Слизни - Шон Хатсон

— Никто. Я просто решила тебя выручить.

Уотсон рассмеялся, обнял Морин и нежно поцеловал в лоб.

— Ну и хитрая ты баба! — Он погладил измазанной в земле рукой ее светлые волосы. Потом притянул жену к себе и, почувствовав теплоту ее тела, крепко поцеловал в губы. Они постояли, обнявшись. Наконец он оторвался от нее и произнес: — Ленч!

— К черту ленч! — ответила Морин, пытаясь продлить объятия.

— Ты не могла бы подождать? — спросил он со смехом и пошел мыть грязные руки.

Возвратившись на кухню, Уотсон с нежностью посмотрел на жену. Она была в желтой легкой рубашке и облегающих летних брюках с протертыми коленками. Он знал, что под этим ничего не было — она не любила летом носить нижнее белье. Он стал наблюдать, как Морин моет под струей воды салатные листья, потом кладет их на доску, режет острым как бритва ножом и бросает в стоящую рядом миску с перцем и другими овощами.

— Знаешь, — сказал он, — мне было трудно выбрать хороший кустик салата. Чертовы слизни объели всю грядку.

— Слизни? — Она брезгливо содрогнулась.

— Да, там ползала целая дюжина. Надо будет купить какой-нибудь отравы.

Поставив салат на стол, Морин вернулась к плите, открыла духовку и вытащила мясо. Переложив жаркое на блюдо, она поставила его на стол и протянула нож Уотсону. Как настоящий знаток этого дела, он принялся резать сочную свинину, и через минуту они уже с удовольствием обедали.

— Салат будешь? — спросил Уотсон, положив себе большую горку и передавая миску ей.

Она отказалась. Мясо они запивали красным вином. Подняв бокал, она предложила тост за его успехи.

— Надеюсь, что тебе удастся завтра подписать этот контракт, — сказала она.

— Спасибо, я тоже на это надеюсь, — кивнул Уотсон и чокнулся с женой.

Поставив бокал, он взял себе еще салата. Уотсон ел с завидным аппетитом. Но вдруг он поморщился, поспешно схватил бокал с вином и сделал большой глоток.

— Что-то не так? — спросила Морин.

— Мне кажется, я что-то проглотил вместе с салатом. Ты хорошо его промыла?

В ответ она только подняла брови, давая понять, насколько этот вопрос неуместен. Уотсон продолжал жевать, все еще чувствуя во рту странный неприятный вкус, но еще один бокал вина исправил положение.

— Куда ты пригласишь их завтра пообедать? — спросила Морин.

— В «Сити-отель», — ответил Уотсон.

— Это тебе влетит в копеечку.

— За все заплатит фирма. Для нас очень важно подписать этот контракт, он принесет нам миллион долларов, — ответил он, выпив еще глоток вина.

— Ты очень волнуешься, как все пройдет? — спросила она.

Он кивнул. Этот контракт не только обеспечит фирму работой на последующие три года, но от него сам Уотсон получит большие комиссионные и — почти безусловно — очередное повышение. Может быть, тогда они и смогут купить собственный дом. Завтра он будет принимать в ресторане двоих. Один из них американец, и надо, чтобы все прошло хорошо. Продажа компьютеров была профессией Уотсона, и завтра за ленчем ему потребуется весь его опыт убеждения. Впервые за время своей работы он так нервничал. Надо продать им четыре компьютера «Марк-1», на это потребуются все его способности.

Он допил свой бокал и налил еще вина себе и Морин.

Они не спеша доедали свой ленч, но Уотсон отодвинул в сторону оставшийся салат. Странный вкус опять появился во рту, казалось, что он приклеился к языку. Он выпил еще вина, но и это не помогло. Даже если бы он узнал, что проглотил половину черного слизня, с этим ничего уже нельзя было поделать.

Похлопав себя по животу, он улыбнулся Морин:

— Вкусно.

Она улыбнулась в ответ, встала и подошла к нему, погладила по волосам, потом села к нему на колени. Он взял ее грудь в ладонь, потирая пальцем набухший сосок. Другой рукой он стал расстегивать пуговки ее блузки. Наклонившись, он стал целовать каждый сосок по очереди.

— Надо помыть посуду, — сказала Морин.

— К черту посуду.

Оба засмеялись и отправились на второй этаж.

В полутьме своего кабинета Уотсон посмотрел на часы. Было ровно десять. По телевизору начали передавать вечерние новости. Окна в кабинете были закрыты шторами, и он уже больше двух часов работал за своим письменным столом, сверяя копии проекта. Он должен быть уверен, что сможет ответить на любой вопрос, который поставят перед ним завтра оба покупателя. Он должен знать каждую деталь работы компьютеров, чтобы завтра расхвалить их возможности до невероятных пределов.

Но он поймал себя на том, что думает совершенно не о лежащих у него на столе копиях. Живот у него вздулся, и он уже распустил ремень, однако газы в желудке продолжали его беспокоить. Это началось около шести часов, и он с тех пор уже несколько раз принял большие дозы магнезии. Что за чертовщина? Несколько раз поменяв положение в кресле, он продолжал потирать рукой увеличившийся живот.

Он ничего больше не ел со времени ленча, но, как ни странно, голода не испытывал. Раздражала невозможность объяснить себе причины боли в животе. Если бы он был женщиной, то сказал бы, что забеременел. Он улыбнулся этой шутке, но тотчас скривился от нового приступа боли, более острого.

— Господи, — только и смог произнести он.

— Что случилось, Дэйв? — спросила Морин, повернув голову от телевизора.

— Болит чертов живот, — выпрямившись в кресле, пожаловался он.

— Неужели боль еще не прошла? — удивилась Морин.

— Да нет.

Она встала и подошла к нему:

— Может быть, вызовем врача?

В ответ Уотсон обнял ее и посадил на колени, стараясь не обращать внимания на сильный приступ боли, сразу пронзивший его при этом движении. Было такое чувство, что кто-то вытаскивает его кишки через пупок.

— Мне не нужен доктор, — ответил он, с трудом переводя дыхание. — Наверно, просто разыгрались нервы от предстоящей завтра встречи.

Морин улыбнулась, совсем не успокоенная его домашним диагнозом.

— Если ты так считаешь…

— Да, я так считаю. Пойду пораньше спать, может быть, это поможет, — сказал он, целуя ее.

Она дотронулась до его щеки. Щека была горячей, и пот выступил на лбу.

— Ладно, ты прав. Ложись пораньше, — согласилась она.

Через пятнадцать минут они были уже наверху в спальне.

Уотсон лежал на спине, отбросив простыни, и внимательно рассматривал свое голое тело, все его контуры и изгибы. В этом положении живот меньше болел. Больше того, когда он встал и стал рассматривать себя в зеркале, ему показалось, что вздутие исчезло. Однако боль стала сильнее. Он опять лег на спину и стал смотреть на колыхавшиеся от легкого ветра занавески. Обе лампы на прикроватных тумбочках были включены, но по углам спальни оставалась темнота.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});