Мраморное поместье(Русский оккультный роман. Том XIII) - Виола Поль

За ужином никого, кроме старой графини и слуг, не было. В разговоре, касавшемся условий моей земской службы, окрестных жителей и прочего, я вскользь упомянул о своем прошлогоднем посещении усадьбы Багдасаровых и спросил графиню, при каких обстоятельствах случилось ей приобрести поместье. Графиня, услав слуг, отвечала:

— При довольно исключительных обстоятельствах и, кажется, на горе своей семье. Нужно вам сказать, что сын мой Виктор, с которым вы сегодня познакомились, у меня единственный. Вы видели, каким странным припадкам он подвержен. Одна из его странностей — это периодическая страсть к путешествиям, и притом самым необыкновенным. Как ни тяжело мне, старухе, подчас бывает удовлетворять его желания, но отказать ему я ни в чем не могу. На него находит тоска, он плачет, как ребенок, и требует поездок. Тогда мы запрягаем специально для этой цели приспособленное ландо, берем слуг и едем Бог весть куда. И где только не приходится побывать! Его интересует всякая старина, хотя музеев, галерей и заграничных путешествий он не выносит. По сельским дорогам, иногда в самую ужасную погоду, мы путешествуем, пока не наткнемся на уездный городок со старыми замками, валами, башнями, на какое- нибудь старое кладбище, часовенку, крест на распутье, большей частью в живописных и мрачных местах. Я не суеверна, но порой мне бывает жутко. Иногда ему захочется осмотреть старую помещичью усадьбу, и вы легко можете себе представить, в какое неловкое положение подчас попадаешь. Род наш старинный, состояние огромное, нас все знают. При таких условиях нелегко путешествовать цыганским табором.

Графиня тяжело вздохнула, и на ее лице можно было прочесть накопленное годами страдание.

— Вот таким-то образом прошлой осенью подъехали мы к этим местам. Впрочем, я забыла вам сказать самое важное: Виктор часто бредит, как вот сегодня. Вы можете себе представить, что я переживаю тогда. Самая опасная болезнь все-таки не так тревожит, как этот бред, потому что в нем есть что-то страшное, что-то систематическое… Быть может, вы, как врач, с трудом поверите, если я скажу, что часто этот бред сбывается в действительности.

Графиня с грустной покорностью произнесла эти последние слова.

— Так было и на этот раз. Сидели мы в карете втроем с ним и женой его (она мне племянницей приходится), переезжали лесной дорогой через какую-то длинную плотину. Я вижу, он бледнеет, веки дрожат, тянется ко мне и говорит:

— «Мамочка, волам тяжело».

— «Каким волам?»

— «Их много, — говорит, — кажется, пятьдесят пар… Какой я тяжелый… мраморный, огромная глыба мраморная. Боже мой, как тяжело, да так нужно было, она просила…»

Про кого он говорил, не знаю. Так до самой усадьбы бредил он и верите ли, описал все то, что мы здесь нашли: Мраморную комнату, холмы, мостики.

— Неужели это возможно? — вырвалось у меня.

— Да, это так, — грустно кивнула графиня. — Это ясновидение, и если бы вы могли понять, что значит быть матерью ясновидца… Это какой-то нескончаемый ужас… Когда мы приехали, с ним случился странный припадок ненависти к госпоже Багдасаровой, которую вы знаете. Виктор очень мягкий по природе, это с ним было в первый раз: он чуть не убил эту женщину, называл ее палачом-убийцей и еще Бог ведает чем. Правда, владелица усадьбы и на меня произвела несимпатичное впечатление; Виктора мне едва удалось увести. Если бы не алчность старухи, то не знаю, удалось ли бы нам переночевать. В ту же ночь я, по настоянию Виктора, купила усадьбу за очень значительную цену, под условием — госпоже Багдасаровой с раннего утра ехать со всеми документами и моим письмом к моему брату и совершить там купчую. Сегодня я вернулась из столицы, а его оставила на попечении брата, утром он уехал. Пригласила знаменитых врачей, невропатолога и терапевта. Оба приедут на днях, по, откровенно говоря, хоть вам и не следовало бы говорить этого, я не надеюсь на врачей. Нам необходим, конечно, врач поблизости и мы будем на вас рассчитывать, но это только для временной помощи, а в остальном… мое материнское сердце, кажется, не обманывается…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не будем отчаиваться, графиня. Такого рода болезни, являясь по неизвестным причинам, иногда так же внезапно исчезают…

Я, признаюсь, не мог сказать ничего более и потому очень обрадовался приходу молодой графини.

