Ваше Сиятельство 2 - Эрли Моури

так говорить?

— Нет. Меня учит так говорить жизнь и сами мудаки, своими поступками, — пояснил я. — Так вот, они выстрелили мне в спину дротиком с транквилизатором. Из-за чего я благополучно уснул в каком-то грязном месте. Мудаки успели обчистить мои карманы и, самое что неприятное, забрать мою школьную сумку. К счастью, сам боги послали на помощь графа Сухрова. Еграм вытащил меня и благородно подвез домой на своем эрмике. Из-за этой истории я добрался домой, увы, поздно. И не мог сообщить почему задерживаюсь — эйхоса-то теперь у меня нет. А у Сухрова нет твоего номера. Вот и все, практически во всех подробностях и красках.

— О каких богах речь, Саш? Об Артемиде? — мама испытывающе смотрела на меня.

— О ком же еще? Ведь я под ее защитой. Поэтому много раз тебе говорил: не надо обо мне беспокоиться, чтобы ни случилось. Там, — я воздал палец к своду, — повернут обстоятельства так, что в итоге все будет хорошо.

Похоже, мама была не очень удовлетворена объяснениями: сидела нахмурившись, держа напряженными пальцами сигарету возле губ. Затем сказала:

— Ты же раньше не дружил с Сухровым? Всегда вы ругались.

— Теперь дружим, мам. Понимаешь ли, боги… На все их воля, — теперь я возвел к потолку всю пятерню и решил перевести разговор на другую тему: — В общем, мы в мире с Еграмом, и все у нас хорошо. А ты не ответила мне. Как у тебя дела с Евстафьевым? У тебя с ним разладилось? Не надо от меня ничего скрывать, — перешел я в хитрую атаку. Сердечные темы всегда эмоциональны, и должны отвлечь Елену Викторовну от опасных мыслей о событиях вокруг меня.

— Ты должен помолиться Артемиде, — неожиданно сказала она. — Лучше сейчас. Идем в зал богов!

Она привстала, но я ее удержал:

— Не надо. Ее не надо сейчас беспокоить. Я знаю, что говорю. Тем более, у меня с ней встреча в субботу. При встрече и помолюсь, — я едва сдержал смех. — Давай, рассказывай. Твоя очередь откровенничать.

— Ну, Саш. Это очень взрослое. Зачем тебе об этом знать, — она качнула головой и отвернулась к окну.

— Мама! Ну-ка быстро рассказывай! — я вскочил я кресла и топнул ногой, подражая манерам Елены Викторовны и когда она подняла ко мне растерянный взгляд, сел с ней рядом и обнял ее. — Давай, рассказывай взрослому сыну все как есть!

— У Евстафьевых стали часты вечеринки. И там появился молодой мужчина. Я знаю, что его ко мне очень влечет. И меня он… — графиня замялась. — В общем, тоже растревожил он меня, начал мне нравиться. Он красивый, у него изысканные манеры, но он слишком молод. Ему даже нет тридцати.

— Это прекрасно. Уверяю тебя, молодой любовник — это прекрасно. Только сердце ему не отдавай. Пусть отношения будут приятной игрой, но не более, — я нечаянно стряхнул пепел на пол.

— Ты с ума сошел! Я не могу и не хочу так! — она в ужасе посмотрела на меня, будто я сказал что-то кощунственное. — Он для меня мальчишка, на вид чуть старше тебя.

— Вот и хорошо. Зачем тебе, такой старички. С ними скучно, — сказал я, но в тоже время где-то там глубоко в душе какие-то иные мысли царапнули меня. Неужели я ее ревновал? В самом деле, к барону Евстафьеву возле нее я давно привык, а представить как кто-то другой обнимает и целует Елену Викторовну, тем более этот кто-то намного моложе… Было в этой мысли что-то для меня болезненное. Может быть это шло от прежнего Александра Елецкого — в теле всегда остается очень существенный след его прежнего владельца. И мне, как Астерию, такая реакция показалась странной.

— Евстафьев теперь на меня злится, — продолжила она, затянулась табачным дымом и, выдыхая сказала. — Особенно из-за вчерашнего вечера…

— А что случилось вчера? — спросил я, обрывая повисшую паузу.

— Ничего хорошего. Я уединялась с Майклом в саду. Всего на десять минут, а Евклид Иванович заметил и рассердился, — она нервно затянулась. — В общем, очень нехорошо получилось.

— Вы целовались с ним? — я не сразу понял, что мне не понравилось в ее словах.

