Пятьдесят восемь лет в Третьяковской галерее - Николай Андреевич Мудрогель

начисто…

- Голова лиловая, она не в тоне картины. Масляные краски через год, через два изменятся… Исправить надо красками акварельными.

И Грабарь сам исправил только места порезов, - оставив голову Ивана так, как она была написана самим Репиным в 1884 году.

Через несколько месяцев Репин приехал в галерею, долго стоял перед своей картиной, повешенной на старом месте, и не сказал ни слова. На картине ни порезы не заметны, ни исправления. От печального случая не осталось никаких следов.

Вот картина Флавицкого - «Княжна Тараканова». Присмотритесь к ней - у героини четыре руки. Художник сначала нарисовал ее руки сложенными спереди. Так картина и засохла. Потом ему не понравилось положение рук. Он переписал их, вот так, позади. Картина потом долго путешествовала по выставкам и однажды в дороге была подмочена и с тех пор заболела. Первая пара рук, когда-то записанных художником, выступила ясно. Картинные доктора несколько раз пробовали лечить ее. И безуспешно. Болезнь стала хронической. Едва залечат, а руки опять вылезут.

Вот картина Куинджи «Березовая роща». Она у нас висит с самого начала 80-х годов. На первых порах перед ней стояло много зрителей - все в восхищении рассматривали странный свет. Потом однажды кто-то спросил: «А что, собственно, это солнечный свет или лунный?» Одни говорили - солнечный, другие - лунный. И с той поры, как-то странно, - интерес к картине у зрителей пропал. Некоторые говорят, что картина поблекла и стала неинтересной. Это бывает - картины блекнут. Вот картины Врубеля поблекли - это правда. Все серебристые тона на них постепенно исчезли. Картины его жухнут. А Куинджи все такой же, краски его не пожухли. Но только интерес к его искусству пропал. Бывало, например, о его картине «Украинская ночь» и говорили много, и писали в газетах. А ныне мало кто всматривается в нее пристально. Картины, как и люди, имеют пору своей славы И пору бесславия.

На картине В. М. Васнецова «После побоища Игоря с половцами» вы видите странные пятна вокруг заходящего солнца. Они образовались вскоре, как картина попала в галерею, и, помню, очень обеспокоили Третьякова. При ежедневном обходе он подолгу останавливался перед картиной, расспрашивал меня и Ермилова, увеличиваются пятна или нет. Наконец, и самого автора он привлек к этому делу: как исправить пятна? Виктор Михайлович пообещал прийти с красками и поправить картину. И вот через несколько дней, действительно, приходит с красками, переписывает все места вокруг солнца. Это было в отсутствие Третьякова. Когда он увидел исправления, нахмурился, заугрюмел, походил вокруг картины, потом потребовал у меня скипидара и стер все исправления, сделанные Васнецовым. Картина осталась в прежнем виде. Через несколько времени приходит Васнецов в галерею, смотрит: на картине те же пятна.

- Куда же девались исправления? - с удивлением обратился он к нам.

И очень было неудобно объяснить, куда девались его исправления. Васнецов обиделся на Третьякова и даже некоторое время не ходил в галерею. И картина до сих пор висит с теми же пятнами. Исправлял также Виктор Михайлович и картину «Богатыри». Когда картина была у нас повешена, ему что-то не понравилось в лице Добрыни Никитича. А Добрыню он писал с себя.106 Однажды приходит с красками, просит принести лесенку. Мы принесли лесенку.

- И еще принесите зеркало.

Я принес и зеркало, и Виктор Михайлович начал поправлять лицо Добрыни, поминутно заглядывая в зеркало на свое лицо.

Необыкновенный случай произошел с картиной М. Н. Версиловой-Нерчинской [107] «В своей келье». Третьяков приобрел эту картину в Петербурге у самой художницы и приказал нам повесить ее в зале верхнего этажа. Через короткое время мы заметили, что краска асфальт на картине растопилась и в виде густой смолы поползла по полотну вниз, почему-то обойдя по контуру голову и плечи монаха. Потом поползли и другие краски, образуя валы. Мы сняли картину с экспозиции, поставили монаха вниз головой, надеясь, что краски потекут назад. Но краски так и застыли. Тогда мы сами сняли лишнюю часть красок, и картина опять была повещена на место. Так она и висит до сих пор, исправленная нами.

Вот у нас «Портрет графини Зубовой» работы Тропинина. [108] Третьяков приобрел его у одного антиквара, а затем, просматривая по книгам статьи о Тропинине, наткнулся на снимок с этого портрета. Но там портрет был несколько иной: под подбородком была изображена белая лента, которой на нашем портрете не было видно. Третьяков забеспокоился: не копию ли он приобрел? Если портрет подлинный, лента должна быть. Он смыл спиртом краску, и из-под тонкого слоя появилась лента. Она и сейчас видна на портрете. Третьяков был очень доволен, что лента есть и портрет подлинный.

Сейчас самым большим успехом у посетителей пользуется суриковский зал. Здесь всегда полно народу. Я очень хорошо помню, как этот зал собирался. Сейчас вы, подходя к этому залу, видите «Боярыню Морозову» издалека, залов за пять. Знаменитая картина повешена не случайно. Она еще была в мастерской художника неоконченная, а Третьяков уже старательно искал для нее место в галерее, постоянно советовался с нами, где ее можно устроить.

- Картина очень большая, смотреть надо издали. И техника живописи требует дальнего отхода.

После долгих поисков он остановился на том зале, где она помещена теперь. [109]

Помню торжественный день, когда картину привезли. Ее везли на извозчичьем полке, свернутую трубой, краской, конечно, наружу. Помню чувство восторга, когда мы начали ее развертывать и она засияла своими изумительными красками. Раму для картины приготовили заранее: рама составная, из шести мраморных кусков, очень тяжелая. [110] Каждый кусок рамы поднимали четыре-пять человек. Все это - и картина, и рама - тяжести непомерной. Устанавливали мы картину довольно долго, но когда установили и сняли завесы со входов в зал, все испытали большую радость. Павел Михайлович ходил довольный, все свои обычные часы, которые он проводил в галерее, теперь простаивал перед картиной. И тут он впервые заметил, что подписи Сурикова на картине нет.

В. И. Суриков. Боярыня Морозова. 1881.

- Напомните Василию Ивановичу, что подписи нет. Просите подписаться, - сказал он мне.

Когда все было готово, Третьяков послал меня к Сурикову с письмом, - приглашал автора посмотреть, как устроено его произведение. Суриков пришел на следующий же день. Издали, за несколько залов, он увидел картину. Он сразу повеселел, такой довольный, улыбающийся.

- Очень хорошо, очень, - сказал он, подходя к картине.

М. В. Нестеров. Пустынник. 1888 - 1889.