Ты – моя половинка - Елена Вернер

Возможно, сам Оливер и не отдавал себе в этом отчета, но такое поведение было похоже на отношение к нему в родительском доме. С самого детства этот мальчик был предоставлен многочисленным нянькам, а потом и учителям, призванным сделать из него достойного наследника отцовского состояния и фирмы и не способным заменить родительское внимание и тепло. Миссис Аделаида Хорни была занята просветительской и благотворительной деятельностью, сам мистер Джозеф Хорни почти не появлялся в своем роскошном особняке в центре Эдинбурга. Оливер и его младший брат Бенедикт не видели родителей неделями. Однако брата Бенни это не особо беспокоило, он был всем доволен, особенно количеством игрушек. С возрастом игрушки менялись, на смену игрушечному паровозику приходил вороной пони, а за ним и первый автомобиль. Дети Хорни выросли: Бенни был рад, что теперь может кутить, сорить деньгами направо и налево, Оливер же тяготился скорым вступлением в правление фирмы. В тот день, когда отец наконец озвучил свое желание сделать Оливера своим наследником, Оливер понял, что это его звездный час. Он может согласиться – и всю жизнь прожить как отец, не видя ни жены, ни детей, а только столбцы цифр и подобострастные рожи подчиненных. И он отказался, вывалив отцу первый и единственный раз ворох своих мыслей и обид, накопившихся за время одинокого богатого детства и юности. Уходил он, проклинаемый отцом, внутри злорадствуя, что теперь отцу придется в кои-то веки помучиться с сыном: нет, не с ним, а с младшим Бенни, который имел все возможности за пару лет погубить процветающее дело отца. Сам же Оливер открывал новую страницу своей жизни, покинув Эдинбург и переселившись как можно дальше, хотя и в пределах острова, от родителей и всего, что было связано с ним прежним. Все, что, по большому счету, осталось у него, было его внимательностью и обаянием, которое как в детстве, так и теперь позволяло ему очень быстро входить в доверие, нравиться людям. Он встретил Джемму, и в душе затеплилась надежда, что теперь все может быть лучше, намного лучше.

Сейчас, с горечью глядя на собственную жену, он содрогался при мысли, что его снова бросили, теперь уже навсегда.

– Ну-ну, не надо так драматизировать! – привел его как-то в чувство голос миссис Китс, раздавшийся посреди невеселых раздумий.

Магазинчик Оливера «Хозяйственные товары Хорни» стоял на соседней улице с таверной Китсов «Гарпун», и в последнее время Оливер все чаще заходил обедать не домой, а сюда. Мюриэл Китс искренне его любила и все время сожалела, что он достался в мужья не Бетси, а этой выскочке Донован, которая к тому же этого не ценит. Тем не менее, после второй пинты стаута выудив причину его черной грусти, миссис Китс решила успокоить молодого Хорни.

– Оливер, милый, вы просто очень молоды, – продолжала миссис Китс. – Вы наоборот должны радоваться, что Джемма стала такой заботливой матерью вашему сыну! С ее характером это даже поразительно. Никто и не мог предполагать… ммм, то есть я хочу сказать, вы же знаете ее лучше всех, вот вам и удивительно это… В общем, женщина всегда меняется с появлением ребенка. Он такой маленький, ему так нужны забота и внимание. Наверняка ваша мама крутилась вокруг вас круглые сутки, а ваш папа ревновал ее…

Миссис Китс поправила пару вылезших из прически шпилек, ненароком взглянув на лицо Оливера. В городе никто не знал до сих пор, где родители Хорни – и вообще откуда он такой взялся. Только Джемме, да и то без подробностей, он рассказал свою историю. Сейчас любопытство Мюриэл тоже не было вознаграждено, Оливер промолчал, только на его красивом лице отразилась тщательно скрываемая досада. Миссис Китс, поняв, что рассказа она не услышит, снова заговорила:

– Если бы вы только видели, как Джон бесился, когда я суетилась вокруг своих девочек! Прямо черный ходил. А теперь что? Видите, какие они выросли. И ваш вырастет. Думаю, это того стоило!

Словно в ответ на материнские слова, в таверну впорхнули Бетси и Маргарет. Точнее, впорхнула только Бетси, Маргарет последовала за ней, громко стуча подошвами. Увидев Оливера, Бетси вспыхнула, и от этого стала еще краше. Румянец залил ее нежные щечки, на губах-вишенках заиграла улыбка. Оливер привстал и поклонился девушкам. Мюриэл Китс смотрела на них с удовольствием.

– Ну, вот видите, Оливер. Стоили они терзаний Джона?

Девушки, не понимая, о чем речь, забавно переглянулись, и впервые за долгое время на сердце у Оливера полегчало.

– О да, миссис Китс, определенно! – рассмеялся он.

