Конторщица 4 (СИ) - А. Фонд

к людям в комнату врываться?

— Ой, Лидуха, не злобствуй! — хмыкнул Петров, усаживаясь за стол. — Не хочешь знакомить — не надо. Мы, люди не гордые, можем и сами познакомиться. Правда ж, красавица?

Он залихватски подмигнул Репетун и молодцевато крякнул:

— Фёдор Нельсонович Петров, — галантно представился он и, не выдержав витавших над столом ароматов, торопливо схватил кусочек сала и сунул себе в рот, — советский бенеф-ф-фециар.

Я снова икнула. Да ещё и выпитое вино ощутимо дало в голову.

— Петров, — не выдержала я, — хорош заливать! Какой ты, к чёрту, Нельсонович? Я сама слышала, как тебе пенсию приносили и Ивановичем называли.

— Увы, — деланно взгрустнул Петров, — мои предки не отличались особой смекалкой. Крестьянские корни, так сказать. Кухаркины дети. Но мы, их потомки, народ по-советски ушлый и ничто не мешает нам эволюционировать дальше! В связи с чем я планирую скоро сходить в паспортный стол и поменять отчество. А может даже фамилию.

— Угу, будешь Фёдор Нельсонович Петров-Мандела, — пьяненько хихикнула я и аж икать перестала.

— Дэвис. Моя фамилия будет Дэвис, — хладнокровно возразил Петров и щедро обмакнул в соль кусочек спелой помидорки, оставив там немного сока, отчего кристалики соли сразу покраснели и слиплись комочками.

— Эй, Федя Нельсонович Дэвис, — возмутилась я, рассматривая это свинство в солонке, — ты чего это сюда пришел угощаться⁈ Райка не кормит?

— Нету больше Райки, — со слезой в голосе ответил Петров и сграбастал сразу три куска колбасы.

— Что случилось?

— Сбежала она, бросила меня! — дрожащими губами прошептал Петров, налил себе вина полную чашку и хлопнул одним махом (чашка, между прочим, была моя). Чуть подумал, долил остаток из бутылки, и хлопнул опять. — И теперь остался я один-одинёшинек. Вот плачу-тоскую… И жизнь не мила мне…

Внезапно в коридоре послышался шум и грубый женский голос заорал:

— Федька, ты где?

— Иду, Раечка! Иду! — Петров, нагло подмигнув нам, быстренько допил остатки вина из чашки Репетун, сгрёб все кусочки сала, что были на тарелке, и, торопливо жуя, потрусил к выходу.

— Вот гад, — восхищённо прокомментировала я, запирая за прожорливым соседом дверь.

После того, как Петров обслюнявил обе наши чашки, допил всё вино и сожрал колбасу с салом, продолжать посиделки было не вариант. Поэтому мы с Репетун принялись убирать со стола.

— Ставь чашку сюда, я схожу помою, — сказала я, и тут громкий стук в дверь не дал договорить.

Если первый раз Петров стучал деликатно, то сейчас грюкал так, что казалось, вынесет дверь. Вроде и выпил немного. Хотя сколько ему там уже надо.

Вздохнув, я пошла опять открывать.

— Ты чего это к чужому мужу руки простираешь⁈ — заорала Райка, злобно дохнув мне в лицо луком. Металлические зубы тускло блеснули в провале ощеренного рта.

Я невольно отпрянула.

— Эй! — спокойно сказала Репетун и встала рядом со мной, — а ну отвалила.

Удивительно, но Райка послушалась и отвалила. Что-то недовольно бурча, она утопала к себе в комнату. Через пару секунд оттуда донеслась яростная ругань.

Этот случай меня изрядно напряг. По дороге домой я всё думала, как Вера-Лида сможет ужиться в такой обстановке. Если раньше все проблемы были от Грубякиных и Элеоноры Феликсовны, и ограничивались язвительными подколками и руганью, то похоже сейчас Райка заняла лидирующую позицию в квартире и сдавать её категорически не собирается. А она, судя по всему такая, что и ударить может и что похуже.

Что же делать?

Поселять Веру-Лиду в квартире Валеева не вариант. Там ещё куча заморочек с оформлением, да и непонятно как отреагируют соседи. Насколько я понимала ситуацию — им было выгодно, что квартира сейчас надолго пустует и там тихо, чем появятся какие-нибудь шумные соседи. Поэтому они молчали. Пока молчали. И я понимала, что всё это до поры до времени. А появление там жильцов, тем более без прописки, тем более — бывший пациент психбольницы — это стопроцентная гарантия, что они начнут стучать и квартиру у меня в результате отберут. Дом-то элитарный и живут там, в основном, всякие шишки и их родственники.

