Настоящий полковник (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

– Не спешите. Время есть. Аккуратно камни складывайте, – остановил кидающих булыжники пулемётчиков.

Запаренные красноармейцы остановились и стали работать спокойней. Удовлетворённый Брехт вернулся к пушкарям. Те уже развернули одно орудие, подготовили его к стрельбе и сейчас пытались навести его на копошащийся внизу лагерь. Не получится, на взгляд определил Иван Яковлевич. Угол явно больше пяти градусов. Но артиллеристы удивили. Вшестером приподняли орудие сзади, (как это называется у таких пушек – лафет?) и вкатили на подготовленные булыжники. Теперь ствол точно смотрел на лагерь японцев.

– Откат все настройки собьёт. Медленно будем стрелять, – развёл руками командир батареи.

– Как получится, Фёдор Семёнович. Начинайте.

Ушёл в окоп. Японцы за это время бросили бегать туда-сюда, как тараканы на кухне при включении света, и организовали новый штурм Пулемётной горки. На этот раз тактика поменялась кардинально. Теперь товарищи использовали кусты и камни в качестве прикрытия, а на проплешинах передвигались по-пластунски. Молодцы. Сработало бы против другого подразделения. Но тут собралось почти тридцать снайперов, да ещё у всех замечательные цейсовские прицелы, точнее их аналог, который стали по лицензии выпускать на Подольском оптическом заводе – «Оптический винтовочный прицел образца 1930 г.» сокращённое наименование «ПТ». Четырёхкратный.

Стрелять начали по готовности. Каждый успел сделать выстрела по три – четыре, когда за спиной грохнуло орудие. Блин-блинский, семьдесят пятый калибр – это громко! Уши заложило капитально. А ведь Фёдор криком предупредил: «Батарея! Триста тридцать ТРИ!» Наивные албанские юноши, которые видели стрельбу из пушек только в кино, слышали, как командир грозно кричит, «Батарея, огонь». Тут не кино. Никто так в артиллерии не кричит. Все вместо «огонь» используют: «Триста тридцать ТРИ!». Это является чем-то вроде обратного отсчёта до выстрела, который происходит ровно по команде «Три!». Предшествующие команды позволяют расчётам подготовиться к одновременному выстрелу из всех орудий батареи. У Брехта пока одна пушка стреляла, но команда в подкорку въелась.

Что мешало во время этой считалочки рот открыть?

Событие двадцать третье

Троцкий ещё и потому обижался на Ленина, что вождь его политической проституткой называл, а подарки к Восьмому марта почему-то не дарил…

Иван Яковлевич помотал головой, потом, как учили, сделал несколько глотательных движений. Чуть отпустило, звон в ушах почти прошёл и вату из них частично повытаскивали. Взглянул на лагерь самураев, не зря хоть страдал. Почти зря. Там было до выстрела штук пять деревянных домиков и чуть в отдалении пара палаток. Домики стояли на месте. А вот палаток не было. Вместо них зияла приличная рыже-чёрная воронка, и поднимался по её периметру дымок.

Оглянулся, артиллеристы снова накатывали орудие на камни. Нет, нужно перебраться отсюда подальше. Только хотел Брехт из окопа выскочить, как над головой засвистели пули. Только теперь вспомнил о тех «товарищах» японских, что на сопку ползли. Сколько человек принимало в атаке участие первоначально, сказать было трудно. Не меньше пятидесяти. Сейчас по всем проплешинам лежали убитые или раненые, и их было прилично. Но из-за камней и кустов японцы теперь стреляли. Бросили из себя зелёных ящериц изображать. Не перспективное занятие. Не оценили зрители. Теперь стреляют. На что надеются? Окоп успели бруствером огородить, бойницы понаделать.

Диверсанты огрызались редкими выстрелами, и огонь с той стороны становился всё реже и реже, а вскоре и вовсе прекратился.

– Товарищ комбат, готовы ко второму выстрелу, – раздалось позади.

– Взвод, рты открыть, – скомандовал Иван Яковлевич и головой махнул, разрешая Фёдору выстрел.