Бетси, уловив, что в его голосе читается явное одобрение, сверкнула на него чудесными глазами в обводке ресниц, таких темных, что в сочетании с ее льняными волосами это наводило на мысль о черной туши.

Миссис Китс вернулась к остальным посетителям, оставив дочерей беседовать с Оливером. Она несколько раз бросала на его столик проницательные взгляды. Сначала ей нравилось, что Оливер оживился от серебристого девичьего смеха. Но через полчаса, увидев скучающую Маргарет и расцветающую на глазах Бетси, глаза которой разили Оливера светом посильнее плимутского маяка, она вспомнила, что этот молодой мужчина женат и недавно стал отцом, и пообещала себе, что отчитает вечером Элизабет за такое неподобающее поведение.

Времена года сменяли друг друга, вслед за мягким теплым корнуолльским летом приходила такая же мягкая влажная зима, а за ней снова лето. Джемму околдовывало течение времени, она видела, как сезоны сменяют друг друга в глазах Карлайла: зимой синева его глаз становилась бледнее, летом – ярче. Так прошло несколько лет. Карлайл из свертка пеленок и марли превратился в бойкого мальчугана, с криками носящегося по окрестностям. Он уже так сильно не нуждался в опеке матери, и Джемма с радостью отпускала его от себя – чтобы с еще большей радостью прижать его к себе, когда он вернется домой.

Ее трепетная любовь к сыну нисколько не уменьшилась. Вечерами, сидя за шитьем в гостиной, она то и дело краем глаза следила за ним и улыбалась. Эта улыбка выводила Оливера из себя: ее озаренное лицо было точно таким же, как когда-то в предрассветный час, обращенное к таинственному гостю ее сновидений. Надежды не оправдались, обещания Мюриэл Китс тоже. Джемма была неизменно приветлива с ним, но Оливер чувствовал ее отстраненность. Возможно, если бы он взглянул на это здраво, он вспомнил бы, что Джемма всегда была такой. Кэтрин помнила, что ее дочь никогда не ластилась ни к кому, как пушистый котенок, ее мысли и мечты всегда оставались загадкой, даже в медовый месяц, особенно когда взгляд устремлялся к холмам или морю. Но Оливер не мог этого вспомнить, все чаще поднимающаяся горечь затапливала его разум и жгла горло.

Кроме Оливера, ни с кем не делившегося своим горем, остальные довольно скоро привыкли к этой странной парочке: Джемме и Карлайлу. Сначала мать, миссис Китс и другие женщины советовали Джемме реже брать его на руки, не баловать, ведь иначе ребенок вырастит неженкой! Джемма не слушала. Чуть позже они советовали не нестись к нему по первому зову, не целовать разбитые колени – ведь мужчина должен научиться сам справляться с трудностями. Джемма отмахивалась. Она знала этого человека лучше, чем кого-либо на земле, и вместе с этим знанием в ее вены вливалось знание каждого его помысла, каждого стремления его души.

Интереснее было другое. Карлайл не становился ни неженкой, ни плаксой. Та мудрость, которая раньше смущала людей в Джемме, ее взгляд из глубины времен – все это передалось и Карлайлу. Он быстро взрослел, и мальчишки постарше уже приняли его в свою компанию, а потом и вовсе признали своим вожаком. Они целыми днями пропадали на пустошах, гоняли в редком лесу белок, пускали кораблики в мелкой речушке.

– Боже, Джемма, – качала головой жгучая Кэролайн Сондер, мать близнецов Гарри и Джонни Сондеров, друзей Карлайла. Их дом стоял ближе всего к ферме, на окраине Локерстоуна. – Как ты можешь быть так спокойна, когда эта малышня скачет не пойми где?! Я все время места себе не нахожу.

– Все просто, Кэрол, – пожимала в ответ плечами Джемма. – Если ему будет грозить опасность, я почувствую.

Кэролайн только хмыкала. Она не знала, верить ей или нет. Хотелось бы не поверить, усмехнуться, мол, что за самонадеянность, Джемма… Но Кэролайн не спешила. Она слишком часто бывала свидетелем странной, необъяснимой связи этой парочки.

Однажды (Карлайлу только что исполнилось восемь лет) он пришел на чай к своим друзьям-близнецам, которые были старше его на два года. Без умолку бубнил новенький, уже цветной телевизор. Кэролайн угощала сорванцов только что испеченными маффинами с черничной начинкой, мальчики наперебой твердили о новом фильме про какого-то Бонда, кажется, военного, впрочем, Кэролайн не слушала. Но она отчетливо запомнила момент, когда Карлайл выронил надкусанный кекс и смертельно побледнел. Кэролайн испугалась, что мальчик подавился, и в ее мозгу пронеслась тысяча и одна страшная картина. Но Карлайл не закашлялся, он подскочил как ужаленный и бросился вон из дома.