Без объявления войны - Сергей Ким

Такая концепция оказалась лучше. И всегда, и конкретно сейчас.

Все эти эффектные, но не слишком эффективные прыжки, пируэты и движения оказались бессильны перед простейшей системой уход-блок-удар-бросок. А что? Именно простота — залог успеха.

…Сам Аристарх получил несколько чувствительных ударов по корпусу, но то-то и оно, что чувствительных. Ощутить-то Морозов их ощутил, но существенных повреждений не получил, в то время как его противника уже начало просто-напросто шатать от могучих ударов генеральского кулака. То, что убийца выдыхается, понял и генерал, и сам неизвестный, поэтому убийца решил прекратить бой простым и незамысловатым способом — ретироваться.

Попытка оказалась гибельна для убийцы с самого начала — резкая подсечка под ноги просто не возымела на генерала никакого эффекта. А в следующий момент Аристарх поймал руку противника, крутанул её, нанёс прямой удар в челюсть и провёл завершающий бросок через бедро. Убийца приземлился неудачно — головой, поэтому на секунду поплыл и упустил момент, когда ещё можно было вырваться — всё-таки Аристарха изрядно вымотала эта схватка, чай не молодой уже.

Генерал перевернул поверженного противника на живот и резко заломил руку. В этом начинании он, правда, немного перестарался, и правая рука убийцы, сухо хрустнув, замерла, вывернутая в локте в неестественном положении. Неизвестный заорал от боли, но Аристарх в довершение всего навалился на него всем телом, прижимая к полу. Несмотря на тяжёлое дыхание, со свистом вырывающееся через неплотно стиснутые зубы, Морозов умудрился вцепиться в маску неизвестного и сорвать её.

Лучи лунного света упали на лицо неизвестного, и глаза генерала округлились от изумления.

— Лейтенант Симонов? Зачем?!

На полу рыча от боли, лежал начальник лагеря. Кровь из рассечённого лба заливала его глаза.

* * *

Около избы, где на ночь разместились прибывшие "шишки", сейчас стоял тихий, но непрекращающийся лязг.

…Павел удовлетворённо посмотрел на лезвие меча и, убрав в карман правильный камень, огляделся по сторонам. Остальные сидящие около небольшого костерка люди продолжали своё немудреное солдатское занятие — приведение оружия в надлежащее состояние.

Конечно, по Уставу так делать было категорически запрещено, как там? — "отряду бойцов, отряжённых в охранение чего-либо, запрещается отвлекаться на посторонние занятия"… Ну да ладно, им сейчас это простительно — "детишки" наконец-то дорвались до любимых "игрушек".

Павел не держал в руках оружия уже добрых четверть века, но накрепко заученные когда-то боевые навыки сейчас всплывали в памяти, словно бы сами собой. Да и здоровье сейчас ещё было хоть куда — работа на руднике была физически тяжёлой, но отлично закаляла тело. Что-что, а привычки изнурять зэгов до полусмерти в системе гослагерей Рардена — не было. Зачем? Провинившийся человек должен был сполна отработать своё преступление.

К тому же зачем портить столь ценных, но практически бесплатных работников?

…После столь долгого перерыва в тренировках кое-что, конечно, было утрачено безвозвратно, и в своих шансах против хорошо обученного противника Павел не был уверен. Но в тоже время современный общевойсковой бой и не предусматривал одиночных поединков — на первый план выходило умение работать в строю, стойкость под вражеским огнём и умение противостоять самым различным противникам. Вот по таким-то параметрам бывшие солдаты Контрреволюционной Коалиции могли смело приравнивать себя к регулярным войскам, ибо на Гражданской войне выжили лишь только самые лучшие.

Любая война — процесс естественного отбора, остаются жить лишь наиболее умелые или наиболее хитрые. А война против очень сильного противника — ещё более жестокий отбор.

Особенно если ещё вчера ты ел со своим врагом из одного котла, и дрался плечом к плечу с ним.

…Капитан Бондарь не понимал, какого демона вообще потребовалась охрана господ монаха и чиновника. Но, тем ни менее, когда выкрикнули добровольцев, Павел сразу же шагнул вперёд. Помогла сия процедура мало — из строя вышли восемь из десяти зэгов, и поэтому генералу пришлось лично отобрать четверых человек. В их число попал и Бондарь, и сейчас был просто счастлив от сего факта, ибо караул смог наконец-то скинуть опостылевшую полосатую арестантскую робу. Взамен им выдали стандартную солдатскую одёжу со склада лагерной охраны, поношенную, но чистую и целую. А также… о дар небес! — оружие!

Правда, мечи были просто нечто — ст-а-арые, словно эльфы. Такие стояли на вооружении лет сто назад, но тем ни менее, почему-то все они были в консервационных чехлах, и откуда такое оружие взялось на складе исправительного лагеря оставалось только гадать. Вот только клинки ещё нужно было привести в благопристойный вид, чем все четыре человека охраны особо важных господ и занимались. Счищать консервационную смазку с клинков, и кое-где подправлять лезвия точильным камнем было делом не слишком сложным, но достаточно муторным.

Примерно за час с этим всё же удалось справиться и теперь двое бойцов охраняли вход в избу, а ещё двое (и Павел в их числе) организовали небольшое патрулирование по периметру дома. Хотя Бондарь в глубине души и думал, что это была просто блажь трусоватых гражданских, но приказ есть приказ…

Вот и сейчас они нарезали очередной круг вокруг не слишком большого дома, служащей временным пристанищем высоких гостей. С точки зрения капитана, в случае если даже кто-нибудь и хотел бы проникнуть на территорию лагеря, то сперва пришлось бы преодолеть систему простой, но очень надёжной магсигнализации. Но это так, в порядке чистой игры ума…

Они уже завернули за угол, когда шедший рядом с Павлом Дарин (его тоже отрядили в охрану) внезапно замер на месте, напряжённо прислушиваясь к чему-то.

— Дар, ты чего?.. — спросил, было, Павел, но дварф тут же шикнул на него и жестом показал "слушай". Павел решил довериться слуху того, кто родился и вырос под землёй, и где слух имел больший приоритет, чем зрение.

И тут Бондарь услышал.

Звук какой-то возни, короткий лязг и крик:

— Тре… — и тут голос оборвался.

Не сговариваясь, Павел с Дарином синхронно рванули мечи из ножен и бегом кинулись ко входу в дом.

Их глазам предстала ужасная картина. Один из часовых безжизненно привалился к бревенчатой стене избы — из его левой глазницы торчал длинный нож, а второй зажимая рукой глубокую рану на правом плече, отбивался от противника, одетого во всё чёрное. Неизвестный враг активно теснил рарденца — солдат уже пропустил несколько ударов, и теперь медленно истекал кровью. Ему ещё повезло, что неизвестный фехтовал своим удлиненным клинком в восточной манере, то есть, скорее резал, чем рубил.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});