Глаша - Лана Ланитова

– Дверь заперта на ключ. Мы никуда не спешим. Вам придется mademoiselle, сделать то, что я желаю. Согласно моему сценарию. Либо, вы обмочитесь прямо на пол. Не думаю, что вас устроит этот вариант… Я последнее время, был очень добрым к вам и ласковым. Вы хотите, чтобы все изменилось в один момент? Я могу стать грубым и жестоким, – черты красивого лица исказились, словно от зубной боли, – ты, забыла, кто тут хозяин?! Быстро садись и писай прямо при нас. Меня позабавит сей спектакль. Иначе… словом я не хочу пугать, но мне придется тебя жестоко и больно наказать.

Глаше не оставалось другого выхода, как подчиниться. Она присела над ведерком, сомкнув круглые колени. От стыда и возбуждения, оттого, что двое мужчин смотрят с наглым бесстыдством на это таинство, Глаша не могла выдавить из себя ни капли.

– Ну, нет, так не пойдет… – сказал развратный кузен. – Представь, что ты на сцене, а мы зрители. Старайся, иначе я тебя накажу. Ты и так достаточно меня позлила своим непослушанием.

Глаша в полуобморочном состоянии сделала все, как приказал Владимир. Она – красная от натуги, мокрая от испарины просидела несколько минут, прежде чем у нее получилось пописать в это злополучное ведро. Мочевой пузырь девушки был полным, и потому после нескольких капель полился долгожданный, теплый, журчащий ручеек – он струился по пухлому естеству и со звоном ударялся о пустое ведро. Ей было стыдно и от этого громкого жестяного звука мощной и долгой струи об ведро, и от той позы, в которой ее заставили сидеть. Она не испытывала большего унижения в своей короткой безмятежной жизни.

После этого Глаша тщательно смыла пухлый пирожок водой из кувшина и осушила его мягким, расшитым цветами, полотенцем. Все эти действия девушки сильно возбуждали двух любопытных зрителей. Их глаза горели плотоядным огнем, ноздри вдыхали ароматы, витавшие в разряженном от возбуждения, воздухе комнаты.

– Ну вот, теперь, ты у нас – умница. Ложись на место. Мы продолжим наши забавы.

Владимир Иванович и Игнат чуть отошли в сторону и, взяв ведро, сами помочились в него. Глаша, отвернув лицо, долго слышала в ушах шумный и мощный поток, льющийся из двух расширенных от возбуждения, дышащих, круглых отверстий, которыми заканчивались их тугие, звенящие молодые фаллосы. Ей напомнило это звук тяжелой струи, которую изливал из себя жеребец Игната, когда пасся распряженный на душистом лугу. Стряхнув с концов последние золотистые капли, они полили друг другу воды на толстые стволы. А после, пофыркивая от удовольствия, оба умылись чистой водой из кувшина.

Фаллосы снова стояли у обоих, несмотря на то, что их отвлекли на некоторое время от любимого занятия. Они не падали даже тогда, когда их мыли и вытирали полотенцами. На эти две толстые, подрагивающие дубинки можно было вешать эти же самые полотенца. И не только полотенца, но и, пожалуй, даже торговые гирьки. Даже тяжелые гирьки, не смогли бы согнуть их стальную упругость. Глаша, глядя на эти два мощных орудия, предназначенных для нее, сильно опасалась, что они могут доставить ей боль. Но вторым чувством было: чувство огромной радости, гордости и благодарности за то, что именно эти – самые прекрасные в мире приапы, наполняются свинцовой тяжестью при виде ее женских прелестей, и реагируют так бурно, именно, на ее прекрасное лоно. Пусть, это продлится не вечно, но сегодня – она королева, она главная самка в их маленьком тандеме. В эти минуты похоть завладела ей настолько, что «голос разума» онемел и без водки. Распаленная развратными действиями двух сластолюбцев, Глаша не давала отчета в том, что происходит.

Владимир и Игнат попили ядреного хлебного кваса из кувшина и вернулись к широкой кровати, на которой лежала, на все готовая, Глафира Сергеевна. В этот раз, Владимир решил поднять попу Глаши повыше – три красные пуховые подушки удобно приспособили для этой цели. Он приказал девушке приподнять ноги и закинуть их ему на плечи. Проделав это, Владимир приставил фаллос к лону Глаши и, не вводя его, сначала поводил по скользким и припухшим губам и сладкому бутончику вверх и вниз. И так несколько раз, медленно распаляя ее желание. Ей хотелось поскорее заглотить его ствол узкой щелью и не выпускать до самого оргазма. Он даже немного ввел головку и снова вынул ее. Глаша заструилась соками еще сильнее. Проделав так несколько раз, он вогнал орудие в разгоряченное нежное нутро. Глаша хрипло застонала, возбуждаясь от мощных толчков, и вовсю устремилась навстречу. Стройные ножки поднимались все выше, и уже плотно лежали на широких плечах кузена, позволяя ему еще глубже входить в горячее устье.