— Мама, Виктор хочет во что бы то ни стало ночевать в Мраморной комнате. Может быть, мы спросим доктора? — обратилась она ко мне.

Графиня отвечала за меня.

— Доктор, конечно, найдет это нежелательным, но ты ведь знаешь, милочка, что с ним нельзя справиться.

— Я, во всяком случае, не считаю возможным оставлять больного на ночь одного.

Молодая женщина, мне показалось, покраснела при этих словах; старая графиня, привлекая ее к себе, провела рукой по ее щеке.

— Иди, милочка, к нему, мы с доктором сейчас придем.

— Сын мой всегда спит один, — продолжала она, обращаясь ко мне, когда дверь за невесткой закрылась. — Впоследствии я кое-что еще объясню вам по этому поводу.

— Нельзя ли, по крайней мере, поместить одного из преданных вам слуг по соседству, в коридоре у дверей?

— Ничего другого, конечно, и не придется сделать.

Я попросил разрешения осмотреть комнату и еще раз повидаться с больным, на что графиня охотно согласилась. Мною овладевала стая мыслей и новых ощущений. Целое крушение старого мировоззрения происходило во мне под влиянием виденного и рассказа графини.

Не одно ли лицо Виктор и Эрик? Неужели возможны такие совпадения?

Мы застали графа в коридоре, окружавшем Мраморную комнату. С помощью жены и двух слуг, он занят был укреплением лампад, едва державшихся на поржавелых цепях. Приходилось помещать их таким образом, чтобы стекавшие из урн капли попадали в фокус чечевиц. Когда это было достигнуто, он стал комбинировать свешивавшиеся листья растений, добиваясь красивых сочетаний их теней на стенах мраморной комнаты. Накопление капель давало странные колеблющиеся разводы света и полутеней среди черных листьев. Пламя лампады колебалось и тогда все эти узоры причудливо двигались на мраморных стенах под легкий звон падавших капель.

Я наблюдал за графом, который, казалось, совершенно не замечал моего присутствия, но после нескольких моих замечаний заговорил с той же нервной спешностью об интересовавшем его предмете, от времени до времени целуя руки матери. Я тогда же заметил (и впоследствии имел возможность проверить свое впечатление), что граф даже вне припадков рознился от нормальных людей отсутствием сознания окружавшей его обстановки или, вернее, своего отношения и места среди присутствовавших.

Непрерывно топившиеся камины хорошо обогревали помещение, а потому у меня не было никакого предлога протестовать против ночевки в Мраморной комнате с ее причудливой обстановкой, хотя это и не казалось мне желательным.

Прощаясь с графиней и вспомнив о свежих работах на могиле Мары, я спросил, кто заботится о ней.

— Это тоже одна из странностей моего сына: он сразу нашел ее, как только мы приехали сюда, точно знал, где она находится… Нам с трудом удалось оторвать его от нее и теперь он часто там сидит и все работы делаются по его настоянию. Покойной ночи, доктор, не хочу утомлять вас более сегодня. Еще многое придется рассказать.

— Если понадобится, графиня, я во всякий час ночи к вашим услугам.

— Будем надеяться, что нет…

С этими словами мы расстались.

XII

Слуга отвел меня в предназначенное помещение, где на уютном столе посреди комнаты горела лампа с темным абажуром какого-то старинного фасона. Он был значительно выше стекла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я чувствовал себя утомленным. Для того, чтобы закурить, чего мне давно мучительно хотелось, я приподнял абажур и тогда свет ярко озарил мраморную доску на стене и тлевшие старым золотом буквы. После всего виденного, я не был поражен, но стихотворение на доске показалось мне интересным и я записал его.

Ворон Там, где над темными днями Есть крест золотой, Высоко над немыми крылами Умирающей грезы людской, Мудрецам и векам непокорный, Там сидит ворон черный… Над хладеющим пеплом заката, Над крестами огромных могил За пределы небесного ската Он вещие очи вперил. И видеть страну упований, И в черную ночь не упасть, И слышать напев без рыданий Дана ему тайная власть. Из края, где слезы незримы. Что жгут на могилах венки, Крылами звенят серафимы И тихо плывут лепестки… Над грешной землей, над печальной Сияет их трепетный лет… Невеста в фате погребальной Из черного гроба встает. Восставший от долгого плена, Пред ней лучезарный жених И волны, и жемчуг, и пена Обетного края для них… Им страшные слезы незримы, Что жгут на могилах венки, Им песни поют серафимы. Им счастье несут лепестки… Мудрецам и векам непокорный, Видит их ворон черный…