Шесть опаленных роз - Карисса Бродбент

что голос Фэрроу растворился в грохоте моей бурлящей крови, в то время как голос Мины, каким бы слабым он ни был, заставил исчезнуть все остальные звуки.

Я могла бы сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я слышала ее голос таким. Разгневанным.

Я медленно повернулась. Она стояла в дверном проеме. Или, может быть, «стояла» — слишком сильное выражение: она тяжело прислонялась к раме. Я снова и снова поражалась тому, какой слабой она выглядела, казалось, она даже уменьшилась. Как долго она там стояла? Достаточно долго, чтобы услышать приход Фэрроу, но пыль уже скопилась в гребнях половиц у ее ног.

Я с замиранием сердца поняла, что Мина никуда не может уйти, что бы ни говорил Фэрроу.

У нас было мало времени. Сестры почти не стало.

Мои глаза слипались. Я порылась в сумке.

Лекарство. Было рано. Это было рискованно, но…

— Что значит «нет»? — повторила она. — Куда ты идешь?

— Я просто… — Мой язык не хотел подчиняться мне.

— Ты идешь к нему. — Она издала сдавленный звук, это практически был смех лишенный юмора.

Если бы я не была такой рассеянной, я могла бы удивиться. Моя сестра видела во мне больше, чем я думала.

Я просто сказала:

— Мне нужно идти. Вот…

— Хватит, Лилит. Просто остановись.

Голос Мины прорезал воздух, как лезвие, достаточно острое, чтобы заставить меня остановиться.

— Посмотри на меня, — потребовала она.

Мои пальцы, глубоко в сумке, сомкнулись вокруг единственного драгоценного флакона с лекарством. Я не могла заставить себя поднять глаза.

— Посмотри на меня. Ты больше никогда не смотришь на меня.

Я медленно повернулась.

Я никогда не считала нужным смотреть людям в глаза, когда разговаривала с ними — это была моя дурная привычка с детства. Но с Миной… все было по-другому. Дело было не в дискомфорте, не в незаинтересованности или манерах. Мне пришлось заставить себя встретить ее взгляд, признать все вопиющие признаки смерти, пожирающей ее. Она подошла ближе, не моргая. У нее были глаза нашего отца. Светлые и яркие, как небо.

Сейчас они умоляли меня о чем-то.

Мой просчет риска привел к единственному решению.

— Дай мне руку, — сказала я.

Это было не то, чего Мина хотела от меня. Я знала это. Но я не могла дать ей это тепло, эту привязанность. Что я могла сделать, так это попытаться спасти ее жизнь.

— Не ходи туда, — сказала она. — Мы можем это исправить.

Нелепо. Как, по ее мнению, должно выглядеть «исправление ситуации»? Восстановление существующего положения? Свернуться калачиком и тихо умереть в общественно приемлемой манере?

Нет.

— Я все исправлю, — огрызнулась я. — Дай мне свою руку.

— Это не…

— Я отказываюсь позволять вам всем умереть. — Я не хотела кричать. Но все равно крикнула. — Болезнь не должна забрать вас, и я не позволю этому случиться. Так что дай мне свою проклятую богами руку.

Ее челюсть сжалась до дрожи. В голубых глазах блестели слезы.

Но она протянула руку, обнажив предплечье с бледной кожей, такой тонкой, что под ней легко было разглядеть паутинки вен.

Я не давала себе времени на сомнения, когда наполняла иглу и делала укол. Она вздрогнула, и я поняла, настолько я привыкла к прочности кожи Вейла, что надавила слишком сильно. На пол упала пелена пыли. Такая хрупкая.

Я вынула иглу и резко отвернулась.

— Никому не открывай дверь. Я вернусь, как только смогу.

Я думала, что она снова скажет мне остаться. Думала, что она все еще будет пытаться отговорить меня. Фэрроу смотрел на меня, как на какого-то чужого зверя, он смотрел так же, как он смотрел на особь, которая не имела смысла, его брови были сведены, челюсть сжата. Он видел во мне что-то новое, что-то, что не сочеталось с той версией меня, которую он всегда знал.

Возможно, сегодня я тоже увидела это в себе.

Я не могла сказать, хорошо это или плохо.

— Я иду с тобой, — сказал Фэрроу.

Я не смотрела на него. Я схватила топор со стены и перекинула свою сумку через плечо.

— Отлично, — сказала я. — Тогда пошли. — И я захлопнула за собой дверь.

Глава

16

Утром мы неслись галопом. Моя лошадь, которую дал мне Вейл, была сильной и быстрой. А вот лошадь Фэрроу не привыкла к долгому бегу по неровной местности.

— Не тормози ради меня, — крикнул мне Фэрроу, и я издала грубый, дикий смех, который, к счастью, он не услышал. Я никогда не планировала замедляться ради него. Я бы скакала так быстро, как только могла.

Я чувствовала себя дурой.

Дурой, потому что я все это время беспокоилась об опасности, которую представляют мои отношения с Вейлом для меня, моей сестры, моего города. Но мне и в голову не приходило, что я могу быть опасна для него.

Когда мы скакали, Фэрроу мне сказал, что Томассен отправился за Вейлом с несколькими десятками молодых и сильных мужчин. Они взяли с собой оружие, взрывчатку и огонь. И они принесли с собой самое опасное: отчаяние и ярость.

Последователи верили, что Вейл был причиной проклятия. Они убедили себя, что, убив его, и предложив его запятнанную кровь Витарусу, можно положить конец чуме. Они убедили себя, что могут спастись сами, спасти свои семьи только через это убийство.

Неважно, что Вейл жил здесь гораздо дольше, чем чума. Неважно, что мы уже много раз приносили жертвы Витарусу, и ничего не получалось. Неважно, что у них не было никаких доказательств того, что Витарус вообще помнит о нас, помнит, что проклял нас.

Нет, логика не имеет значения перед лицом страха и эмоций. Логика падает на колени перед ненавистью, а ненависть расцветает в страхе, а мой народ был в ужасе.

Я тоже был напугана.

Теперь я так хорошо знала кровь Вейла. Я знала, как она будет выглядеть, пролитая на ступеньки его дома, и лица людей, которые пришли убить его. Я препарировала множество животных, множество трупов. Я знала, как выглядел бы Вейл с выдранными кишками.

Я подняла глаза к небу. Солнце стояло уже высоко и светило мне в спину и лоб сквозь листву деревьев. Но кое-чего я не знала. Я не знала, что может случиться с вампиром при дневном свете. Я думала, что после всего увиденного, известное — самое страшное. Но эта неизвестность вызывала у меня тошноту.

Я почувствовала запах огня раньше, чем увидела его. Во время чумы человек узнает запах горящей плоти.

Наконец, сквозь ветви деревьев я увидела ворота владений Вейла, открытые