Распалившись сильнее, она стала шарить рукой возле сидящего рядом Игната и, наконец, нащупав его фаллос и лихорадочно сжав тонкими пальчиками, стала тянуть к своему раскрытому влажному рту.

– Моя, маленькая, как же ты их полюбила… Ну, поласкай его Игнату хорошенечко! – сказал, тяжело дыша, Владимир.

Глаша, вначале стыдливо, а потом все смелее принялась целовать и ласкать губами орудие приказчика. Ей было не совсем удобно делать это лежа и повернув голову, но безумная голова сильно тянулась к объекту страсти, сосущий рот нежно заглатывал темную синеватую головку. Смуглый приказчик, стоя на коленях и придвинувшись к ней вплотную, помогал рукой удерживать ствол в теплых маленьких губах.

Через пару минут движения Владимира стали более нервными и отрывистыми. Глафира лепетала что-то ласковое и бессвязное, задыхаясь от страсти. Ее бедра двигались навстречу в бешеном ритме. Наконец, Владимир резко вынул горячий жезл из Глашиной норки и оросил семенем ее живот. Теплое, белое желе растеклось по влажной коже. Глаша почувствовала свежий, и вместе с тем терпкий, мускусный запах. Этот запах был очень приятен и возбуждал ее еще сильнее. Владимир с хриплым стоном повалился рядом, освобождая место для своего друга.

Глаша смотрела широко раскрытыми, потемневшими от страсти глазами на приказчика. Волосы ее были растрепаны, словно у молодой ведьмы, губы раскрыты для поцелуя. Руки беспорядочно двигались по постели. Спина выгибалась, как у кошки. Казалось, она с бесстыдством еще шире старалась раздвинуть длинные ноги. Игнат уставился на пушистый лобок, из-под которого, в яркой мокрой расщелине, виднелся распухший твердый бутончик. Утреннее солнце уже ярко освещало каждую деталь, каждую влажную ложбинку и впадинку на телах любовников, обнажая все потайное и неявное, что не так бросалось в глаза при вечернем свете и на утренней заре. Глаша резко отвернула лицо, прикрыв лобок рукой. Это ее стыдливое движение понравилось Игнату. Он видел, что она не совсем удовлетворена одним любовным актом с Владимиром. Тем более, что барин был эгоистичен по натуре и не часто старался ласкать женщину так, чтобы вполне удовлетворить все ее желания. Глаша хотела продолжения и полной разрядки.

Бедра непроизвольно стали двигаться навстречу, приглашая его ствол войти в узкую горячую щель, которая снова заструилась соками. Она вся плыла, захлебываясь скользкой, как шляпка гриба масленка, влагой. Эта тягучая, скользкая влага текла в таком обилии, что под широкой попой, на кровати образовалось круглое мокрое пятно.

Игнат, как искушенный любовник, чуть медлил, не вводя орудие. Он знал по опыту, что небольшое промедление вызовет в женщине сильное желание, и он будет утопать в ее горячих соках.

Внезапно, он увидел то, что никак не ожидал от добропорядочной и стыдливой барыньки. Да она и сама от себя такого не ждала. Желая продемонстрировать Игнату всю красоту своих прелестей, томимая страстью, она взялась двумя руками за толстенькие и пушистые края теплой раковины и сильно растянула их в стороны. Ему показалось, что он увидел яркий, диковинный и нежный цветок. Сочные, розовые, напоенные влагой лепестки этого цветка, расходясь в стороны причудливым венчиком, создавали мягкую колыбель для упругого и трепещущего, живого, бархатного пестика.

Пестиком был ее разбухший, готовый к спариванию… клитор. Игнат – тонкий ценитель женских прелестей, был глубоко потрясен всей красотой и откровенностью Глашиного бесстыдного лона.

Он не мог проигнорировать порыв разгоряченной молодой женщины. Как страждущий путник, он нагнулся к цветку, сухие губы приникли к экзотическому венчику. Он стал ласкать его языком и вдыхать дурманящие ароматы. Глаша выгнулась, поощряя руками его действия. Ее пальцы, словно длинные белые корни, опутали черноволосую голову любовника и притянули к жадному до ласк, бутону. Его язык старался изо всех сил. Он холил и баловал этот живой, трепещущий пестик до тех пор, пока не почувствовал, что – "пора". Черноволосая голова с трудом оторвалась от цепких пальчиков барыни. Он решительно вставил в круглое узкое отверстие твердый, загнутый к верху ствол, и стал совершать неторопливые, дразнящие движения. Глаша была на вершине блаженства…

Игнат, немного отклонившись в сторону, продолжал действия, чуть убыстряя темп, но при этом его рука умудрялась дотягиваться до горячей раковины, подушечки пальцев нежно надавливали на восхитительный пестик. Барынька стонала, а он ловил губами ее губы и глушил громкие стоны глубокими и нежными поцелуями. Еще минута, и Глаша разрядилась бурно и сладостно. Оргазм длился невероятно долго, сотрясая молодое гибкое тело, и сводя в гримасу красивое лицо.