Вот же урод Барабаш! Если бы мне удалось провернуть это дельце — стал бы он на место Плечевого и я бы вопрос с этой квартирой решила очень быстро и хорошо. А теперь даже не знаю. Иван Аркадьевич укатил в Москву и надолго, Лев Юрьевич («опиюс») ясно дал понять, что делает что-то лишь в своих интересах. А больше у меня защиты и нету. Иван Тимофеевич, сосед, не та фигура, чтобы решать такие вопросы, тем более сейчас мы только соседи.

Поэтому у меня на повестке стоит самая главная проблема — найти себе «покровителя». Нет, не такого покровителя, как был у Репетун. Мне нужен такой, как был Иван Аркадьевич, но уровнем повыше. Это для конторщицы Лидочки он был прекрасной защитой, а я нынче — замдиректора депо «Монорельс» и буду переть дальше вверх. Поэтому и покровитель у меня должен быть как минимум уровня Плечевого.

Чёрт, надо было с Плечевым попробовать провернуть. Но вот не лежала у меня душа к нему и всё. А своей интуиции я верю. И это не бабские заморочки. Женская интуиция — это, как правило, 99% жизненного опыта и немножко эмпатии, что бы там все эти новоявленные астрологи и оракулы не говорили.

Я вздохнула.

Так что же делать с Верой-Лидой? Вопрос оставался открытым, время неумолимо летело, а я ехала по проспекту и не знала, что делать.

Я подрулила к дому и припарковала автомобиль так, чтобы было видно из окна нашей кухни (Римма Марковна периодически выглядывала, сторожила). Хлопнула дверка и я вдохнула свежий воздух, напоенный ароматами лета.

Как хорошо!

А ещё хорошо, что в эти времена ГАИшники так не свирепствуют. Вот заловили бы меня, что я выпившая за руль села, и был бы мне большой барабум.

Внезапно от наших гаражей (у меня своего еще не было) выглянул человек, покрутил головой и исчез.

Маньяк что ли? Не успела я испугаться, как человек торопливо пошел по направлению ко мне, и я узнала в нём Велимира Шнайдера. Точнее Офелия Велимирова (чего мне стоило взять себя в руки и не заржать вслух).

— Добрый вечер, Лидия, — поздоровался он, смешно скривившись, словно большой кролик-переросток.

— Добрый день, — ответила я и, не удержавшись, добавила, — вот уж не ожидала увидеть вас у наших гаражей. Репетируете?

— Почему? — не понял мой тонкий сарказм он.

— Когда-то у нас жил один юноша, он был оперный певец. И своими бесконечными репетициями он так задолбал соседей, что они поставили ему жесткое условие — или он молчит, или они его выселяют. А репетировать же ему всё равно надо. Тогда он сделал очень хитро — арендовал у одного из старых соседей-водителей гараж и там пел свои серенады и арии сколько угодно.

— Да? — как-то вяло отреагировал Вилимир и спросил, без интереса, — и чем закончилась эта история?

— Спился он, — пожала плечами я, — в гаражах же сами понимаете, что обычно происходит. Клуб по интересам. Ну он и попал…

— Лидия, — внезапно решившись, перебил меня Велимир таким напряженным голосом, что я поняла, что у человека явно какая-то беда.

— У вас что-то случилось, Велимир?

— Нет. То есть да, — замялся он и его бледно-розовые уши предательски заалели. — Лидия, мы вчера с вами немного пообщались, и я понял, что вы не преследуете цель о замужестве как все остальные. Ведь правильно?

— Ну, д-да… — недоумённо кивнула я, не понимая, к чему он клонит.

— И ещё я понял, что вы нормальный и вменяемый человек, — сбивчиво продолжил он. — И порядочный…

— Эмм… — я не знала, как на это реагировать, поэтому ограничилась нейтральным междометием.

— Лидия, я хочу вас просить… Нет, я вас умоляю! — Велимир молитвенно сложил руки с красиво отполированными ногтями и умоляюще вперил на меня свои красноватые вампирские глазки.

— О чем? — совсем перепугалась я (надеюсь, он не гей и замуж фиктивно звать меня не будет).

Велимир замялся. Он ломал руки, кусал губы. Я молча стояла и ждала, пока эта пантомима в стиле «бедного Йорика» закончится, и он примет хоть какое-то решение. Я понимала, что у человека явно какая-то беда и он не знает, как её сформулировать, но, к моей досаде, мне ужасно захотелось в туалет, выпитое вино серьёзно так давило на живот, а этот чёртов Йорик (или Офелий, один фиг), всё мнется и мнётся. Когда я его уже хотела убить, наконец, он решился.

— Мне нужно алиби, — выдохнул он и его лицо стало совсем пунцовым.

— Вы кого-то убили? —