Имя Бога (готичный детектив) - Марк Вайс

Не разбирая дороги, мы ринулись вперед. Краем глаза я заметил, что старшина выключил свет и сунул за пазуху компас и фонарь, чтобы было удобнее бежать.

Почти сразу ход стал подниматься наверх, и всего через минуту мы уже стояли в каком-то круглом помещении. Я подошел к мутноватому окну – оттуда под новым углом открывалась знакомая картина: пыльные кусты, грубо сколоченный стол, печальная тетя-сторож… в ту же минуту на винтовой лестнице показался профессор самого центрального университета Молдовы. В руках у него был внушительных размеров серебристый кейс.

– Вы не видели здесь такого, с бородой? – задыхаясь, спросил у профессора старшина.

На профессоре оказались совсем другие очки – не те, гаррипоттеровские, что развлекли нас с Кристи несколько дней назад, а огромные дымчатые, в массивной оправе. Его нос был виртуозно залеплен пластырем телесного цвета.

Крис одной рукой перехватил лопатку, а другой взялся за перила.

Профессор медленно попятился.

Выйдя наконец из ступора, я побежал за Кристи. На втором этаже уже слышался шум борьбы, но больше не доносилось ни звука

– Владимир Иванович, сюда! – заорал я и споткнулся о последнюю ступеньку.

Старшина ловко вскарабкался по лестнице.

Профессор извивался, как уж, и в итоге ему удалось вырваться из рук Кристи и добраться до окна. Профессор крепко прижимал к груди кейс – он-то и мешал ему обороняться – и старался отодвинуть шпингалет.

Кристи упал, но тут же вскочил и кинулся профессору на спину.

Я неловко схватил его за ноги и из последних сил крикнул:

– Это он, а не бородатый, мы ошиблись!

Отработанным движением старшина Локтев мгновенно выдернул свой ремень и скрутил руки профессора. Запыхавшийся Кристи рывком усадил его и сдернул очки. Под ними оказались еще одни: глаза профессора заплыли от чудовищных синяков.

– Открывай, сссука, – прохрипел Кристи.

– У него ж руки связаны, – отозвался старшина.

– Тогда говори, падла, код!!!

Профессор тяжело дышал, опустив голову.

– Крис, надо вызвать полицию. Есть у тебя мобильный инспектора?

– Да я сам ему полиция!

– Пусть откроет при них, так будет правильнее. Звони.

Не прошло и пятнадцати минут, как по лестнице взбежал инспектор. За это время мы успели осмотреть весь этаж, но ничего подозрительного не заметили. Шкафы решили не трогать, чтобы никто не мог сказать, будто мы что-нибудь нарушили или превысили.

– Что здесь происходит? – резко спросил инспектор.

– Это он, – веско сказал Крис. – Мы пришли сюда через дверь под землей, про которую тот парень говорил. Пусть откроет свой ящик, и увидите, что там.

– А вы уже видели?

– Нет, он, скотина, код не дает.

– И правильно делает! Немедленно развяжите!… Что вы вообще тут устроили! Простите, господин профессор, за это недоразумение, мы…

– Господин инспектор… – начал я.

– Домнуле Ботнарь… – возмущенно закричал Крис.

– Что за проблема, пусть откроет сундук, и дело с концом, – сказал старшина.

– Немедленно. Освободите. Помещение. Музея, – отчеканил инспектор. – Ждите внизу. Все задержаны. Сейчас прибудут мои коллеги, и будете писать объяснительные.

Картинным жестом он указал нам на лестницу.

– Да что ж за ерунда такая, – сокрушенно сказал старшина, наматывая ремень на руку. – Почему ж не открыть, раз там ничего такого нет?

Точным движением он смахнул кейс со стола.

Я кинулся на профессора, который мгновение назад растирал запястья с видом оскорбленной невинности, а сейчас завыл как раненое животное, почти без усилия отпихнул меня и бросился на колени возле кейса.

Старшина схватил кейс за ручку и стал тянуть к себе.

Инспектор что-то пролаял в свой сотовый.

Крис – под шумок он успел достать зубило из своего томбрайдерского рюкзака – ввинтился между профессором и старшиной.

Я сделал все что мог – попытался задержать инспектора. Ему явно не хотелось ввязываться: только сейчас я сообразил, что он явно пришел с какого-то торжества – в стального цвета костюме, белой рубашке и атласном галстуке.

А по лестнице уже грохотали армейские ботинки. В тот момент, когда патрульные один за другим стали выскакивать на площадку, кейс под Крисовым зубилом распался на две половины.

– … – потрясенно выматерился старшина.

Инспектор даже его не одернул – только очень тщательно пригладил волосы.