Бабах. Нет, тут открывай рот, не открывай, один чёрт, громко. Кто только в артиллеристы идёт? Мазохисты настоящие. Нужно будет у докторов ваты попросить, – решил Брехт и посмотрел на результат стрельбы. О! Совсем другое дело. Один из домиков, как корова языком слизнула. Ещё несколько выстрелов и с ближайшим лагерем будет покончено. Бог войны, мановением руки домики сносит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В это время раздались приглушённые расстоянием выстрелы с сопки Заозёрная. Выходит, из второго лагеря японцы всё же послали людей в обход. Правильно он туда пограничников отправил. Ничего бы у самураев не получилось. Там два пулемётчика в засаде. Один с японским реквизированным станковым пулемётом «тип 3» образца 1914 года, калибра 6,5 миллиметра, второй с немецким «Косторезом». Не жалко ни капельки, пусть и пограничники постреляют. Нужно крепить братство родов войск. Ещё ведь нет у погранцов пренебрежительного отношения к другим родам войск. Потом станут они пренебрежительно всех обзывать «шурупами». Это пойдёт от их неофициального девиза, гласящего, что «Пограничники – это щит родины, а остальные рода войск – это шурупы…»

Какие ещё будут? Ага, ещё такой вспомнился: «Железо, может быть, согнётся, Но ПОГРАНИЧНИК – никогда!».

В это время на границе слышимости зажужжал самолёт. Если бы Брехт его не ждал, то и не услышал бы. Ждал по той простой причине, что на нём должен прилететь один из самых важных участников этого действа. А именно – кинооператор Андрей Тимофеевич Пирогов. И так уже кучу прекрасных кадров пропустил. Или кадры у фотографов, а в документальном кино как это называется? Эпизодов? Нет. Сюжетов? Пусть будет сюжетов.

– Фёдор Семёнович, продолжайте стрелять по ближнему лагерю, как уничтожите, переносите огонь на дальний. Соловьёв за старшего, я самолёт встречать.

Опять блин блинский споткнулся. Чего бежал, что решает одна минута? Чуть шею не свернул себе Брехт. Ещё повезло, что в куст влетел. Весь исцарапался и опять рукав порвал, но хоть жив и почти здоров остался. А нет, ногу ещё знатно зашиб. Так, что дальше хромать пришлось. Пока дохромал, большую летающую лодку уже разгрузили. Прибыло шесть человек. Андрейка с кинокамерой был. Три сапёра с небольшим количеством мин ещё и двое медиков прибыли. Военврач 1 ранга – Колосков Пётр Петрович сейчас во Владивостоке, лечит Мерецкого, так что прибыл китаец и военврач 3 ранга Воронов Пётр Михайлович с медикаментами.

Осталось из намеченных к переброске только пара человек. Ещё повар прибудет следующим рейсов и комиссар батальона Балабанов Василий Васильевич. Комиссар в батальоне всего-то без году неделю. Недавно прислали. Всего пару недель как. До этого был дедок из пролетариев. Тоже Василий Васильевич. Прямо – преемственность. Только фамилия было Зверев. На зверя не походил. На дедушку старенького походил. Дед Мазай настоящий. Так все и звали его – «Дед». Бороды не носил, а вот будёновские усы и круглые троцкистские очки – это да. Был он, как говорится – «отец солдатам». А ещё фанат закаливания. Вечно босиком по утрам бегал, даже по снегу и даже в тридцатиградусные морозы. Набрал хоть и небольшую, но и не маленькую группу поддержки десятка в полтора человек, и в основном с ними и проводил время весь день. Закалял. В дела батальона почти не лез. Прочитает когда передовицу из «Красной Звезды» или «Правды» и опять его неделю не видно не слышно. Лазят босиком по лесам адепты здорового образа жизни. Одним положительным качеством Дед точно обладал. Он был большевиком со стажем аж с 1905 года, и его трогать сверху конкретно боялись. С Лениным и Сталиным в ссылках вместе сидел. С Троцким вместе воевал в Петрограде, а в 1927 году был один из тех, кто выступил резко против него. Одним из первых. Даже собрал подписи коммунистов Приморья под обращением к Сталину, чтобы Льва Давидовича расстреляли. Давидовича выслали из страны, а шебутного комиссара узнал весь Приморский край. Зачем его к нему прислали, Брехт понять не мог. То ли следить, то ли помогать? Помогал иногда. Приедет командир 21 дивизии из Спасска-Дальнего, чего требовать, поделиться, чем дефицитным, а Брехт ему навстречу Василия Васильевича. Оп-па, а чего это комдив вдруг резко к себе в дивизию засобирался, и не нужно ему больше тракторов. Полезный был Дед временами.