тварями, как это бывает с закусью, выбрасываемой после многолюдных вечеринок. Вздрогнув при столь чудовищной мысли, я засовываю травмированные пальцы в рот. И совершенно забываю о снасти.

Но Кисточка не дремлет, он садится и хватает палку, на которую намотана леска, когда та уже готова сорваться. Затем, встав, начинает тянуть, наматывая леску на брусок и не обращая внимания, что каноэ сильно раскачивается. Я невозмутимо свешиваюсь с другого борта, чтобы Кисточка мог лучше рассмотреть леску, уже натянутую до предела. В столь узком пространстве лучше не поворачиваться, и я, обернувшись, просто смотрю на ухмыляющуюся физиономию Кисточки. На ярком солнце хорошо видна его щетина на подбородке, стоящая дыбом от возбуждения.

— Хорошая, мистер Уилл, очень большая и хорошая. — Он снова тянет, но тут дрожащая от напряжения леска обмякает, и лицо Кисточки вытягивается.

Он делает еще десять-пятнадцать оборотов, и, проскакав по воде, в каноэ шмякается огромная голова удивленного тунца. Я с неменьшим удивлением поднимаю глаза на Кисточку:

— А где все остальное? — спрашиваю я.

— О горе, горе, — вздыхает он, внезапно посерьезнев. — Его забрал дьявол. Дьявол.

— Дьявол? — Кажется, солнце опускается на несколько градусов. — Что это… э-э… за дьявол?

Кисточка садится в каноэ спиной ко мне.

— Акул. Думаю, большой.

— Акул? Где? Здесь водятся акулы? — Я наклоняюсь вперед и поспешно убираю локти с бортов.

— Паки.

— Паки? Пачки? То есть много?

И тут же под нами проскальзывает что-то огромное, и волны начинают биться о днище.

— Что это было?

Однако мой вопрос оказывается неуместным, потому что водная поверхность с шипением разверзается, и ответ становится самоочевидным. Настоящий акулий плавник, точно такой, как показывают в фильмах, почти на фут вздымается над водой и с невероятной скоростью проскальзывает вдоль каноэ. Наше суденышко настолько маленькое, что вода обливает мои плечи, и каноэ начинает яростно раскачиваться, прежде чем акула исчезает за кормой. Затем она вновь возникает с другой стороны, и я невольно различаю ее зловещие контуры, которые отчетливо видны в прозрачных водах. Длина ее тела составляет пятнадцать-двадцать футов, и она, несомненно, гораздо больше нашего каноэ. Потом акула внезапно отплывает и бесшумно скрывается из виду. На какое-то время.