В Охотничьем домике не было слышно ни единого звука, кроме тяжелого дыхания нескольких человек.

– Умоляю вас, отпустите меня, аккумуляторов хватает всего на два часа… – простонал профессор.

В уцелевшей половине кейса, опутанный разноцветными проводами, колыхался в прозрачной емкости человеческий мозг. Провода выползали из аквариума и змеились к связке перемотанных скотчем батареек. По полу разлетелись листы, исписанные закорючками, ветхие книги, ноутбук, несколько блокнотов и какая-то мелочевка.

– Не трогайте, не трогайте, вызовите того, кто в этом понимает, вызовите компетентное лицо, – голос профессора почти уже не дрожал, в нем появились требовательные нотки.

– Заткни…, в рот тебе ноги, – сказал старшина.

Остальные согласно промолчали.

– Вы умрете, вы все умрете, – горячо заговорил профессор, – столько лет! Боже, столько лет…

– Господин майор, – медленно сказал в трубку инспектор. – Задержан подозреваемый. Да, так точно. Понял. Да. Да. Так точно.

Я поднял листок с закорючками.

– Это готические руны.

– … – процитировал Крис старшину Локтева.

О проблемах связи

У меня было тяжело на душе. И кто только выдумал мобильные телефоны? Пока бы их не было, можно было с чистой совестью списывать свои душевные метания на элементарное отсутствие связи, а теперь, хочешь не хочешь, придется объясняться.

Сначала я позвонил Кларе, очень сжато рассказал ей о том что случилось, и попросил передать все это Ляле – вместе с приветом от меня и Криса. Клара ответила, что я могу на нее рассчитывать – ответила так, что я понял: она лично не рассчитывает уже ни на что.

Потом пришлось долго молчать в трубку, пока шеф упражнялся на мне в остроумии.

– Ладно, черт с тобой, – в итоге сказал он, – я только не понимаю – как ты умудряешься постоянно во что-то вляпаться?! Пока будешь добираться, подумай, что из этого можно выжать, понял?

– Понял, – покорно ответил я.

Но самым сложным было позвонить маме. Вряд ли она простила бы меня, если бы узнала о моих приключениях из выпуска новостей, так что я решил работать на опережение:

– Обещаю: прямо из аэропорта – к тебе. И все расскажу, минута за минутой. Не переживай. Были проблемы, но сейчас уже все в порядке. Ну что ты молчишь, мам?

– Ох, – простонала она, – что же там случилось, что ты полетишь самолетом?

Что случилось – версия для мамы

Профессор Крачун (которого, кстати говоря, эксперты признали вменяемым), хотел облагодетельствовать человечество.

Объехав старинные молдавские и трансильванские села, он собрал неимоверное количество легенд, сохранившихся еще с тех времен, как сюда вернулись готы, набравшиеся мудрости в северных краях. Им не давало покоя золото Децебала, н о для того, чтобы заполучить его, нужно было сначала вернуть себе свою землю. Для этого готские военачальники решили использовать сохранившиеся с незапамятных времен подземные дороги – пусть у повстанцев было не столько оружия, сколько у римлян, зато теперь их воины могли выскакивать перед врагом буквально ниоткуда. И у них были выносливые и упрямые соратники – последние даки, такие же могучие и голубоглазые потомки Атлантов, как сами готы.

Эффективность этого союза был поразительной – несколько десятилетий никто не мог противостоять отрядам берсерков, которые были отважны настолько, что это граничило с безумием. Их старались заполучить правители всех сопредельных стран, но ничего не выходило – оказавшись на чужбине, богатыри погибали через несколько недель. Люди болтали, будто все дело в том, что душа воинов оставалась на родине – лишенные души, они умирали в положенные сорок дней, и предотвратить это было невозможно. Кроме того, при первой же возможности пленные убивали себя, бросившись грудью на что-нибудь острое – хоть копье, хоть крепкий сук.

Их мужество и фанатизм были непостижимыми, нечеловеческими – тут явно не обошлось без вмешательства высших сил, шептались люди. Это все Залмоксис: он брал безумных солдат под свое покровительство и посылал за ними их даймонов, чтобы те оберегали берсерков во сне и прикрывали им спину на поле боя. Залмоксис, рассуждали старухи, такой же как Иисус – возможно, они даже братья, только один занят тем, чтобы что пестует боевой дух в настоящих мужчинах, а другой старается чтобы все остальные не забывали: кроме силы, крови и золота есть нежность, любовь и дети… а им очень трудно объяснить, зачем это нужно – убивать без жалости правых и виноватых, перерезать горло младенцам и сжигать на кострах их матерей, чтобы спасти их вечную душу.