— Ну, да… Он такой настойчивый. Сама не поняла, как это произошло, — сейчас графиня походила на девочку, которую заставили объяснять свои шкодливые поступки, но тут же спохватилась. — Так, что это такое! Почему ты меня об этом спрашиваешь⁈

— Потому, что я тоже волнуюсь за тебя, — сказал я и теперь понял, что мне не понравилось в ее недавних словах. Меня задело имя: Майкл. Отдавало оно британским духом. Да, бритишей было много в Москве. Некоторые приняли наше Российское гражданство, и были среди них вполне неплохие люди. Некоторый оставались подданными Британской короны, но жили, делали бизнес здесь, и среди них тоже имелось много неплохих людей. Но встречались немало таких, которые, живя в России, делали много скверных дел против нашей империи. Ведь не зря по миру гуляет расхожая фраза: «Британская шпионская сеть самая большая и подлая в мире». И так не только со шпионскими сетями, но и сетями иных вездесущих и ненасытных западных интересов.

— Мам, все-таки с Евклидом Ивановичем вы дружите столько лет. Наверное, не надо с ним ссориться. Он любит тебя, и кто как не он, твой самый преданный друг. Если не считать, конечно, меня, — я улыбнулся, понимая, что этими словами я отменяю все свои прежние слова о «молодом любовнике».

— Все, Саш, не надо больше об этом. Талия сегодня приходила, ждала тебя часа два. Пыталась с тобой связаться через эйхос. И граф Голицын приходил, ему ты тоже был очень нужен. Ты стал вообще какой-то странный, всем, видите ли, нужен. Даже Небесной Охотнице, — сказав последнее, мама будто испугалась собственных слов, подняв глаза у потолку, затем глянула на фреску на простенке, изображавшую небесный сад. Правда там проступал образ Геры.

— Не знаешь, что именно хотел Жорж Павлович? — про баронессу я не стал спрашивать — и так ясно что она хотела.

— Нет, не знаю. Он очень хвалил тебя, говорил о твоем огромном таланте — мне было очень приятно. А что хотел, не сказал. Только спрашивал не готовы ли оставшиеся эти… — она замялась, вспоминая слово.

— Эрминговые преобразователи? — догадался я.

— Наверное. Жорж подождал с полчаса, пообщался в гостиной с Талией и уехал, — мама встала, чтобы затушить сигарету.

Я тоже встал:

— Давай пойдем спать. А то до утра так просидим. Кстати, в школу завтра не пойду, — сообщил я.

Мама не возражала. Мы вместе поднялись на второй этаж и разошлись по своим комнатам. Прежде, чем уснуть я посвятил еще полчаса магическому самолечению.

Будильник я слышал, но накрыл голову подушкой и снова погрузился в сон, правда теперь не такой глубокий. К моменту пробуждения, он стал тревожным и слишком похожим на реальность. Я не люблю сны со вкусом реальности, потому что знаю: они часто переплетены с наиболее вероятным будущим. Как бы сказали боги этого мира: они — страницы из Вечной Книги. Снилась мне Айлин. Ее платье было забрызгано кровью — моей кровью. При этом она почему-то извинялась, говорила, что очень сожалеет, что вышло так. А потом у нее за спиной выросли белые крылья, она взмахнула ими и, глядя на меня очень печально, улетела.

Я открыл глаза. Часы показывали без четверти десять. Ужасно хотелось есть. И еще этот сон, ощущения от него, эмоции, насланные им, казались почти материальными, вонзившимися в меня точно большие занозы. Я встал и поспешил в ванную. На сегодня намечено огромное число дел: нужно купить новый эйхос, чтобы связаться с Айлин — и это срочно. Нужно купить новую школьную сумку, учебники, тетради и всякую всячину для занятий. Это не срочно, но это нужно — я должен закончить обучение достойно. Нужно связаться с графом Голицыным, но лучше съездить к нему лично, заодно отвезти оставшихся два преобразователя, разумеется, после моей прошивки. Кстати, я даже не знаю судьбу первых трех. Дошли они до Жоржа Павловича или нет? Талия… с ней точно сегодня ничего не выйдет. Придется расстроить девочку. Не люблю расстраивать девочек, тем более своих, но иногда приходится. Стоп! Я причислил Талию к своим девочкам? Ну кто меня тянул за язык⁈

Пока я умывался и чистил зубы, снова всплыли ощущения, навеянные утренним сном. Мне показалось, что может произойти большая беда и она каким-то образом связана