Древо познания - Дороти Уильямс

— А зачем она собиралась в Гималаи? — чуть слышно спросила она.

— Ммм. Так, причуда. Присцилла всегда чудит. — Он говорил безразлично, как будто все это не имело ровным счетом никакого значения, но Каролина подозревала обратное.

— А чем она занимается?

— Занимается? — задумчиво повторил он.

— Да. Или у нее денег куры не клюют? — съязвила Каролина. — Съездить в Гималаи или на тот же юг Франции — развлечение не из дешевых.

— Да.

Так чем же она занимается? Ей хотелось накричать на него. Чувствуя себя потерянной и беспомощной, не зная продолжать ей настаивать или забыть собственный вопрос, она уставилась на валивший за окном снег.

Она всегда мечтала быть повыше ростом, такой, как Присцилла. Никогда не задумывалась о том, хотела ли иметь рыжие волосы, но теперь… Разочарован ли он, что женился на ней? Или, может, вообще жалеет, что повстречал?

Он заехал в гараж, и Каролина быстро вышла из машины, не дожидаясь его помощи. Было очень холодно. Она спрятала руки в карманы, ожидая, пока он закроет гараж.

Поднимаясь на крыльце по лестнице, он поскользнулся, выругался, и она обернулась.

— Что случилось?

— Ничего.

— Алекс!

— Ничего. Иди. А то мы тут околеем. — Голос у него был раздраженный.

Они вошли в дом, и она снова обернулась.

— Ты что, ушиб ногу?

— Нет, все в порядке.

— Да нет, не все в порядке, скорее все не в порядке! — не выдержав, взорвалась Каролина. — Иногда, знаешь ли, позволительно жаловаться! С тех пор как все это случилось, ты мужественно хромаешь, заставляя меня чувствовать… Как бы я хотела, чтобы ты перестал быть этаким стоиком! Если тебе больно, тогда, черт возьми, скажи об этом! Почему ты не можешь быть таким, как все люди, и просто закричать, когда тебе больно? Только ругаешься, материшься… Это просто ненормально быть таким…

— Стоиком, — негромко повторил он. — Хорошо, мне очень больно. Довольна?

— Нет. — Отвернувшись от него, она сняла пальто. — Ты ее хочешь? Присциллу?

— Нет.

— А она тебя хочет!

— Нет, Каролина, это не так.

Он прохромал мимо нее в гостиную.

Она последовала за ним. Алекс начал разжигать огонь в камине.

— Только сейчас понял, чего тебе так не хватало в жизни, да?

— Нет.

— Все были так уверены, что ты женишься на ней.

— И все оказались не правы, разве не так? Иди спать, Каролина. Этот разговор ведет в никуда.

— Причины для нашего брака больше не существует…

— Я это понимаю.

Боже мой, как хорошо он это понимает, с ужасом подумала она.

Алекс слышал, как Каролина вышла, слышал, как поспешно поднималась по лестнице, а затем громко хлопнула дверью спальни. Глубоко вздохнув, он опустился на колени перед камином и невидящим взглядом уставился на огонь.

Присцилла, Присцилла, устало подумал он, ты нашла самый неподходящий момент, чтобы опять появиться в моей жизни. А, с другой стороны, может, все и к лучшему. Может, пора нам с Каролиной обоим вынуть головы из песка. Ведь надо наконец-то все решить. И чем скорее, тем лучше.

Он поднялся на ноги и, превозмогая боль, медленно побрел вверх по лестнице в спальню. Каролина стояла посреди комнаты спиной к нему и даже не шелохнулась, когда он вошел.

— Каролина? — Она не ответила, и он, подойдя к ней сзади, обнял ее за плечи. — Извини меня. Я думал, у нас будет тихий семейный ужин, маленький праздник только для двоих. Присцилла застала меня врасплох. К тому же нога у меня очень болит и голова тоже. Я не справился со сложившейся ситуацией, я…

Она вздохнула.

— Да нет, это ты прости меня. Я не имела права вести себя подобным образом. Но в ее присутствии мне стало как-то не по себе. Она напомнила мне о том, какой я была когда-то. — Как будто пытаясь залечить собственную рану, она спросила: — Ты действительно никогда не хотел на ней жениться?

— Нет, — просто ответил он. — Нежно повернув жену к себе, он заглянул в ее печальные глаза. — Она была всего лишь приятной компанией. С ней было весело…

И хорошо в постели? — хотела спросить Каролина.

— Но ей очень быстро все надоедало. Она переполнена какой-то нервной энергией, ей всегда надо чем-то заниматься, что-то делать. Я много работал, часто уезжал, поэтому, когда меня не оказывалось рядом, она быстро находила кого-нибудь другого.

— Она не работает?

— Нет, по крайней мере редко. Иногда подрабатывает моделью, снимается в рекламных роликах на телевидении, но в основном она привыкла, что ее обеспечивают.

— Но это же аморально! — воскликнула Каролина.

— Не для Присциллы. Всю жизнь она была испорченным ребенком. Этакий enfant terrible. Думаю, она даже не осознает, сколь многого она ожидает от людей, как много от них требует. Она высасывает все соки до последнего… И все же с ней интересно, — помолчав, вяло добавил он. — Видимо, это какая-то космическая шутка. Она может несколько минут грустить, потом вдруг неожиданно развеселиться. Мы встречались, только когда оказывались поблизости. Или она вдруг могла прилететь ко мне туда, где я работал. Потом что-то начинало ее раздражать либо что-то отвлекало, и она опять пропадала на месяц, а то и больше. А затем как ни в чем не бывало вдруг возвращалась в полной уверенности, что все будет как прежде.

— Этакая легкокрылая бабочка?

— Да.

— И тебе она нравится?

— Да, нравится.

— А ты нравишься ей?

— Да.

Стараясь разрядить обстановку и как-то загладить свою осознаваемую ею вину перед ним, учитывая все то, что она наговорила ему внизу, Каролина едва слышно произнесла:

— Это, наверное, из-за твоей самоуглубленности.

— Самоуглубленности?

— Да. Это очень привлекательно. Мрачный, задумчивый незнакомец, который скрывает свое темное прошлое. Временами вокруг тебя возникает некий ореол таинственности… такой, что, как бы это сказать, начинаешь чувствовать опасность…

— И это привлекательно? — изумленно спросил он.

— Да, очень. Для женщин.

— И для тебя?

— И для меня, конечно.

— Никогда бы не подумал, — медленно проговорил он.

Но Каролина все никак не могла забыть про Присциллу.

— Она долго здесь пробудет, когда вернется?

— Не знаю. Думаю, нет, — уверил он ее. Протянув руку, он нежно дотронулся до ее губ. — Не волнуйся из-за этого, Каролина. Единственное, чего я хочу, — это, чтобы ты поправилась.

Чтобы с чистой совестью оставить меня?

— Я сама этого очень хочу, — прошептала она.

Он улыбнулся, но это была натянутая, напряженная улыбка.

Почему? Потому что я оскорбила его драгоценную Присциллу? Потому что эта женщина значит для него гораздо больше, чем он говорит или даже чем думает. А он никогда не бросит больную жену…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});